Назад

Версия для слабовидящих

Настройки

Русская Ривьера

№52 апрель 2019

Крым стал частью Российской империи еще при Екатерине II, однако реальное вхождение его в культурно-историческое пространство России состоялось много позже

В самом начале XIX века служивший в Крыму Павел Сумароков, племянник поэта Александра Сумарокова, чувствовал себя здесь таким же иностранцем, «как был бы в Тунисе или между кафров». И несмотря на все усилия по освоению полуострова, предпринятые позже новороссийским генерал-губернатором Михаилом Воронцовым и подчиненными ему гражданскими губернаторами, до середины этого века он походил более на заморскую колонию, нежели на часть империи. Все переменилось после Крымской войны 1853–1856 годов, драматические события которой поставили одну из отдаленных окраин в самый центр общественного внимания и интереса.

Русская Троя и Русский Афон

Это «ментальное» освоение полуострова происходило весьма интересным образом. Недостаточно сказать, что после Крымской войны и обороны Севастополя он стал гораздо более «русским», чем был до этого. «Обрусение» Крыма в общественном сознании и культурном пространстве осуществлялось посредством соотнесения определенных местных (становившихся общенациональными) реалий с уже хорошо известными историческими образами. Именно так родилась, например, метафора Севастополя как «Русской Трои» (ее создание приписывают французскому писателю Виктору Гюго). Иными словами, осознание «национального смысла» места и события шло тут рука об руку с пониманием их мирового значения. В этом отношении Крым оказался как бы идейным мостом между национальным и всемирным, тем пространством, где Россия непосредственно включается в мировую историю.

Руины античного Херсонеса близ Севастополя. Худ. К. Боссоли. Середина XIX века

Аналогичным путем шло и «духовное» освоение полуострова. Вопрос о превращении Крыма в Русский Афон поставил архиепископ Иннокентий (Борисов), назначенный Святейшим синодом в 1848 году предстоятелем Херсоно-Таврической кафедры. Идеи святителя Иннокентия, умершего в 1857-м, обрели благоприятную почву и реализовались в последующие десятилетия созданием (мыслимым как воссоздание) целого ряда монастырей, духовных училищ, а также строительством храмов. Среди развалин Севастополя после бомбардировок англо-французской артиллерии в 1854–1855 годах вдруг выделились руины античного и средневекового Херсонеса – места крещения святого князя Владимира и, стало быть, всей Руси: святость недавних разрушений как бы многократно умножалась непосредственным соседством с древними руинами.

Но все же, насколько бы важным ни было сложившееся в середине XIX века общественное восприятие Крыма в качестве Русской Трои или Русского Афона, определяющим в конце концов стал более широкий и прагматический образ полуострова, воплотившийся в понимании его как Русской Ривьеры.

Дикое побережье

Сегодня эта метафора – Русская Ривьера – по отношению к Крыму и Черноморскому побережью Кавказа предстает как нечто само собой разумеющееся, однако так было не всегда. До второй половины XIX века Крымский полуостров предпочитали сравнивать со Швейцарией.

Примечательно, что Средиземноморское побережье Франции и Италии в качестве эпонима русского Причерноморья в литературе не встречается. Более того, знакомство российской публики с этой заграничной географической областью началось едва ли не со скандала. В октябре 1856 года вдовствующая императрица Александра Федоровна, супруга почившего в 1855-м Николая I, отправилась в Ниццу, чтобы провести там зиму. Казалось бы, что предосудительного в желании августейшей особы? И тем не менее ее поступок вызвал толки: прошло ведь всего чуть более полугода после окончания Крымской войны, в которой на стороне враждебной России коалиции выступал сардинский король Виктор Эммануил II – в то время суверен Ниццы. Вражда, однако, была забыта чрезвычайно быстро, и вскоре члены императорской фамилии, а вслед за ними и представители русской аристократии облюбовали для отдыха Лазурный Берег (как говорили французы) или Ривьеру (как называли побережье на итальянский манер) и организовали здесь что-то вроде своей колонии – с православным храмом и кладбищем.

Мисхор. Крымское имение Л. А. Нарышкина. Худ. К. Боссоли. Середина XIX века (Фото: FAI/Legion-Media)

Впрочем, семейству императора Александра II (его супруга Мария Александровна была больна бугорчаткой, то есть туберкулезом) по разным причинам было не совсем удобно каждый раз отправляться столь далеко от родины, и монарха привлекло не менее чарующее, хотя и гораздо более дикое Южное побережье Крыма. Считается, что на целебные свойства юга полуострова указал императору придворный врач Сергей Боткин. В начале 1860-х годов Удельное ведомство купило у наследников графа Льва Потоцкого имение Ливадия, где вскоре для государя был построен дворец. Ницца словно перенеслась в Ялту, а побережье Крыма получило новое, сперва полушутливое название – Русская Ривьера. К 1897 году, когда доктор Евгений Иванов решил сравнить лечебные свойства настоящей Ривьеры и Южного берега Крыма и опубликовал на эту тему специальную работу, это название было уже вполне употребимым не только в шутку, но и всерьез.

Основание царской резиденции в Крыму являлось актом несомненно политическим, но при этом довольно рискованным. Военно-морских сил для защиты этой пограничной местности империи не было: Черноморский флот, затопленный во имя спасения Севастополя во время Крымской войны, лежал на дне бухты, а новые корабли на Черном море России запрещал строить Парижский трактат. Севастополь – крупнейший город и порт полуострова – был разрушен, и его восстановление вызывало огромные трудности, поскольку согласно тому же трактату Российская империя утратила право иметь крепости на Черном море. Население Крыма сильно сократилось, причем как вследствие проходивших на его территории военных действий, так и в результате массовой эмиграции крымских татар в Турцию в 1862–1863 годах. Местные землевладельцы отчаянно взывали ко двору с жалобами на крайнюю нехватку рабочей силы и запустение сельскохозяйственных угодий.

Тем не менее императорская семья все чаще приезжала в Крым, а следовательно, увеличивался и административно-финансовый ресурс для подъема хозяйства полуострова. Очень быстро Ливадия стала четвертой после Зимнего дворца, Царского Села и Московского Кремля царской резиденцией, и этот ее статус оказался совершенно неоспоримым после того, как в октябре 1894 года именно здесь окончил свои дни император Александр III.

Железная дорога

Наряду с основанием летней царской резиденции огромную роль в развитии Русской Ривьеры, безусловно, сыграло строительство в 1872–1875 годах железной дороги до Севастополя от станции Лозовая Харьковской линии. Последовавшее за отменой запретительных статей Парижского трактата, оно было обусловлено в том числе перспективами возрождения Черноморского флота.

Железная дорога открыла широкие возможности для поставок крымской продукции на внутрироссийский рынок. Именно со строительства железной дороги и следует вести отсчет расцвета садоводства и виноградарства на полуострове. В иные наиболее удачливые в климатическом отношении годы отсюда на север вывозилось до 8 млн пудов фруктов, а второе и третье места по объемам поставок занимали вино и забытый сегодня крымский табак.

Что касается внешней торговли, то здесь решительно преобладал экспорт пшеницы, которая и поныне славится своими качествами. Если с 1856 по 1877 год, как сообщает нам историк Павел Марциновский, объем годового экспорта (преимущественно зерновых) из Крыма составлял в среднем 1,4 млн рублей, то с 1878 по 1897 год – уже 18,2 млн, а с 1898 по 1914 год – 23,6 млн рублей. Вывозилась продукция в основном из Феодосии, ставшей главным торговым портом полуострова после того, как Севастополь вновь обрел статус военной гавани и крепости. Большое значение для становления причерноморской торговли имела деятельность Российского общества пароходства и торговли, основанного вскоре после Крымской войны.

Эпоха Великих реформ оказала благотворное влияние на Крым не столько ввиду отмены крепостного права, которого в Таврической губернии и без того практически не было, сколько ввиду создания системы земских учреждений, много способствовавших развитию местной культуры. Роль земств и городских самоуправлений была чрезвычайно велика с точки зрения внедрения технических новинок в сельском хозяйстве, но особенно в сферах здравоохранения и образования, а также городского и сельского благоустройства. Именно стараниями местного земства Ялта стала пятым в России городом (после Риги, Варшавы, Санкт-Петербурга и Москвы), где появилась сливная канализация.

К столетию присоединения Крыма к России, которое отмечалось в 1883 году, он представлял собой своеобразный уменьшенный слепок многонациональной империи. Благодаря активным миграционным процессам доля славянского (великорусского и малороссийского) компонента в населении Крыма неуклонно росла, а татарского, напротив, сокращалась, и при этом становился больше удельный вес иных «инородцев» (евреев, немцев, болгар, армян, чехов и представителей других народов, переселение которых на полуостров поощрялось правительством).

Первая Всероссийская перепись населения 1897 года зафиксировала в Крыму преобладание русских вместе с украинцами (33,11% и 11,84% соответственно) над татарами (35,55%) при общей численности почти 600 тыс. человек (доля немцев составляла 5,78%, евреев – 4,42%, греков – 3,13%, болгар – 1,36%). В начале ХХ века эти тенденции сохранялись. К 1917 году количество русских вместе с украинцами достигло более чем 50% жителей, в то время как доля татар упала ниже 30-процентной отметки. Теперь Крым с еще большим, чем прежде, основанием можно было назвать Русской Ривьерой.

Между тем было бы ошибкой трактовать государственную политику Российской империи на полуострове как «антитатарскую». Всплески эмиграции татар, обусловленные главным образом экономическими причинами, негативно сказывались на развитии края, поэтому правительство и губернаторы всячески стремились предотвратить такой отток населения. Несмотря на снижение доли крымских татар, их количество в абсолютных цифрах после волны эмиграции 1860-х годов продолжало расти. В 1880-х начался процесс культурного возрождения в среде крымских мусульман, что было связано с деятельностью крымско-татарского просветителя, издателя и публициста Исмаила Гаспринского. С 1883 года в Бахчисарае под его редакцией стала выходить первая тюркоязычная газета в России – «Терджиман» («Переводчик»), сыгравшая большую роль в просвещении тюркских народов империи. С высочайшего разрешения с конца XIX века военную службу на полуострове нес конный полк, контингент которого набирался преимущественно из крымских татар.

Крымские татары и сформированный ими культурный ландшафт оставались, пожалуй, важнейшей органической частью Русской Ривьеры или, если угодно, Русской Альгамбры.

Курортная лихорадка

Поток приезжающих в Крым значительно увеличился после введения в июне 1891 года нового железнодорожного тарифа, многократно удешевившего проезд. Казалось бы, немногим более суток от Москвы и двух суток от Санкт-Петербурга требовалось, чтобы добраться до побережья теплого Черного моря. Однако путь от Симферополя и Севастополя к вожделенным местам морских купаний был сопряжен с немалыми трудностями. Не менее 12 часов нужно было затратить на путешествие каботажными пароходиками морем или дилижансом по извилистым горным крымским дорогам.

Все эти неудобства вызвали к жизни многочисленные грандиозные проекты проведения железной дороги на Южный берег Крыма, в которых соревновались богатейшие железнодорожные компании, земства, инженеры (в их ряду встречаем и писателя Николая Гарина-Михайловского), а также разного рода меценаты и авантюристы. Но, как писали газеты, над проектом дороги словно навис какой-то злой рок. То инженер, везший готовые чертежи, погиб во время кораблекрушения, то интриги конкурентов затормозили уже почти согласованный в Министерстве путей сообщения разработанный план, то революционные события 1905–1907 годов заставили отложить реализацию заманчивой идеи. Последний проект дороги, получивший окончательное утверждение, был заморожен из-за начавшейся в 1914 году войны… Одновременно обсуждалось еще несколько дерзких начинаний, призванных связать полуостров с основной частью империи, таких как строительство моста через Керченский пролив и судоходного канала между Черным и Азовским морями через Сиваш.

Курорт Суук-Су около Гурзуфа (ныне на территории лагеря «Артек»). Начало ХХ века

В начале ХХ века курорты Крыма ежегодно принимали до 100 тыс. человек – ничтожное по нынешним меркам количество. Далеко не все эти люди устремлялись на Русскую Ривьеру в поисках лишь отдыха и наслаждений. Значительную часть приезжающих гнал на юг истинный бич раннекапиталистического города – с некоторых пор «модный» и в России туберкулез, «противоядие» от которого в виде антибиотиков еще не было изобретено. Врачи и их пациенты ожидали спасения от недуга благодаря особому крымскому климату и сочетанию горного и морского воздуха. Южный берег, однако, не мог удовлетворить возросший спрос даже имущей публики, не говоря уже о людях со средним достатком. Из-за переполненности гостиниц и сдаваемых внаем частных дач, а также трудностей с подвозом продуктов цены на все самые необходимые вещи в сезон едва ли не удесятерялись. «Появляться в эту пору на горизонте Ялты, – сетовал один из курортных бытописателей, – человеку небогатому или даже с ограниченными средствами очень неосторожно. Ограбят дочиста и приведут нервную систему в такое состояние, от которого придется долго оправляться».

Своеобразная сезонная «золотая лихорадка» привлекла сюда капиталы для курортного строительства. Первыми анонимными меценатами стали представители царской семьи. Еще в 1874-м, идя навстречу пожеланиям близкой ко двору публики, желавшей разделить с августейшей четой радость пребывания на отдыхе, были выделены деньги на сооружение большой фешенебельной гостиницы «Россия» в Ялте, на долгие годы ставшей образцом для соответствующих построек. Решились на реализацию крупных проектов и некоторые энтузиасты. В 1881-м известнейший железнодорожный подрядчик Петр Губонин купил земли близ татарской деревни Гурзуф с намерением воплотить в жизнь дерзкий проект первого русского курорта, по уровню комфорта не уступающего заграничным. За достаточно короткий период здесь возник ряд шикарных по меркам того времени гостиниц. К 1890-м годам имущество губонинского курорта оценивалось в 3,5 млн рублей. Правда, после смерти хозяина оказалось, что его наследники совершенно не в состоянии финансировать это планировавшееся доходным, но обернувшееся чрезвычайными затратами предприятие.

Губонинская затея продемонстрировала, насколько рискованным был подобный бизнес. Тем не менее в начале ХХ века новые курорты росли как грибы: Симеиз Мальцовых, Суук-Су Владимира Березина и Ольги Соловьевой, Алупка-Сара Трубецких, Форос Александра Кузнецова… Еще большие вложения в инфраструктуру делали средние и мелкие землевладельцы и капиталисты. В курорты превращались деревни и маленькие прежде городки: Евпатория, Балаклава, Алушта, Судак.

Крым как место отдыха вошел в моду и стал неотъемлемой частью русской культуры. Легче перечислить тех литераторов, художников и музыкантов, которые ни разу не посещали полуостров, нежели тех, кто оказывался его гостем на более или менее значительный срок. Пусть, как писал поэт Максимилиан Волошин, взгляд русских авторов на Крым – это большей частью взгляд туристов, только издали осматривающих прославленные берега.

Уже в конце XIX века полуостров стал практически постоянным пристанищем для Антона Чехова, а вскоре и сам Волошин явился genius loci крымской Киммерии. Примерно в то же время Таврида начала вхождение в историю русского изобразительного искусства. По крайней мере со второй половины XIX столетия Крым, и особенно его Южный берег, постепенно заменял нашим художникам Италию, привнося в отечественную живопись неподражаемый свет южного солнца, загадочный абрис гор и невероятный цвет моря, каким мы видим его на картинах Ивана Айвазовского.

Формирование Русской Ривьеры стало историческим, бытовым и культурным фактом к концу XIX века: теперь Крым вмещал в себя и Русский Афон, и Русскую Трою, и даже Русскую Альгамбру. Полуостров превращался в ту точку пересечения, где Россия встречается с миром, и эти встречи небывалым образом обогащали как местный культурный ландшафт, так и символическое пространство российской общественной жизни и культуры.

 

Что почитать?

Мальгин А.В. Русская Ривьера. Курорты, туризм и отдых в Крыму в эпоху империи. Конец XVIII – начало ХХ в. Симферополь, 2004

Калинин Н.Н., Земляниченко М.А. Романовы и Крым. Симферополь, 2015

Андрей Мальгин