Свидетели и летописцы

Память о бойцах Сталинграда хранят старые рябые фотографии, пропыленные архивные документы. Но есть еще книги. Лучшие из них создавали участники этого сражения

Первая художественная проза о Сталинграде появилась еще в дни войны. Даже в самом отчаянном положении, когда сражаться приходилось за выжженную полоску земли, бойцы не оставались без «газетного довольствия». А это – очерки, рассказы, стихи. Они поднимали боевой дух армии – и это не пустые словеса. Газеты показывали сталинградцам: страна знает о них, они не безвестные солдаты, они решают судьбу войны. Без военкоров как без артиллерии. Писатели и поэты были настоящими любимцами армии. И после Победы бывшие фронтовые журналисты и воины-сталинградцы дорисовывали литературный образ великого противостояния много лет.

«Дни и ночи»

Константин Симонов – бывалый фронтовой журналист с орденом Красного Знамени на гимнастерке – в сентябре 1942-го ехал в Сталинград с тяжкими думами, как на гибель. Писатель не скрывал: город на Волге представлялся ему средоточием «крайней опасности». Спокойствие он обрел, только оказавшись в группе полковника Сергея Горохова, среди защитников Сталинграда. Там было не до рефлексий и душевных метаний. Все усилия и мысли сходились на одном – отстоять северную окраину Сталинграда, деревеньку Рынок, берег реки Мокрая Мечётка. Несколько дней писатель провел на передовой, под бомбами. И гнул свою линию «с лейкой и блокнотом».

Корреспондент газеты «Красная звезда» Константин Симонов выступает перед красноармейцами на передовой. 1943 год (Фото: ТАСС)

Симонов был уникальным собеседником: мог разговорить даже отъявленных молчунов. В гороховской группе вместе со своим неразлучным спутником фотокорреспондентом Виктором Тёминым он чаще всего бывал в стрелковом батальоне Вадима Ткаленко. Этот долговязый лейтенант стал прототипом Сабурова – главного героя сталинградской повести Симонова «Дни и ночи». Зацепил воображение писателя и начальник штаба батальона Ткаленко – лейтенант Андрей Семашко, племянник первого советского наркома здравоохранения. С него Симонов писал своего Масленникова. До Победы Семашко не довоевал, погиб в 1943-м под Смоленском…

Уже 18 сентября 1942 года в «Красной звезде» вышел симоновский очерк «Бой на окраине», неделю спустя – «Дни и ночи» (писатель пробовал на звук название будущей повести!). Эти корреспонденции Москва получала по телеграфу из действующей армии. А через месяц после победы в Сталинграде «Красная звезда» опубликовала завершающий материал – «Зимой сорок третьего…».

Позже Симонов не раз возвращался к этим своим очеркам, узнавал, как сложилась судьба их героев. Признавался: «Но кроме памяти есть еще тот, я бы сказал, звук Сталинграда, тот хруст непоправимо надломившейся немецкой машины, который мы тогда услыхали. Не этот ли звук, так и оставшийся до сих пор в наших ушах, повелевает руке писать?..» И он писал о Сталинграде снова и снова, торопился перенести на бумагу окопные впечатления.

Весной 1943 года, в передышках между поездками на фронт, Симонов каким-то чудом исхитрился написать повесть «Дни и ночи» – свое первое крупное произведение в прозе и первую книгу о Сталинградской битве. Бойцы капитана Сабурова защищали клочок сталинградской земли, выбивали немцев из руин, преграждали им пути к Волге. Повесть вскоре появилась в журнале «Знамя», а в 1944-м вышла отдельным изданием. В том же году подоспела и экранизация. А отзвуки Сталинграда остались в душе навсегда.

«Искал истину войны…»

С августа 1941-го по август 1945 года Василий Гроссман служил специальным военным корреспондентом газеты «Красная звезда». Впрочем, его материалов ждали все фронтовые и столичные газеты. Служба проходила в действующей армии. Летом 1942 года писателя направили в Сталинград, где он находился с первого до последнего дня обороны города.

Гроссман сразу понял: вот он, решающий рубеж войны. «…На правом берегу земля дрожала от взрывов, широкие зарницы бомбовых ударов вспыхивали над заводами: земля, небо, Волга – все было охвачено пламенем. И сердце чуяло – здесь идет битва за судьбы мира, здесь решается вопрос всех вопросов, здесь спокойно торжественно среди пламени сражается наш народ», – писал военкор в сентябре 1942-го. В отличие от коллег, приезжавших в Сталинград, но сравнительно редко оказывавшихся на передовой, он в самый разгар боев бывал почти на всех участках ожесточенного сражения: на Тракторном заводе, на Мамаевом кургане, на «Баррикадах», на Сталинградской ГРЭС, на командном пункте Василия Чуйкова, в дивизиях Александра Родимцева, Леонтия Гуртьева, Николая Батюка.

Специальный военный корреспондент Василий Гроссман. 1945 год

Ни взрывы, ни артиллерия – ничто не могло его остановить. Война писателя не щадила: его мать гитлеровцы казнили в Бердичевском гетто. В Сталинграде погиб племянник Гроссмана, комбат Юрий Беньяш, «погиб по-глупому, то ли от шальной пули, то ли от случайного осколка в тот редкий час, когда на фронте была тишина». Это и есть война.

Такие военкоры, как Гроссман, на фронте на вес золота. Он был способен писать много и ярко, доходчиво и мудро. Писать для армии – не для наград. При этом был сознательным проводником государственной идеи, не допускал уныния. Гроссман напоминал бойцам о самом простом и дорогом: «Нашей армии есть что защищать, ей есть чем гордиться – и славным прошлым, и великой революцией, и обширной, богатой землей. Но пусть гордится наша армия русской женщиной – прекраснейшей женщиной земли. Пусть помнит армия о жене, матери, сестре, пусть боится пуще смерти потерять уважение и любовь русской женщины, ибо нет на свете ничего выше и почетней этой любви».

«В настоящее время он является единственным писателем, который участвует в боях за Сталинград и часто выезжает в город в батальоны, роты, где собирает литературный материал» – это формулировка из гроссмановского наградного листа. Так и было.

Даже о самых трагических подробностях Гроссман повествовал обстоятельно, без тени паники: «Мертво. Люди в подвалах. Все сожжено. Горячие стены домов, словно тела умерших в страшную жару и не успевших остыть… Среди тысяч громадин из камня, сгоревших и полуразрушенных, чудесно стоит деревянный павильон, киоск, где продавалась газированная вода. Словно Помпея, застигнутая гибелью в день полной жизни».

Военкор знал армию досконально, понимал, чем дышат бойцы. Даже когда сталинградцев считали обреченными на гибель, в его статьях проскальзывала мягкая ирония: «Мне часто приходилось встречать в армии больших патриотов своего полка, батареи, танковой бригады. Но нигде, пожалуй, не видел я такой привязанности, такого патриотизма, как здесь. Он носит трогательный и подчас несколько смешной характер. В дивизии гордятся, конечно, в первую очередь своими боевыми делами, гордятся своим генералом, своей техникой. Но если послушать командиров, то нигде нет такого повара, умеющего мастерски печь пирожки, такого парикмахера, который не только замечательно бреет, но и артистически играет на скрипке. "О, наша дивизия!" – только и слышишь во время разговоров. Когда кого-нибудь хотят пристыдить, говорят: "Что ты, ей-богу, делаешь, ведь в нашей-то дивизии…"».

Гроссман и в корреспонденциях проявлял себя как художник, как мастер прозы, умевший создать образ и писать лаконично. «В небе гудение моторов, бесшумно сталкивается свет наших и немецких прожекторов», – читаешь и окунаешься в атмосферу уличных боев, которые то стихают, то разгораются с новой силой.

«Он с жадностью и отвагой художника искал истину войны, искал ее на той огневой черте, где смерть выла, пела над головой», – сказал о Гроссмане его друг поэт Семен Липкин. Собирал Гроссман материал и для очерков, и для будущего романа. Не зря Максим Горький когда-то отмечал его писательскую зоркость. «Бегут в атаку, прикрывая лицо саперной лопаткой. В атаке винтовка предпочтительнее автомата. Картинка: развороченный танком опорный пункт. Плоский румын, по нем прошел танк. Лицо-барельеф. Рядом 2 раздавленных немца. Тут же наш лежит в окопе, полузадавленный. Банки, гранаты, лимонки, окровавленное одеяло, листы немецких журналов. Среди трупов сидят наши бойцы, варят в котелке ломти, срезанные с убитой лошади, протягивают к огоньку озябшие руки». Это из сталинградских записных книжек.

Гроссман называл Волгу «рекой русской свободы». Для него важен этот мотив – стоять не просто за Родину, но и за свободу, за правое дело против нацистского мракобесия. В одном из сталинградских очерков он писал: «Здесь сочеталось огромное стихийное столкновение двух государств, двух борющихся на жизнь и смерть миров с математической, педантически точной борьбой за этаж дома, за перекресток двух улиц; здесь скрестились характеры народов и воинская умелость, мысль, воля; здесь происходила борьба, решающая судьбы мира, борьба, в которой проявлялись все силы и слабости народов: одного – поднявшегося на бой во имя мирового могущества, другого – вставшего за мировую свободу против рабства, лжи и угнетения».

Это журналистика. Но Гроссман не бросал и «большую литературу». Роман о Сталинградской битве начал собирать еще тогда, зимой 1942–1943 годов. Работал неспешно. Первая книга – «За правое дело» – вышла в свет в 1952-м. Критика приняла ее в штыки. Однако Гроссман продолжал писать вторую, крамольную – «Жизнь и судьба», которую закончил в 1960 году. Опубликовать ее удалось только через много лет после смерти автора.

Окопная правда

«Эх, Сталинград, Сталинград… Как часто о нем вспоминаешь! Об этом городе, стертом на твоих глазах с лица земли и все-таки оставшемся живым…» – это слова Виктора Некрасова, писателя, который вскоре после Победы вошел в литературу со своей «окопной правдой». В годы войны он не имел отношения к прессе. Архитектор по образованию, Некрасов стал заместителем командира саперного батальона и защищал Мамаев курган на протяжении всех «дней и ночей» Сталинграда.

Замысел повести родился не в сталинградском пекле, а через год, в резерве – перед Никопольско-Криворожской операцией. Он написал тогда всего шесть страниц – и началось наступление, всех бросили в бой. Тут уж не до литературы. Блокнот пришлось отложить до лучших времен. Повесть сначала называлась обыкновенно: «Сталинград». Но после первых изданий писатель нашел более точное название – «В окопах Сталинграда». Его и полюбили именно за окопную правду, редкостную для помпезной послевоенной литературы.

Капитан Виктор Некрасов. 1944 год

Однажды Некрасова вызвал Всеволод Вишневский – знаменитый писатель и военкор, главный редактор журнала «Знамя», в котором некрасовская повесть увидела свет. «"Виктор Платонович, вы знаете, какая странная вещь произошла? Ведь вчера ночью, на последнем заседании комитета по Сталинским премиям, Фадеев вашу повесть вычеркнул, а сегодня она появилась". За одну ночь только один человек мог бы вставить повесть в список. Вот этот человек и вставил», – вспоминал Некрасов тот разговор. Так неожиданно он стал сталинским лауреатом. Генералиссимусу понравилась книга, в которой солдатское слово звучит громче победных фанфар. В 1956-м повесть экранизировали. Только после ХХ съезда партии фильм, который своим названием напоминал бы о покойном вожде, сочли нежелательным, и киноленту переименовали, выбрав нейтральное «Солдаты».

После войны Некрасов несколько раз бывал в Сталинграде – как корреспондент «Литературной газеты» и как воин-сталинградец, гость города в дни юбилеев битвы. И даже стоял в почетном карауле у Вечного огня.

Все, что он писал, было связано с войной. Усомнившись в советской идеологии, Некрасов не изменил своего отношения к фронтовому дружеству: «Три года в армии, в самые тяжелые для нее дни. Полюбил ее и победами ее горжусь. Полюбил вечно чем-то недовольного рядового, бойца – солдатом он стал называться позже. Нет, не того, что на плакатах или в Берлине, в Тиргартене, спокойного, уверенного, в каске – их никто никогда не носил, – а другого, в пилотке до ушей, в обязательно разматывающихся обмотках, ворчливого, матюкающего старшину больше, чем немца, пропахавшего пол-Европы и вскарабкавшегося на Рейхстаг».

В 1970-е у Некрасова окончательно разладились отношения с политической системой. Он выехал в Швейцарию, к родственникам, а в 1979-м был лишен советского гражданства. Книги Некрасова изымались из библиотек. Но никто не мог исключить старшего лейтенанта Некрасова из сталинградского братства. А из «некрасовской шинели» вышли многие писатели. Появилось особое направление в советской литературе – лейтенантская проза. Она же – сержантская.

«Горячий снег»

С памятью о Сталинграде пришел в литературу Юрий Бондарев. На фронте – старший сержант, помощник командира взвода. Боевое крещение прошло в сталинградских снегах.

Свою лучшую книгу о тех боях – роман «Горячий снег» – он вынашивал долго и опубликовал только в 1970 году. Герои Бондарева сражались под Сталинградом в декабре 1942-го. Само словосочетание, вынесенное в заглавие, очень важно для писателя. Снегу положено быть холодным, но война искажает житейские правила, «бытие становится лицом к лицу с небытием». Поэтому – именно горячий снег.

Бондарев рассказывает о фронте без бахвальства, не кричит о подвигах – погружает читателя в повседневное перенапряжение войны. Через много лет после Победы он видел своих героев живыми, заново терпел и скорбел вместе с ними. Достоверность мысли и чувства ощущается в каждом слове: «Он плакал так одиноко и отчаянно впервые в жизни. И когда вытирал лицо, снег на рукаве ватника был горячим от его слез». Таким мы и видим Сталинград.

Писатель Юрий Бондарев (Фото: ВЛАДИМИР САВОСТЬЯНОВ/ТАСС)

Эти книги не забыты, как не забыт подвиг сталинградцев. Романы и повести о битве на Волге переиздают, изучают в школе. Свои ордена их авторы честно заслужили не только на поле боя, но и пером. К военной доблести они добавили литературный талант и создали летопись Сталинграда – художественную, но от этого не менее честную.

Сталинград на киноэкране

Первые фильмы о Сталинграде – документальные и художественные – вышли в прокат еще в годы войны. Мы напомним вам о шести наиболее известных лентах о великой битве

«Великий перелом», 1945

Этот фильм Фридриха Эрмлера по пьесе Бориса Чирскова «Победители» стал мировой сенсацией. Эрмлер как никто умел превращать в кинозрелище военно-стратегические споры. Документальные кадры усиливали впечатление от батальных сцен. Многим запомнился фронтовой шофер Минутка в исполнении Марка Бернеса. Герой фильма погиб, зубами соединяя телефонные провода, чтобы командующий мог говорить со своими генералами. Через год Бернес записал песню шофера «Эх, путь-дорожка фронтовая!..». В народе ее называли «песенкой Минутки». Среди героев киноленты нет исторических персон. Все они вымышленные, но с прототипами. Это позволило драматургу свободнее выстраивать сюжет. Фильм получил Гран-при первого послевоенного международного кинофестиваля в освобожденной Франции.

«Сталинградская битва», 1949

В 1949 году 9 мая было рабочим днем, но праздновали День Победы всем народом. В этот день и состоялась премьера грандиозного двухсерийного фильма режиссера Владимира Петрова. Образ Верховного главнокомандующего Иосифа Сталина на экране воплотил Алексей Дикий – актер, прошедший лагеря, но досрочно освобожденный летом 1941-го. Его Сталин – без грузинского акцента, с характерным русским фольклорным говорком. Именно таким и хотел видеть себя вождь. «Я играю впечатление людей о Сталине», – говорил Дикий, получивший в 1946–1950 годах несколько Сталинских премий. Эпопея Петрова демонстрирует официальную версию битвы на Волге образца первых послевоенных лет.

«Горячий снег», 1972

Эта экранизация романа Юрия Бондарева вошла в классику военного кино. Писатель в книге о Сталинграде вспомнил свое боевое крещение, а режиссер Гавриил Егиазаров – тоже фронтовик – посвятил фильм памяти своих боевых товарищей. Здесь мы видим сражение глазами солдат, а не генералов. Гитлеровцы рвались на выручку окруженной армии Фридриха Паулюса – и их нужно было остановить любой ценой. Из всего состава батареи и стрелкового батальона, державших оборону на плацдарме у реки Мышкова, в живых осталось только семь бойцов. Каждому из них командующий армией генерал-лейтенант Петр Бессонов (эту роль исполнил актер Георгий Жжёнов) вручил орден Красного Знамени со словами: «Спасибо за подбитые танки… Всё, что могу». Незабываемый эпизод, фраза, ставшая крылатой.

«Они сражались за Родину», 1975

Режиссер Сергей Бондарчук экранизировал незавершенный роман Михаила Шолохова, посвященный оборонительным боям в июле 1942-го, в преддверии Сталинградской битвы. Впечатляющие сцены сражений – не единственное достоинство этой картины. Бондарчуку удалось перенести на экран шолоховский колорит солдатского быта. Героизм в таком контексте выглядит чем-то обыденным. И это производит сильное впечатление.

«Сталинград», 1989

Фронтовик Юрий Озеров к тому времени создал несколько киноэпопей о Второй мировой – «Освобождение», «Солдаты свободы», «Битва за Москву», но Сталинград долго оставался для него непокоренной вершиной. В Керчи на руинах завода имени П.Л. Войкова для съемок были выстроены полноразмерные декорации разрушенного Сталинграда: вокзал, универмаг, жилые кварталы. Как и в предыдущих лентах, Озеров показал войну в двух измерениях – в политическом и солдатском.

«Сталинград», 2013

Этот фильм стал одним из символов возрождения российского кино. Память о Победе, о Сталинграде в XXI веке остается священной. Батальное полотно режиссера Федора Бондарчука – это война в восприятии поколения «Бессмертного полка», в современном головокружительном ритме. Картина установила рекорд в российском прокате.