Московский всадник

Князь Юрий Долгорукий вряд ли остался бы в благодарной памяти потомков, если бы не знаменитый пир на берегах Москвы-реки в далеком 1147 году

Фото: Алексей Стоянов/ТАСС

История Древней Руси богата на ярких политиков, доблестных воинов и деятельных честолюбцев. Наш герой, по мнению современников, не прославился великими свершениями, не встал вровень со своим великим отцом Владимиром Мономахом и с не менее великим прадедом Ярославом Мудрым. Однако судьба князя Юрия Долгорукого подтверждает правоту известного афоризма: «Большое видится на расстоянье».

«Князь был роста немалого»

Долгорукий! – звучит красиво. Но Владимир Даль дает нелицеприятное значение этого слова, распространенного на Новгородской земле: «вор, воришка, нечистый на руку», и даже приводит устойчивое бранное выражение: «долгорукая обезьяна». Никакого почтения к прозвищу князя! Разумеется, неутомимого искателя киевского престола прозвали Долгоруким не в укор. Таким образом современники и летописцы отмечали беспокойный характер князя, и в преклонном возрасте боровшегося за власть, пытавшегося приумножить свое политическое влияние.

Историк Василий Татищев оставил такую его характеристику: «Сей великий князь был роста немалого, толстый, лицем белый, глаза не вельми великии, нос долгий и накривленный, брада малая; великий любитель жен, сладких писч и пития; более о веселиах, нежели о разправе и воинстве прилежал, но все оное состояло во власти и смотрении вельмож его и любимцев».

Юрий Долгорукий. Скульптор В.И. Мухина. Фарфоровая статуэтка. 1948 год

Не нашел добрых слов для князя Юрия и Николай Карамзин (кстати, именно он ввел в широкий оборот классическую дату основания Москвы – 1147 год): «Скромные летописцы наши редко говорят о злых качествах государей, усердно хваля добрые; но Георгий, без сомнения, отличался первыми, когда, будучи сыном князя столь любимого, не умел заслужить любви народной. Мы видели, что он играл святостию клятв и волновал изнуренную внутренними несогласиями Россию для выгод своего честолюбия…»

И все-таки князь не только плел интриги и пировал, но и воевал, заключал союзы с другими русскими князьями и с половцами, наконец, строил крепости и белокаменные храмы. Достаточно назвать три шедевра древнерусского зодчества, созданные при его попечительстве: церковь Бориса и Глеба в Кидекше, Рождественский собор в Суздале и Спасо-Преображенский в Переславле-Залесском.

Не приходится сомневаться, что Юрий Долгорукий был энергичным и честолюбивым правителем Ростово-Суздальской земли, что он расширил границы этого княжества и приумножил политическое влияние Залесской Руси, хотя и стремился по традиции к киевскому престолу. Любил город Суздаль, перенес туда столицу княжества, а в тихой Кидекше устроил себе резиденцию. Кроме того, он оставил крепкое потомство. Среди его сыновей – могущественные владимирские князья Андрей Боголюбский и Всеволод Большое Гнездо.

«Обед силен»

Что нам известно о деяниях Юрия Долгорукого, связанных с Москвой? Три сюжета, один из которых – явная легенда.

Первый – самый хрестоматийный, потому что именно здесь – признанная точка отсчета в истории нашего города, с этим эпизодом связано первое письменное упоминание о Москве. Произошла знаменательная встреча князя Юрия со своим союзником в 1147 году, «в пяток на Похвалу Богородицы», то есть в пятницу пятой недели Великого поста, 4 апреля. «Приди ко мне, брате, в Москов» – так обратился он к новгород-северскому князю Святославу Ольговичу, желая отметить совместные победы в новгородских и смоленских землях и справить сороковины по умершему сыну Ивану.

Портрет историка М.П. Погодина. Худ. В.Г. Перов. 1872 год

В ответ на приглашение Святослав послал в Москву своего сына Олега с дарами, а затем приехал и сам. Далее, как повествует летописец, «повеле Гюрги [Юрий. – А. З.] устроити обед силен, и створи честь велику им, и да Святославу дары многы с любовию…». Ясно, что поселение на берегах Москвы-реки существовало задолго до этого пира. Не менее очевидно, что князь, прозванный Долгоруким, вряд ли считал этот раут своим «звездным часом». Скорее всего, через год-другой он забыл о нем в череде побед и поражений. Но именно этот обед обеспечил неугомонному князю бессмертие – и вовсе не потому, что сотрапезникам накануне удалось одолеть своих противников. Просто городок на лесистом холме через несколько веков дорос до Третьего Рима.

Второй сюжет относится к 1156 году. Тверская летопись сообщает, что в тот год князь Юрий «заложи град Москьву на устни [устье. – А. З.] же Неглинны, выше рекы Аузы [Яузы. – А. З.]». По-видимому, здесь речь идет о строительстве новой деревянной крепости на месте прежнего городка. Сам Юрий едва ли мог присутствовать при этом строительстве: в то время он находился в Киеве, Суздальскую землю не посещал. Возможно, возведением первого Московского Кремля руководил его сын – князь Андрей Боголюбский. Построенная крепость занимала юго-западную оконечность Боровицкого холма (там, где река Неглинная впадает в Москву-реку), то есть лишь небольшую часть нынешнего Кремля – вокруг Оружейной палаты, Боровицкой и Водовзводной башен.

Третий сюжет сохранился в народной памяти, в фольклоре. В XVII веке москвичи уже испытывали потребность в поэтизации истории города. Согласно «Повести о зачале царствующего града Москвы», князь Юрий Долгорукий, направляясь из Киева во Владимир к своему сыну Андрею, прозванному Боголюбским, «прииде на место, иде же ныне царьствующий град Москва, обо полы Москвы реки села красныя, сими же селы владающу тогда болярину некоему богату сущу, имянем Кучку Стефану Иванову». Зело возгордившись, как сказывает далее «Повесть», Кучка «не почте великого князя подобающею честию, яко же довлеет [надлежит. – А. З.] великим княземь, но и поносив ему к тому жь». В ответ Юрий Долгорукий, «не стерпя хулы его той, повелеваеть того болярина ухватити и смерти предати». После боярина Кучки остались два сына, «млады суще и лепы зело», которых князь отослал во Владимир. Наконец, по законам жанра, он взошел на высокий холм, по-хозяйски оглядел окрестности и повелел строить крепость. История фантастическая, но именно такие легенды окружают повествования об основании всех великих городов – так повелось с античных времен…

Медаль «В память 800-летия Москвы»

Первый день города

В Московской Руси никому бы и в голову не пришло отслеживать и отмечать юбилеи городов. О таких «круглых датах» тогда не задумывались. Внимание к историческим юбилеям проявилось только в XIX веке.

Я здесь! – Да здравствует Москва!

Вот небеса мои родные!

Здесь наша матушка-Россия

Семисотлетняя жива! –

писал в начале 1830-х поэт Николай Языков. В те годы многих (а в первую очередь – славянофилов) гипнотизировала эта цифра – 700 лет. В 1847-м Москве должно было исполниться именно столько.

В январе 1844 года правовед Петр Хавский первым в печати высказал пожелание о праздновании юбилея Первопрестольной. И чем глубже знатоки московской старины погружались в прошлое родного града, тем чаще они обращались к образу Юрия Долгорукого. Ревнитель истории Белокаменной Михаил Погодин накануне юбилея опубликовал в своем журнале «Москвитянин» статью «Семисотлетие Москвы». Он предложил десяток просветительских проектов – в основном издание книг по истории городских достопримечательностей. Но завершил статью скептически: «Будет ли что-нибудь из этого? Едва ли – мы поговорим теперь, покричим еще с большим удовольствием, поспорим, а дело сделать – не поспеем».

Николай I с опаской отнесся к идее народного праздника: Москву возвеличивали главным образом славянофилы, которых император недолюбливал. Поэтому праздник, назначенный почему-то на 1 января, прошел скромно, хотя и запомнился патриотически настроенным современникам. «Императорский Московский университет, осыпанный огнями, и многие другие здания привлекали толпы двигавшегося народа, между тем как длинные ряды экипажей тянулись по улицам под розовым заревом освещения. Можно сказать, что Москва встретила 1847 год и свое семисотлетие светло и радушно», – писал Федор Глинка, истинно московский поэт.

Ну а в весенний день 700-летия княжеского обеда Погодин организовал у себя дома торжественный прием. Он пригласил друзей-писателей Михаила Дмитриева, Степана Шевырёва, Константина Аксакова, Ивана Киреевского, Алексея Хомякова. Московское гостеприимство не подвело: «обед силен» состоялся! Славянофилы поднимали чары в память о князе Юрии Долгоруком.

Празднование 800-летия Москвы. Пушкинская площадь, 1947 год

Через 50 лет, в 1897 году, московские историки, мечтая о праздновании 750-летия города, снова вспоминали о дипломатическом обеде Юрия Долгорукого, однако идея не получила достойной государственной поддержки. Словом, в XIX веке о Долгоруком не забывали, но и не тревожили его тень чрезмерным вниманием. Личность князя Юрия Владимировича не слишком привлекала исследователей и писателей. Даже в грандиозной композиции новгородского памятника «Тысячелетие России» для князя, в 1147 году пировавшего на берегу Москвы-реки, места не нашлось. Да и вообще памятников Долгорукому в дореволюционной России не было. И поэты не посвящали ему исторических баллад. Разве что упоминали в связи с основанием Первопрестольной, как Валерий Брюсов:

Град, что строил Долгорукий

Посреди глухих лесов,

Вознесли любовно внуки

Выше прочих городов!

«Основателю Москвы»

Вскоре после победы в Великой Отечественной войне Иосиф Сталин принял решение широко отметить юбилей Москвы в сентябре 1947 года. Именно тогда, накануне 800-летия города, полузабытая фигура князя и вышла на первый план.

Москва в советской идеологии превратилась в стержневой символ. «Столица мира, Родины столица» – и не на полтона ниже. Отсчет ее истории вели, как и Погодин, с баснословного «сильного обеда», и потому неудивительно, что до размеров исполина вырос и легендарный основатель города…

По логике того времени у каждого явления должен быть «вождь», «маяк», и Сталин счел необходимым сделать Долгорукого главным героем празднеств. Его даже хотели торжественно перезахоронить в Москве. В Киев направилась экспедиция во главе с известным историком и антропологом Михаилом Герасимовым – на розыски останков князя. Археологи исследовали все приделы церкви Спаса на Берестове, где, согласно упоминанию в летописи, он был похоронен, нашли несколько захоронений более позднего времени, но гробницы Долгорукого среди них не было. Церемония перезахоронения не состоялась. Правда, в берестовской церкви возвели символический саркофаг, а снаружи, на стене храма, установили табличку с надписью на украинском языке, сообщавшую, что здесь был похоронен князь Юрий Долгорукий, «засновник мiста Москви».

С торжественным перенесением останков не получилось, но на медали «В память 800-летия Москвы» главный художник Гознака Иван Дубасов поместил профиль бородатого витязя с пояснительной надписью: «Основатель Москвы Юрий Долгорукий».

И наконец, осенью 1946 года состоялся конкурс на лучший проект первого в истории памятника Юрию Долгорукому. Надо сказать, что сама идея установки памятника яркому представителю «класса эксплуататоров» удивляла. Хотя в знаменитом ленинском плане «монументальной пропаганды» нашлось место не только для твердых коммунистов и их свободолюбивых предтеч (например, там значились Андрей Рублев и Федор Достоевский), но князя Юрия в нем, конечно, не было и быть не могло.

Тверская площадь пережила и смену названий, и смену памятников. В 1912 году на ней был установлен памятник генералу Михаилу Скобелеву (на фото вверху), а после революции – монумент Свободы

Вероятно, в этой связи на Сталина во многом повлияла поездка в Германию, на Потсдамскую конференцию. Москве не хватало эффектных памятников, и после путешествия по Европе это бросалось в глаза. Так, в 1947 году в великом городе не было ни одного (!) конного монумента. Сказался и консерватизм постаревшего вождя. Он принял решение поставить на площади витязя из легенды, хотя в столице в то время не существовало градообразующего памятника советским вождям – ни Ленину, ни самому Сталину.

Интересный проект на конкурс представила Вера Мухина. Князь у нее получился не воинственный, но стилизованный под древнерусские миниатюры. Эдакий просвещенный собиратель земель и строитель. Мухина предлагала выполнить статую с использованием разноцветной эмали: основатель Москвы в длинном белом плаще, отороченном золотой вышивкой, да еще со сверкающей пряжкой. Словно из русской сказки. Но реализовать неординарную идею удалось только в виде фарфоровой статуэтки.

А победил на конкурсе проект Сергея Орлова, который до этого не работал в монументальном жанре. Он создавал изящные фарфоровые миниатюры клоунов и зверушек – правда, интересовался героической темой. Видимо, Сталину понравилась его фарфоровая композиция «Александр Невский», созданная в годы войны. В помощь Орлову назначили опытных скульпторов Николая Штамма и Анатолия Антропова, и они, переругиваясь, принялись за работу. На памятнике Юрию Долгорукому планировалось сделать надпись: «Основателю Москвы от советского правительства», но своенравный Орлов сумел настоять на том, чтобы правительство не упоминалось. Церемония закладки монумента состоялась 6 сентября 1947 года и стала апофеозом праздника. Возводили памятник почти семь лет и открыли уже после смерти Сталина, 6 июня 1954 года.

Тогда в Моссовет полетели письма от наиболее активных комсомольцев и старых большевиков с требованием убрать «идейно чуждый» монумент. Вряд ли стоит удивляться. Ведь это был первый памятник монарху, установленный при советской власти, да еще и на Советской площади (ныне Тверская), в самом центре столицы. Не понравился он и жившему неподалеку писателю Илье Эренбургу, который, как известно, объездил Европу вдоль и поперек. Он говаривал: «Я видел скульптуры Фидия и каждое утро вижу памятник Долгорукому. Если это прогресс – я готов выброситься из моего окна».

И все-таки Орлову удалось создать цельный, запоминающийся образ. В скульптуре есть главное – идея и характер. Если памятник дает представление о целеустремленности героя, о его сильном и решительном характере – это уже победа скульптора. Трудно не отметить и подробную прорисовку деталей, и эффектный высокий постамент, украшенный резьбой «по мотивам» древнерусского зодчества – с грифонами и кентаврами.

Недаром памятник князю с советских времен стали тиражировать на значках, плакатах, сумках, в различных логотипах… Это продолжается уже полвека. С неудачными памятниками так не бывает.

Князь обрел популярность. В 1956 году появился жизнерадостный вальсок Сигизмунда Каца на стихи молодого актера Николая Добронравова с таким куплетом:

И не будет отрадней для нас ничего

Увидать после долгой разлуки,

Как все краше Москва

И цветенью ее удивляется сам Долгорукий, Долгорукий…

За последние полвека что только не называли именем честолюбивого князя – астероид № 7223, подлодку, водку, автомобиль, сборный бревенчатый дом, наконец, один из небоскребов «Москва-Сити»…

Профиль Юрия Долгорукого (импровизация художников!) украшает штандарт города, медали, почтовые марки и юбилейные монеты. Значит, легенда продолжается.

Кстати, о памятнике…

Скульптор Сергей Орлов

В 1946 году в Манеже проходила выставка народных промыслов, и глава внешнеполитического ведомства СССР Вячеслав Молотов пригласил посмотреть экспозицию американского посла Аверелла Гарримана. К тому времени отношения с недавними союзниками по антигитлеровской коалиции уже пошатнулись, но еще оставались взаимно уважительными, и, когда посол, изучая экспонаты, стал восхищаться глиняным петушком, Молотов широким жестом подарил ему это произведение советских умельцев. А у петушка был автор – Сергей Орлов. Он возмутился: «Я обещал подарить петушка Дому пионеров!» Сначала мастер перессорился с устроителями выставки, а потом написал на них жалобу на имя самого Сталина. Вождь пожурил Молотова, которому американские дипломаты дороже советских пионеров, а Орлову лично предложил заняться проектом памятника Юрию Долгорукому.

Памятники Юрию Долгорукому в Дмитрове, Юрьеве-Польском, Костроме

В 1962 году вышло постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР «О воссоздании к 7 ноября 1964 года монумента Свободы на Советской площади». Памятник Юрию Долгорукому планировали перенести в сквер у Новодевичьего монастыря. Но после отставки Никиты Хрущева от этой идеи отказались.

Князь Юрий Долгорукий увековечен еще в нескольких русских городах. В советское время бюст князя появился в Переславле-Залесском, на территории Горицкого монастыря, а в начале ХХI века Долгорукий в полный рост встал на центральных площадях Дмитрова (2001), Юрьева-Польского (2002) и Костромы (2003). Юрий Долгорукий традиционно считается основателем этих городов.

Что почитать?

КУЧКИН В.А. Юрий Долгорукий // Вопросы истории. 1996. № 10

КАРПОВ А.Ю. Юрий Долгорукий. М., 2007 (серия «ЖЗЛ»)

«Приди ко мне, брате, в Москов»

Эти слова Юрия Долгорукого, обращенные к его союзнику, новгород-северскому князю Святославу Ольговичу, давно стали хрестоматийными и вошли в школьные учебники. Немудрено: это первое упоминание о Москве в летописи и вообще в письменных источниках

Встреча Юрия Долгорукого и Святослава Ольговича в Москве в 1147 году. Миниатюра из Лицевого летописного свода XVI века

Почему Москва была выбрана для встречи князей в общем понятно: этот городок (или, может быть, даже не имевший пока городских укреплений поселок) находился в юго-западном углу Суздальского княжества, в непосредственной близости от Черниговской земли и тех вятичских городов, в которых обосновался тогда Святослав Ольгович. Но только ли «обед силен», устроенный Юрием для Святослава и приехавших с ним сына Олега и племянника Владимира, стал поводом для встречи? Разумеется, нет. Юрию и Святославу предстояло обсудить важнейшие политические вопросы и выработать план дальнейших совместных действий в войне с занимавшим киевский престол (причем незаконно, с точки зрения обоих князей) князем Изяславом Мстиславичем, племянником Юрия. Непосредственный же повод для встречи был, как выясняется, весьма и весьма печальным…

Еще в ноябре или декабре 1146 года князья заключили договор, по условиям которого Святослав признавал «старейшинство» Юрия, то есть целовал ему крест не как «брату», но как «отцу», а Юрий, в свою очередь, обещал оказать помощь в борьбе с Изяславом Мстиславичем и черниговскими князьями Давыдовичами (двоюродными братьями Святослава). Во исполнение этого договора Юрий отослал к Святославу своего сына Ивана с дружиной. Тогда же Ивану были обещаны город Курск и Посемье – земли по реке Сейм, которыми еще недавно владел Святослав Ольгович, но которые были у него отняты. Теперь он отдавал их сыну Долгорукого как бы заочно, «на будущее».

Иван сопровождал Святослава Ольговича в самые тяжелые для того дни, когда новгород-северский князь терпел одно поражение за другим и отступал в глубь Вятичской земли. А потом князь Иван Юрьевич заболел. И уже Святославу пришлось заботиться о нем и опекать его. Ради этого он задержался в вятичском городке Колтеске и даже отпустил от себя союзников-половцев. Иван Юрьевич так и не оправился от болезни. Он скончался 24 февраля 1147 года, а на следующий день в Колтеск прибыли два других сына Долгорукого, Борис и Глеб; они и перевезли тело усопшего в Суздаль для погребения. Юрий же прислал письмо и в нем утешал Святослава, который, кажется, горевал о смерти Ивана больше, чем он сам. А заодно твердо обещал, что смерть сына ничего не изменит в их отношениях. «Не тужи о сыне моем, – передает слова Юрия летописец, – если того Бог отнял, то другого сына пришлю». Правда, для того, чтобы прислать сына с дружиной, требовалось время: надо было дождаться, пока истекут сорок дней по смерти Ивана.

Как раз в это время ситуация в войне стала меняться в пользу Юрия Долгорукого. На исходе зимы или в начале весны 1147 года он вторгся со своим войском в принадлежавшую Изяславу Мстиславичу Новгородскую волость и захватил Новый Торг (Торжок) и Помостье (земли по реке Мсте). Одновременно Юрий поручил Святославу Ольговичу начать военные действия в Смоленской земле. Святославу тоже сопутствовал успех. Он повоевал верховья Протвы и захватил большой полон.

Весенняя распутица положила конец активным военным действиям. Зато сделала возможной встречу князей.

Сороковины по смерти Ивана пришлись на 4 апреля 1147 года. И конечно же, не случайно, что именно в этот день в Москву прибыл князь Святослав Ольгович (его сын Олег приехал к Юрию накануне). Князьям предстояло отдать последний долг безвременно умершему сыну Долгорукого – отстоять последнюю, сороковую, заупокойную службу. В память об Иване на следующий день, 5 апреля, «на Похвалу Святой Богородицы» (то есть в субботу пятой недели Великого поста) и был устроен тот самый «обед силен». На нем князья и решали, кто из сыновей Юрия заменит умершего брата и к кому перейдут права на те земли, которые были обещаны Ивану Святославом Ольговичем.

Таким князем был назван Глеб Юрьевич – четвертый или пятый из сыновей Юрия Долгорукого. Впоследствии он окажется едва ли не самым деятельным участником междоусобных войн своего отца, получит во владение сначала обещанные Курск и Посемье, а затем и Южный Переяславль – один из главных городов Южной Руси, а при Андрее Боголюбском станет даже киевским князем. А начало его головокружительной карьеры и было предопределено съездом князей в Москве в апреле 1147 года.

Вот такие события стоят, оказывается, за знакомой нам всем летописной фразой.

Алексей КАРПОВ