Особый праздник

Фото: ВИКТОР ВЕЛИКЖАНИН/ТАСС

К маю 1945 года от нашего полка после боев почти никого не осталось. Мы тогда остановились в опустелой Померании, на подходе к Одеру, и ждали пополнения…

День 9 мая 1945 года стал для всех нас днем незабываемой радости. Мы палили в воздух. При этом не было никакой парадности. Ненадолго установилось редкое на войне время вольницы. Было ощущение чего-то очень важного, неизъяснимого. Казалось, вот сейчас начнется необыкновенно радостная жизнь. Мы ведь до этого о Победе и не заговаривали. Все чувствовали, что скоро войне конец, но не упоминали об этом в разговорах, как никогда не упоминали о Боге.

А начинал я войну в подмосковном Наро-Фоминске, там формировалась наша часть. Сначала был радистом. Как известно, американцы по ленд-лизу посылали нам свои самоходки – М10. Вот на такой самоходке я и оказался на фронте. Это были хорошие машины, сделанные по тогдашнему последнему слову техники. Но настоящих фронтовых испытаний они не выдерживали! Американцы, быть может, воевали на этих машинах в Северной Африке, но в Белоруссии это было пустое дело…

Впереди шла рота танков Т-34, за ними – наша самоходная батарея. Получили приказ ждать саперов. Вспоминаю этот солнечный день. Тишина, никакого ощущения реальной войны, блаженство… Вся наша батарея состояла из таких, как я, – тех, кто только что попал на фронт. Ждали нового

приказа. Саперов не было. Кто-то вышел на обочину, я тоже вылез из самоходки. Неожиданно в воздухе показался германский разведчик – огромная «рама». Он покрутился над нами, но почему-то это нас не привело в чувство. А гитлеровцы действовали наверняка. И вскоре на другой стороне реки появились две тяжелые «пантеры» и почти в упор расстреляли и наши танки, и нашу батарею. У этих немецких машин была большая величина прямого выстрела, недостижимая для Т-34. Я помню, как мы – те, кто остался жив, – понуро брели прочь. Было больно и стыдно. Когда мы отошли довольно далеко от горящих наших машин, я увидел одного офицера, видимо опытного военного. Он смотрел на нас, мягко сказать, с укоризной. Мы подвели его, совершили непоправимую ошибку…

Новая долгожданная матчасть пришла к нам из Горького (теперь это Нижний Новгород), из цехов знаменитого автозавода. Это были уже не американские самоходки, а наши СУ-76. Легкие. Правда, в отличие от американских, без радиостанций. И тут я из радиста превратился в заряжающего. Самая простая и самая примитивная работа в танке или в самоходке – это как раз заряжающий. Командир машины, командир орудия могут что-то видеть, механик-водитель тоже может что-то видеть, а заряжающий ничего не видит. Только забивает снаряд, потом следующий. Один, другой, следующий. Машинальная работа.

Наш полк вошел в Прибалтику в конце лета. Я помню эту дождливую ночь. За нами шла пехота, ее вел младший лейтенант. Я смотрел из своей самоходки на идущих за нами бойцов, и мне они казались почти стариками.

Им было по 35, от силы 40 лет. Я думал: «Как мне повезло, что я не в пехоте. Мы едем, а они бредут в полном обмундировании, с вещмешками, с автоматами. Тяжело им…»

Есть такие города на берегу Балтийского моря, в Литве, тогда они назывались на немецкий лад Кретинген и Паланген. В советское время это были известные курорты – Кретинга и Паланга. На рассвете где-то между

ними мы нарвались на танковый заслон, который оставили немцы. Они открыли огонь.

Я успел зарядить один снаряд, второй, а дальше – ничего не помню. Помню только, что я лежу в лощине, а рядом страшно кричит мой командир орудия – тяжело раненный… Механик-водитель и командир машины остались там навсегда. Нас подобрали. После этого – полевой госпиталь. Из госпиталя мне удалось вернуться в свою часть. Это было счастье. Я надеялся, что встречу там ребят, которых знал. Но когда вернулся, никого уже не было. И машин наших не было. Одни сгорели, другие разбили. И в этом ни с чем не сравнимая горечь войны…

Наше поколение многого было лишено, но почти все ощущали высокий смысл понятия Родина. Нас так воспитывали, что, если требовалось, мы готовы были встать на защиту Отечества без каких-либо колебаний. Именно поэтому столько было добровольцев. К счастью, в России всегда хватает светлых людей – в любом городе, в любом селе. Не перевелись они и теперь.