Вместо Горбачева

Тридцать пять лет назад, в апреле 1985 года, только что ставший лидером страны Михаил Горбачев провозгласил курс на ускорение социально-экономического развития государства и перестройку советского общества. Именно перестройку многие считают причиной, а самого Горбачева – виновником краха СССР

 

Приход Горбачева к власти часто называют началом конца советской эпохи: мол, займи пост генерального секретаря ЦК КПСС кто-то другой – и Советский Союз продолжил бы свое существование, а может быть, благополучно дожил бы до сегодняшнего дня. Но были ли альтернативы у этого кадрового решения? 

К моменту смерти 73-летнего горбачевского предшественника Константина Черненко средний возраст членов Политбюро превышал 67 лет, и лишь двоим из них – самому Горбачеву и Виталию Воротникову – было меньше 60. Все понимали, что дни Черненко сочтены и ему придется искать замену. 

 

Кадровый пасьянс 

Из сравнительно молодых членов Политбюро, помимо самого Горбачева, претендентами на власть могли стать Гейдар Алиев и Григорий Романов. Алиев, партийный лидер Азербайджанской ССР, обладал немалым авторитетом и на Кавказе, и в Москве. Историк Александр Пученков говорит: «Алиев представлял собой невероятно сильную фигуру. По мнению разных людей, которые хорошо знали ситуацию, Алиев был готовый глава государства. Но мешало то, что он был азербайджанцем, а после Сталина видеть первым лицом СССР еще одного южанина советские люди не пожелали бы». 

Григорий Романов также имел авторитет, но вся его карьера строилась в Ленинграде, он был региональным лидером и лишь несколько лет занимался делами общегосударственного масштаба, что лишило его возможности обзавестись необходимыми союзниками. Сам он любил вспоминать, как однажды Леонид Брежнев в разговоре с президентом Франции назвал его своим преемником. Эти претензии на власть и обусловили вывод Романова из состава Политбюро уже 1 июля 1985 года. Помимо прочего, «тогда его считали человеком, зависимым от алкоголя, он имел плохую репутацию, даже в народе. Про него ходило много анекдотов, слухов о свадьбе его дочери в Зимнем дворце и о том, что он разбил на счастье несколько предметов из сервиза Екатерины II. Романов очень жестко относился к диссидентам, это общеизвестно. А у Горбачева еще не было никакой репутации, о нем не так много знали», – рассказывает историк Рой Медведев. 

Из старой гвардии кандидатом в лидеры считался глава Московского горкома партии, фактический хозяин столицы Виктор Гришин. Однако он был уже в годах и не слишком популярен. То же можно сказать про председателя Комитета партийного контроля Михаила Соломенцева. Среди сильных фигур выделялся и лидер Компартии Украины Владимир Щербицкий. Как о возможном претенденте на пост генерального секретаря о нем говорили еще при Брежневе. Личный брежневский фотограф Владимир Мусаэльян утверждает в интервью: «Именно Щербицкого генсек планировал сделать своим преемником. Не хватило недели. Умер Брежнев 10 ноября 1982 года, а 18 ноября должен был состояться Пленум ЦК КПСС, где и прозвучало бы имя преемника». 

Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев (слева) и первый секретарь ЦК Компартии Азербайджана Гейдар Алиев. 1978 год

Занять пост после Черненко также мог маршал Советского Союза Дмитрий Устинов. «Он был немолод, человек вулканической энергии, настоящий сталинский нарком, хоть и без опыта партийной работы, – говорит Александр Пученков. – Устинов был близок к Черненко и вполне мог стать его преемником. Но неожиданно заболел и умер 20 декабря 1984 года. Не случись этого, оказался бы он на посту генсека? Трудно сказать. Есть все основания утверждать, что 76-летний Устинов, имея в виду свой преклонный возраст, сам поддержал бы Горбачева. С моей точки зрения, после смерти министра обороны других вариантов не существовало». 

Член Политбюро ЦК КПСС, первый секретарь ЦК Компартии Украины Владимир Щербицкий

Член Политбюро ЦК КПСС, секретарь ЦК КПСС Григорий Романов

Горбачев обладал всеми мыслимыми достоинствами. По происхождению – из крестьян, в юности за трудовые успехи был награжден орденом Трудового Красного Знамени, внук председателя колхоза, сын фронтовика. Отличник юридического факультета МГУ – абсолютно исключительное обстоятельство для руководителя СССР. Обаятельный человек, умеющий поддержать любую тему в разговоре с кем угодно – от членов Политбюро до премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер, с которой будущий генсек встретился в 1984 году. Свободная речь «без бумажки», «молодой» 54-летний возраст и кипучая энергия не могли не выделять Горбачева на тусклом фоне «кремлевских старцев». 

Все это сумело очаровать и Юрия Андропова. Существует распространенная версия о том, что генсек завещал власть Горбачеву. По крайней мере, так об этом рассказывал помощник Андропова по экономике Аркадий Вольский. Однако никаких иных свидетельств, подтверждающих слова Вольского, до сих пор не обнаружено. Пост генсека занял 72-летний Константин Черненко. Состояние здоровья часто не позволяло ему заниматься текущими делами, и он, хотя сам не жаловал Горбачева, поручил тому председательствовать на заседаниях Политбюро в свое отсутствие. Александр Пученков утверждает: «Черненко превратил Горбачева в "наследного принца". Фактически именно Черненко, а не Андропов сделал Горбачева вторым лицом в государстве. Должности второго секретаря официально не было, но де-факто она существовала. Этот человек заменял генсека и в случае его ухода, можно сказать, автоматически становился главой государства». 

 

Коллективная слепота 

Сегодня можно только удивляться той коллективной слепоте, с которой члены Политбюро вручили власть будущему могильщику оберегаемой ими системы. На заседании Политбюро сразу после объявления о смерти Черненко министр иностранных дел, несгибаемый «Мистер Нет» Андрей Громыко предложил на пост генсека Михаила Горбачева, отметив его несомненные достоинства. Как и предрекали ранее, кандидатура, выдвинутая столь авторитетным лицом, не была оспорена. Затем в игру вступил Егор Лигачев. Он оперативно обзвонил всех краевых секретарей и таким образом предотвратил любые возражения или даже обсуждения кандидатуры Горбачева. Через несколько часов на Пленуме ЦК партии предложение о персоне нового генерального секретаря встретили овацией, голосование было единодушным. 

Люди, поддержавшие Горбачева на первом этапе, получили свое. Громыко занял спокойную должность председателя Президиума Верховного Совета. Директор Института мировой экономики и международных отношений АН СССР Александр Яковлев стал заведующим отделом пропаганды ЦК КПСС. Лигачев вошел в состав Политбюро. Гришин, Романов, Соломенцев, напротив, потеряли свои позиции. Все сложилось так, как задумывалось. 

Пожалел ли Андрей Громыко о своем решении поддержать Горбачева, никто уже не узнает. Его сын Анатолий утверждал: «Громыко совсем разуверился в этом человеке [Горбачеве. – «Историк»]». Но открыто он этого никогда не говорил даже в беседах с сыном, так как считал критику руководства вредной для партии и государства. А на прямой вопрос, заданный Анатолием, ответил так: «Нет, не жалею. Я поддерживал не просто Горбачева, а большие перемены… Беда в другом – Горбачев с работой не справляется». Однако во втором томе воспоминаний Громыко «Памятное», вышедшем после его смерти в июле 1989 года, нет никаких сомнений: «Возглавлять страну должно руководство, во главе которого стоит М.С. Горбачев. Этому руководству по плечу решать исторические по своему значению проблемы как в хозяйственном строительстве, так и в социальном развитии страны. Оно решает и сложные внешнеполитические задачи, инициативно и с убежденностью отстаивая великое дело мира». Но и сказано, и издано это было еще в советские времена, когда откровенность не приветствовалась. 

Между тем даже при всей дипломатической сдержанности Громыко не мог скрыть недоумения по поводу назначения нового министра иностранных дел. Предложив на эту должность не имевшего никакого внешнеполитического опыта Эдуарда Шеварднадзе, Горбачев игнорировал советы Громыко, у которого были заготовлены свои кандидатуры. Анатолий Громыко согласился с недовольством отца по этому поводу и даже назвал «катастрофический внешнеполитический курс Горбачева и Шеварднадзе» одной из основных причин развала СССР. В частности, встречу Горбачева с президентом США Джорджем Бушем – старшим на Мальте в декабре 1989 года он окрестил «политическим и дипломатическим Чернобылем советской внешней политики». 

 

«Умирала сама система» 

Но позиция Андрея Громыко – не единственная точка зрения на роль Горбачева в истории СССР. «Люди, которые поддерживали Горбачева, в том числе Андропов, не могли предугадать итог его правления, но его взгляды понимали, осознавали, что затягивания гаек не будет. Все эти старые кадры, тот же Громыко, боялись не демократизации. Они боялись возвращения назад. И Брежнев был переходной фигурой между Хрущевым и Горбачевым. Уже при Брежневе можно было рассказывать анекдоты, реже сажали, не расстреливали. Ничего особенного в Горбачеве не было, это была логика развития постсталинского социализма. Очередная ступень распада, – считает философ Александр Ципко, бывший работник ЦК КПСС. – Если бы не пришел Горбачев, эта система сколько-то еще просуществовала, но недолго. Она была изначально мертвой. Ее добил не Горбачев, а Рейган, когда опустил цены на нефть с 32 до 6–10 долларов за баррель в 1986 году. Экономика, при которой огромная страна самостоятельно не могла покрыть потребности населения даже в хлебе, этого не пережила». 

Такая позиция наиболее близка к взгляду самого Горбачева. «В СССР менее чем за три года ушли из жизни три генеральных секретаря, три лидера страны, несколько наиболее видных членов Политбюро. <…> Был в этом какой-то символический знак. Умирала сама система, ее застойная, старческая кровь уже не имела жизненных сил», – написал он в воспоминаниях «Наедине с собой». Впрочем, в интервью Горбачев не раз говорил и прямо противоположное. Заочно отвечая своим критикам, он давал понять: никто не подталкивал его к перестройке и гласности, новому мышлению в международной политике. Мол, решение начать перемены – исключительно его личный выбор, его добрая воля. Он сам говорил много лет спустя: не затеял бы перестройку, до сих пор сидел бы в кресле генсека. 

В этом смысле остается лишь гадать, какая судьба была бы уготована Советскому Союзу и его коммунистической партии, не стань Горбачев лидером страны и не затей он перестройку весной 1985-го. 

 

 

 

Фактор Громыко 

 

О том, что предшествовало избранию Михаила Горбачева на пост лидера коммунистической партии, а значит, и всего Советского государства, подробно рассказывается в мемуарах Анатолия Громыко – сына министра иностранных дел СССР (1957–1985) Андрея Громыко, который сыграл в истории с приходом Горбачева к власти ключевую роль 

Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев (справа) и министр иностранных дел СССР Андрей Громыко. Март 1985 года

Книга «Андрей Громыко. Полет его стрелы. Воспоминания и размышления сына» была написана членом-корреспондентом РАН Анатолием Громыко (1932–2017). Один из ее ключевых эпизодов рассказывает о закулисных переговорах, в которых ему довелось участвовать на рубеже 1984–1985 годов. К этому времени всем было ясно, что дни генерального секретаря ЦК КПСС Константина Черненко сочтены. В этих условиях директор Института востоковедения Академии наук СССР Евгений Примаков и директор ИМЭМО АН СССР Александр Яковлев – вероятно, с подачи самого Михаила Горбачева – постарались добиться поддержки его кандидатуры со стороны одного из самых влиятельных членов Политбюро ЦК КПСС Андрея Громыко. 

Фактически Громыко-младший выполнял роль посредника в заочных переговорах между директорами академических институтов с одной стороны и своим отцом – с другой. Итогом договоренностей стало избрание Горбачева новым лидером страны. 

В своей книге Громыко-младший так описывал мотивацию отца: «Андрей Громыко, посвятивший всю свою жизнь советской внешней политике и дипломатии, оказался одним из главных игроков за политическим столом с поистине дьявольскими ставками, где проигрыш и выигрыш были так же зыбки, как палуба корабля, входящего в зону урагана. <…> Тщеславие и капризы, пустозвонство и надменность, а главное, лицемерие – все это надо было отбросить в сторону с одной целью – спасти корабль. Сделать это можно было только с помощью решительных неординарных шагов, оперевшись на молодые кадры в партии и государстве». Впоследствии Андрей Громыко, ставший свидетелем многих внутри- и особенно внешнеполитических кульбитов своего ставленника, еще не раз пожалеет о сделанном выборе. Впрочем, до кульминации горбачевской перестройки – распада Советского Союза – он не доживет… 

Предлагаем вниманию читателей журнала «Историк» отрывки из воспоминаний Анатолия Громыко о ситуации начала 1985 года. 

 

Прогулка с Примаковым 

Для меня было ясно, что ситуация в верхах принимает критический характер и начинается подспудная борьба за власть и за места около нее. 

Генеральный секретарь ЦК КПСС Константин Черненко и член Политбюро ЦК КПСС, первый секретарь Московского городского комитета КПСС Виктор Гришин (справа). 7 марта 1984 года

Вскоре мое понимание существа момента получило подтверждение. Утром на работе зазвонил телефон правительственной связи. В трубке я услышал знакомый голос директора Института востоковедения Евгения Примакова: 

– Надо бы встретиться. 

– Когда тебя устраивает? 

– Сегодня, в любое время. 

Появление Примакова в моем кабинете, а меня у него было делом обычным. Мы с ним встречались часто. Много раз вместе участвовали в международных и всесоюзных совещаниях. Были если не друзьями, то хорошими знакомыми. Сумели установить друг с другом доверительные отношения. Я всегда помогал Евгению, а он – мне. Считал его порядочным человеком, умевшим сохранять человечность при любых обстоятельствах. <…> 

– Давай пройдемся, благо рядом Патриаршие пруды, побудем на свежем воздухе. 

– Я пройдусь с удовольствием, тем более с тобой. 

<…> 

– Анатолий, дело приобретает серьезный оборот. Черненко долго не протянет. Надо действовать. Нельзя допустить, чтобы ситуация развивалась сама по себе. Как ты считаешь? 

Мне было ясно, что не мое личное мнение интересовало Евгения, а то, какую позицию займет в складывающейся неопределенной обстановке отец. Я не стал ничего придумывать и домысливать, как это любят делать многие, хотя важные решения принимаются единицами. 

– Ситуация сейчас со многими неизвестными. С отцом я на эти темы не беседую. Не видел его уже недели две. Мой заход к Черненко был, как я тебе уже рассказывал, неудачным. От Зимянина [секретаря ЦК КПСС. – «Историк»] я получил нагоняй. 

– Я не об этом. Ты же понимаешь, о чем идет разговор: кто придет после Черненко. 

У меня пропали все сомнения. Примаков выяснял у меня, собирается ли Андрей Андреевич бороться за пост генсека. Ответить ему на этот вопрос я не мог, так как сам не был уверен, как себя в дальнейшем поведет отец. 

– Сейчас я ничего определенного сказать не могу. Знаю одно, отец будет вести себя с учетом интересов государства, а не своей личности. 

На этом мы с Примаковым расстались, договорившись встретиться вновь. <…> 

 

«К Горбачеву не ходи» 

Мы с отцом обсудили складывающуюся ситуацию. Андрей Громыко мне не только доверял, но и со мной советовался. 

– Как ты считаешь, Толя, будут развиваться события? Что говорят в Академии наук твои коллеги? Только будь точен, не выдумывай, этим у нас многие грешат. Не знают ни черта, а лезут с советами, как иногда говорил Хрущев, «выпендриваются». 

Такое начало, несвойственное обычно сдержанному отцу, меня удивило. Я понял, что он тоже нервничает, хотя старается этого не показывать. 

– Нехорошо, конечно, отец, так говорить, но все ждут кончины Черненко, считают, что он просто не на месте. Его приход к власти рассматривают как недоразумение. Как это могло случиться? Ведь он действительно не может… 

Я осекся. Отец шел рядом молча, но при этом поднял руку и указательным пальцем делал какие-то вращательные движения в мою сторону. 

– Запрещаю тебе так говорить о Константине Устиновиче… он очень порядочный человек, сильно переживает свое состояние. 

– Я не Черненко критикую, а рассказываю тебе, о чем люди говорят. 

– Говори, если есть что сказать! <…> 

– Со мной встречаются многие, и у всех один вопрос: «Что будет делать Громыко, куда дальше пойдем?» <…> Отец, надо определиться, будешь ли ты претендовать на первую роль в партии и государстве или поддержишь другую кандидатуру. 

Я остановился, не зная, что еще можно сказать. На все мои вопросы отец ответил почти сразу: 

– Я погорячился, не обращай внимания. Должен сказать, разговоры с тобой для меня отдушина, я рад нашим встречам, ты во многом хорошо ориентируешься. Твои советы много для меня значат. Ни с кем, сын, я не могу так откровенно поговорить. Кого прочат в генсеки, о ком говорят в твоем кругу? 

– До смерти Устинова говорили о нем и о Гришине. Теперь говорят о Гришине, тебе и Романове. Называют также Горбачева. 

– Горбачева? 

– Да, но не часто. Говорят, он молод, хорошо образован – одним словом, перспективен.

– Опыта у него маловато. 

– Но ведь молод, всех это в первую очередь и привлекает. 

Эта беседа несколько раз приобретала неожиданные повороты. Мне они не были до конца понятны. 

– Толя, ты хотел устроить по своим делам рейды в ЦК. Так вот, к Горбачеву не ходи. И не спрашивай почему, не ходи и все. Понял? 

Я согласно кивнул. 

– Вот что я тебе скажу. Не за горами мое 80-летие. После перенесенного, как мне сказали, «легкого инфаркта», да еще при аневризме, да еще операции на предстательной железе, думать о такой ноше, как секретарство, было бы безумием. Учти, у меня нет своей партийной или государственной базы, не говоря уже о военной, чтобы побороться за этот пост. Да и не хочется. Свое слово в нашей истории я сказал, надеюсь, его не забудут. И ты знаешь, мне запал в память твой анекдот о «пятилетке пышных похорон». Образно сказано. Диву даешься, откуда идут такие меткие оценки. 

– Только не по решению Политбюро, – пошутил я. 

– Остаются Гришин, Романов, Горбачев. Вот они и будут претендовать. 

<…> 

 

«Яковлев поставил на Горбачева» 

Я принял решение перед новой встречей с отцом переговорить с Александром Николаевичем Яковлевым, директором Института мировой экономики и международных отношений. Почему с Яковлевым? Этот вопрос я тщательно обдумал. Ни с кем, даже с отцом, не советовался. Встреча с Яковлевым диктовалась моим пониманием складывающейся ситуации. 

Евгений Примаков, Александр Яковлев, Эдуард Шеварднадзе на II съезде народных депутатов СССР. Декабрь 1989 года

В то время я однозначно симпатизировал Горбачеву, а не Григорию Романову, хотя лично не знал ни того ни другого. <…> 

Яковлев встретил меня радушно. Он был утренней росой на поле большой советской политики. По-крестьянски простое лицо украшали большой лоб и живые глаза. Яковлев производил впечатление человека, прочно стоящего на земле, готового внимательно слушать собеседника. Это был прошедший огонь, воду и медные трубы бывший партийный аппаратчик, за время работы послом навсегда расставшийся с чванливостью и надменной манерой вести беседу с подчиненными. Он был небольшого роста и чем-то внешне напоминал, во всяком случае мне тогда так показалось, того батьку Махно, которого показывали нам в советском кино. Только батька воспевал анархию, а Яковлев долгие годы прославлял советскую власть и социализм. <…> 

В борьбе за власть Яковлев поставил на Горбачева. Предстояло проверить это на практике. Я тотчас же согласился и на кофе, и на рюмку коньяка, и на вкусное печенье. Похоже, в кабинете директора ИМЭМО это угощение становилось хорошей традицией. 

– Александр Николаевич, я пришел как по академическим делам, так и обсудить один весьма щепетильный вопрос, от решения которого зависит очень многое в дальнейшем развитии нашего общества. Мы живем словно в дурном сне, чистого неба над головой нет, грустные события следуют одно за другим. Меня это пугает. 

Яковлев напрягся, откинулся на спинку кресла, его круглое лицо, однако, сохраняло спокойствие. Я обратил внимание на его сидевшие глубоко в глазницах, как пулеметы в амбразурах, темные глаза, над ними нависали густые брови. «Почти как у Брежнева», – подумал я. Постреливая своим цепким взглядом, он смотрел на меня, ожидая, что я скажу дальше, а я ждал его реакции. <…> 

Затянувшееся молчание нарушила секретарша, входившая в кабинет с угощением. Я понял, что Яковлев, как и Иноземцев [директор ИМЭМО АН СССР в 1966–1982 годах. – «Историк»], не будет откровенно беседовать в кабинете, напичканном средствами электронной связи. Как говорится, береженого Бог бережет. <…> Мы обсудили дела институтские, наметили области дальнейшего научного сотрудничества. Наша встреча шла к концу, похоже было, что откровенной беседы так и не получится. 

– Не могли бы вы подбросить меня до центра, моя машина, к сожалению, занята, – сказал он. 

– Не только до центра, но и по любому адресу, – ответил я. 

 

«Какие у вашего отца планы?» 

Когда мы вышли на улицу, предложил Яковлеву пройтись, он охотно согласился. По запорошенной снегом дорожке мы ушли вправо от главного входа ИМЭМО, миновали стоянку автомобилей и подошли к соседнему дому-хрущевке. Я посмотрел на его адресную табличку, на ней было написано: «Профсоюзная, 25». 

– Александр Николаевич, – сказал я, – не буду ходить вокруг да около. Скажу сразу – надо сделать все, чтобы закончилась полоса неурядиц на самом верху. Стране нужен сильный руководитель. Состояние Черненко плохое, надеяться на его выздоровление не приходится. Сейчас идет активная работа по приходу к власти нового человека. 

– Подождите, подождите, – сказал Яковлев. – Вы на эту тему с Андрей Андреевичем разговаривали? 

– Нет, – ответил я. – Считаете, надо? 

Наступил момент, когда Яковлеву отмалчиваться было нельзя, и он быстро среагировал: 

– Надо! Надо сделать все, чтобы страна вышла из маразма, в котором она очутилась. Необходимы активные действия. Не буду скрывать, я считаю Горбачева тем человеком, который лучше других понимает все трудности и наиболее подходит для работы на должности генерального секретаря. Вы, я вижу, тоже так считаете. 

– Да, однозначно. 

– Сейчас запутанная ситуация, – заметил Яковлев. – Нужна осторожность. Поговорите с отцом, он человек мудрый, спросите, нужна ли здесь моя помощь? 

– Договоримся так, – сказал я, – я поговорю с отцом, а вы – с Горбачевым, и при следующей встрече обменяемся мнениями. Чем конкретнее они будут, тем лучше. Надо уяснить перспективу. 

– Анатолий Андреевич, перспектива одна – кого на Политбюро Громыко выдвинет, тот и будет следующим генсеком. Какие у вашего отца планы? 

Я принял решение ни в коем случае не связывать нашу беседу с «планами отца», так как в борьбе за власть были возможны неожиданные повороты. <…> 

– Александр Николаевич, я встречаюсь с вами без подсказок. Мое мнение – Горбачев хорошо знает проблемы страны, Громыко разбирается в международных делах. 28 лет работы министром, к тому же ему идет 76-й год, отец мог бы поработать на посту, не требующем такой мобильности. 

– Об уходе Громыко не может быть и речи, его авторитет огромен. Он мог бы пойти на пост главы государства. 

Когда Яковлев закончил высказывать свои соображения, я заметил: 

– Давайте договоримся о следующем. О нашем разговоре я расскажу отцу. Не знаю, какой будет его реакция. Вы переговорите с Горбачевым. Затем снова встретимся. 

Яковлев согласился. Мы понимали, что в напряженной обстановке, пока еще жив Черненко, наша помощь может понадобиться. Кругом тихие пауки за нитью нить вили свои сети, тревожить их не хотелось. Одно неосторожное движение могло все испортить. <…> 

 

«Дипломатия – тонкое дело» 

В этот же день вечером я приехал в Заречье. Мне повезло, отца на работе ничто не задержало. <…> 

– Что нового? – спросил отец. 

Прежде чем начать разговор, я подумал: «Стоит ли игра свеч?» В душу вдруг закралось сомнение. Неужели даже в преддверии кончины Черненко вопрос о его замене никем в официальном порядке не обсуждается? Я наконец решился: 

– Отец, у меня была встреча с директором ИМЭМО Яковлевым. Мы оба пришли к мнению, что в стране сложилась критическая ситуация. Во всю силу встает вопрос, кто придет на смену Черненко. Яковлев высказался за Горбачева, я, отец, тоже… за Горбачева. 

– У Яковлева с Горбачевым хорошие отношения? 

– Да, хорошие. 

– Ты уверен? 

– Уверен. 

– Основания? 

– Вся академия об этом говорит. Яковлев сам вызвался переговорить с Михаилом Сергеевичем. 

– О чем? 

– Он готов, если в этом есть необходимость, играть роль контакта между вами. 

– Через тебя? 

– Да. 

Член Политбюро ЦК КПСС Михаил Горбачев (второй справа) и кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС Борис Пономарев во время встречи министра иностранных дел СССР Андрея Громыко на аэродроме после поездки в США. Москва, 7 октября 1982 года

И тут отец произнес короткий, но выразительный монолог: 

– Толя, никому в жизни я никогда не завидовал, не участвовал ни в одной интриге, старался со всеми поддерживать ровные отношения. Мое влияние – в опыте, знаниях и профессионализме. Дипломатия – тонкое дело. Если бы ты знал, сколько раз мне мешали работать! Без натяжек скажу – миллион раз! Миллион, ты понимаешь? 

– Да, понимаю. 

– Моя жизнь на исходе, силы убывают. Но откровенно скажу, на покой уходить не хочется. 

– И не надо. МИД для тебя, однако, стал слишком обременительной работой. По-сыновьи тебя прошу, переходи на более спокойную. <…> В нашем государстве столько работы, что совмещение двух постов 

превратилось просто в чванство. Считаю, что генсек должен руководить партией, предсовмина – правительством, а председатель Президиума Верховного Совета – Советами. Почему бы не дать знать, что этот пост тебя устраивает? 

– Этот пост мне уже предлагал Андропов, я отказался. Может быть, теперь не стоит? 

– Не стоит что?! 

– Отказываться. 

– Не только не стоит, но твои действия должны быть увязаны с решением этого вопроса. Кто в Политбюро имеет большее, чем ты, влияние на международной арене? Да и в стране оно велико. 

– Хорошо. Ты с Яковлевым переговори, выскажи это предложение от себя. 

– Яковлев считает, что, кого ты на Политбюро поддержишь, тот и будет генеральным. 

– Я Горбачева не только поддержу, но и выдвину. 

Мы пошли к даче. Быстро холодало. Пышные снежинки падали на мерзлую землю. Было тихо, и с окружной дороги доносился гул автомобилей. Вскоре я уехал домой с наказом вновь встретиться с Яковлевым. 

…Моя вторая встреча с Александром Николаевичем была решающей. Я рассказал о решении отца поддержать Горбачева. Яковлев ответил: 

– У меня была откровенная беседа с Горбачевым. Он признателен Андрею Андреевичу за поддержку своей кандидатуры. Более того, он считает, что лучшей кандидатуры на пост председателя Президиума Верховного Совета нет. Если Громыко согласится, то Горбачев внесет предложение об избрании его на этот пост. 

На этом мы с Яковлевым и расстались, пообещав друг другу вновь увидеться, если в этом будет необходимость. Но развязка наступила молниеносно. 10 марта 1985 года Черненко скончался. <…> 

Первые несколько дней я не мог застать отца ни на даче, ни на работе в кабинете, куда несколько раз звонил. Встретился с ним только через неделю. Первым делом спросил: 

– Расскажи, как прошло заседание Политбюро? Ты выступил? Почему об этом заседании не пишут, а сообщают только о пленуме? 

– Я не просто выступил, а сразу же, как Горбачев его открыл, не раздумывая ни секунды, встал и сказал: «Предлагаю генеральным секретарем ЦК КПСС избрать Михаила Сергеевича Горбачева». Затем очень кратко его охарактеризовал. Весь смысл моего выступления сводился к тому, что другой приемлемой кандидатуры у нас нет. Меня первым поддержал Чебриков [председатель КГБ СССР. – «Историк»]. Никакой полемики или дискуссии у нас не было. Политбюро единогласно проголосовало за Горбачева. Если бы я промедлил, могли возникнуть проблемы. В таких ситуациях тот, кто выдвигает кандидатуру первым, многим рискует, если она не проходит. А тот, кто отмалчивается и согласно кивает, не рискует ничем. Вот, собственно говоря, и все. <…> 

                                                                                                                                                                  Раиса Костомарова 

 

Фото: ВЛАДИМИР МУСАЭЛЬЯН, ЭДУАРД ПЕСОВ/ТАСС, ВЛАДИМИР МУСАЭЛЬЯН/ТАСС, МАКСИМ БЛОХИН/ТАСС, РИА Новости, ВЛАДИМИР МУСАЭЛЬЯН, ЭДУАРД ПЕСОВ/ТАСС, АНАТОЛИЙ МОРКОВКИН /ТАСС, ЮЗЕФ МОСЕНЖНИК, ВЛАДИМИР САМОХОЦКИЙ/ТАСС