Мифы о Французской революции

Долгие годы Французская революция конца XVIII века, положившая начало эпохе Наполеоновских войн, именовалась не иначе как Великая, а ее последствия для Франции оценивались как весьма и весьма прогрессивные. Кто только не приложил руку к формированию такого рода представлений: и французские либеральные историки, и русская демократическая интеллигенция, и, конечно же, большевики. Между тем сегодня очевидно: такое прочтение французского прошлого – не более чем миф

С реставрацией Бурбонов во Францию вернулся долгожданный мир. Страна, более четверти века находившаяся в непрестанной войне со своим прошлым, со своими гражданами и со всей Европой, наконец-то смогла вздохнуть спокойно. Вздохнуть – и подвести итог тому, что случилось с ней после 1789 года.

Переформатирование памяти

У современников Французская революция XVIII века оставила тяжелые воспоминания: экономическая разруха, террор, кровопролитные войны…

Входили, правда, в революционное наследие и так называемые принципы 1789 года: суверенитет народа, равенство граждан перед законом, свобода личности, слова и совести, неприкосновенность собственности, единая система налогообложения, признание естественных прав человека и проч. Однако поклонники этих принципов – либералы – в начале эпохи Реставрации (1815–1830) составляли явное меньшинство. У большинства же французов, переживших революцию, ее заманчивые лозунги и благие обещания неизменно ассоциировались с печальной реальностью.

Но постепенно в общественную жизнь пришло новое поколение, для которого революция была уже не лично пережитым опытом, а преданием минувших дней.Если Франция в XVIII веке представляла собою богатую, экономически процветающую страну, то финансовое положение ее монархии было достаточно сложным. Устаревшая финансовая система не могла обеспечить растущие потребностиЧтобы сделать ее образ привлекательным для молодежи, талантливые (и тоже молодые) либеральные историки Луи-Адольф Тьер и Франсуа-Огюст Минье описали в своих трудах революцию как неизбежный результат всего предшествующего развития страны. Суть их трактовки состояла в том, что средний класс, сила которого неуклонно крепла на протяжении нескольких столетий, возглавил движение народа против деспотизма королевской власти и доминирующего положения дворянства. Именно средний класс разрушил прогнивший Старый порядок и открыл дорогу к установлению нового, прогрессивного мироустройства.

Полет аэростата братьев Монгольфье 19 сентября 1783 года в Версале в присутствии королевской четы и 130 тыс. зрителей (Предоставлено М.Золотаревым)

Такое переформатирование памяти оправдало себя: участники всех последующих французских революций, которых на протяжении XIX века оказалось еще немало, вдохновлялись образом именно этой, первой революции, которую они считали олицетворением прогресса.

Русский культ Французской революции

В России либеральная интеллигенция XIX века пошла еще дальше, сотворив, по определению Александра Герцена, «культ Французской революции» и рассматривая ее как провозвестие светлого будущего и своей страны.

Интересно, что нигде больше, кроме России, эту революцию не додумались называть Великой – даже у нее на родине. А у нас и поныне нередко можно услышать отголоски этого былого культа в употреблении замшелого понятия-анахронизма «Великая французская революция», давно отвергнутого профессиональными историками.

В самой же Франции трактовка революции как перехода от склоняющегося к упадку Старого порядка к современному обществу получила в XIX–XX веках дальнейшее развитие в либеральной историографии, а затем, с некоторыми нюансами, и в трудах исследователей, принадлежавших к тем или иным направлениям социалистической мысли. Характерной стала принятая историками-марксистами чеканная формулировка: «В результате буржуазной революции Франция перешла от феодализма к капитализму».

Воздействие революции на экономику Франции чаще всего определяют теперь ни больше ни меньше как катастрофуВо второй половине ХХ века сторонники такой интерпретации провозгласили ее классической. Впрочем, столь удивительная «самоканонизация» отнюдь не свидетельствовала об абсолютной уверенности самих приверженцев в бесспорности трактовки. Как раз наоборот, именно тогда все ее ключевые положения подверглись атаке со стороны историков так называемого критического направления.

Первым предложил критически взглянуть на все то, что ранее беспрекословно принималось на веру, английский историк Альфред Коббен. В 1954 году он выступил с лекцией, которая так и называлась – «Миф Французской революции».

Впоследствии классическая трактовка происшедшего тогда во Франции подверглась скрупулезному критическому анализу в работах французских, американских, немецких, а с 1980-х годов и российских исследователей.

Сегодня картина революции, случившейся на исходе XVIII века, представляется совершенно иначе, чем еще относительно недавно. Оказалось, что созданная либеральными историками эпохи Реставрации и доминировавшая на протяжении многих десятилетий интерпретация революции и в самом деле являла собою миф или, точнее, череду мифов.

Успехи Старого порядка

Первый из таких мифов – утверждение об экономической неэффективности Старого порядка, якобы превратившегося в тормоз для дальнейшего развития страны.

Как показывают проведенные в последние десятилетия изыскания по экономической истории Франции, в последней четверти XVIII века это была одна из самых богатых и многолюдных стран Европы, по численности населения уступавшая лишь России (27 млн против 30 млн). Наблюдавшийся в течение всего столетия демографический подъем – следствие устойчивого экономического роста. Особенно быстро развивались сектора экономики, связанные с колониальной торговлей. По ее общему объему, увеличившемуся за этот период в 4 раза, Франция вышла на второе место в мире после Великобритании. Причем разрыв между двумя странами неуклонно сокращался, ибо темпы роста французской внешней торговли были намного более высокими.

Французский флот в 1780-е годы был одним из самых мощных в Европе (Предоставлено М.Золотаревым)

Сотни французских судов курсировали в «атлантическом треугольнике»: из Франции они везли в Африку ром и ткани, там наполняли трюмы чернокожими рабами для плантаций Вест-Индии, откуда возвращались в метрополию груженные сахаром-сырцом, кофе, индиго и хлопком. Колониальное сырье перерабатывалось на многочисленных предприятиях, окружавших морские порты, после чего готовая продукция частично потреблялась в самой стране, частично продавалась за рубеж. Атлантическая торговля стимулировала развитие судостроения, текстильной и пищевой промышленности.

В сфере тяжелой промышленности Франция тоже лишь немногим уступала Великобритании. Только эти две страны к 1789 году могли похвастаться такими технологическими нововведениями, как применение паровых машин и выплавка чугуна с использованием кокса в качестве топлива.

Заметный прогресс наблюдался и в сельском хозяйстве. Рост валового продукта в этом секторе с 1709 по 1780 год составил около 40%. Интенсивная пропаганда новейших методов агрикультуры, которую при активной поддержке властей осуществляли просветительские общества, приносила свои плоды. Особую восприимчивость к передовым достижениям демонстрировали крупные, ориентированные на рынок дворянские и фермерские хозяйства, ставшие настоящей матрицей капитализма. И хотя в деревне – где больше, где меньше – еще сохранялась система тех или иных повинностей крестьян в пользу сеньоров (землевладельцев), уже имела место ярко выраженная тенденция к превращению этого сеньориального комплекса в обычный для капиталистического рынка земли порядок арендной платы. Подчас возникавшие споры о размерах и обоснованности таких платежей стороны решали правовым путем – через суды. Вооруженных конфликтов между крестьянами и сеньорами, подобных средневековой Жакерии, история предреволюционной Франции не знала.

Таким образом, об экономической неэффективности Старого порядка говорить не приходится. Что же стало причиной революции?

Неблагоприятная конъюнктура

Если Франция в XVIII веке представляла собою богатую, экономически процветающую страну, то финансовое положение ее монархии было достаточно сложным. Устаревшая финансовая система, мало изменившаяся со времен Средневековья, не могла обеспечить растущие потребности многократно усложнившейся государственной машины. Результатом такой диспропорции стал огромный госдолг, на обслуживание которого уходила половина бюджета. Выход могла обеспечить лишь реформа налогообложения, предполагавшая отмену фискальных привилегий и введение общего для всех сословий поземельного налога, от которого духовенство и дворянство до определенного момента были освобождены.

Министры короля прекрасно понимали необходимость реформ и во второй половине XVIII века не раз предпринимали шаги в этом направлении. Однако все попытки правительства модернизировать финансовую систему государства наталкивались на сопротивление привилегированных сословий и традиционных судебных учреждений – парламентов, которые свою борьбу за узкокорпоративные интересы прикрывали демагогическими лозунгами. В ходе этой борьбы, длившейся не одно десятилетие, критика оппозиционными публицистами властей существенно подорвала авторитет монархии в глазах значительной части подданных.

Версаль при поздних Людовиках стал символом богатства и роскоши (Предоставлено М.Золотаревым)

Впрочем, до поры до времени участие низов в политической борьбе сводилось в основном к моральной поддержке оппозиции и лишь изредка принимало форму уличных беспорядков – непродолжительных и спорадических. Ситуация изменилась во второй половине 1780-х, когда снижение уровня жизни из-за кратковременного ухудшения экономической конъюнктуры вызвало резкий всплеск активности масс.

Кризисные явления в ряде отраслей производства обуславливались целым набором факторов, напрямую не связанных между собой. Их можно разделить на субъективные (просчеты в экономической политике правительства) и объективные, а последние, в свою очередь, на долговременные (смена фаз многолетнего экономического цикла) и краткосрочные (неблагоприятная сезонная конъюнктура). Негативное воздействие на экономику каждого из них по отдельности имело место и в предшествующие периоды. Однако уникальность ситуации 1780-х годов состояла в том, что проявление всех этих факторов совпало по времени, из-за чего экономический кризис оказался особенно глубоким.

Синхронность проблем

Специалисты по истории экономики выявили, что для ее развития во времена Старого порядка была характерна определенная цикличность: многолетние периоды роста цен на зерно сменялись столь же продолжительными периодами их снижения. Первая из этих тенденций была выгодна производителям аграрной продукции и способствовала расширению их хозяйственной деятельности; вторая, напротив, вела к сокращению их доходов и оказывала сдерживающее влияние на развитие аграрного сектора, да и всей экономики в целом, поскольку именно сельское хозяйство составляло ее основу.

На протяжении большей части XVIII века цены на зерно постепенно росли, но в 1776 году эта фаза цикла закончилась, они пошли вниз. Вскоре начали падать и цены на вино – важнейший продукт французского экспорта. Снижение доходов производителей сопровождалось уменьшением найма ими рабочей силы и, соответственно, ростом безработицы в сельской местности.

Дабы поднять спрос на сельскохозяйственную продукцию и стимулировать производство, правительство приняло ряд мер, направленных на расширение ее экспорта. В 1786 году был заключен торговый договор с Англией, который открывал британский рынок для французских вин. Взамен французский рынок открывался для продукции английских мануфактур. Однако получилось так, что эти вполне логичные меры не только не улучшили ситуацию, а, наоборот, ее усугубили.

Разрешение экспортировать пшеницу привело к тому, что значительная часть запасов зерна ушла за рубеж. Лето же 1788 года выдалось неурожайным. Цены на рынках взлетели. Стали быстро распространяться панические настроения: люди боялись голода.

Локомотивом Французской революции стало внесословное, политически активное меньшинство, которое современная историческая литература обозначает термином «просвещенная элита»Торговый договор с Англией сулил французским земледельцам в перспективе немалую выгоду, однако гораздо быстрее промышленники Франции ощутили связанные с ним издержки. Британские текстильные мануфактуры, имевшие по сравнению с французскими лучшее техническое оснащение, заполнили рынок своей дешевой продукцией, вытесняя с него местных производителей. Вдобавок у последних возникли серьезные проблемы с сырьем. В 1787 году сбор шелка был крайне низким, а неурожай 1788-го спровоцировал забой овец и, следовательно, резкое сокращение их поголовья, что вызвало еще и дефицит шерсти. Все это, вместе взятое, привело к острому кризису в сфере текстильной промышленности: сотни предприятий закрылись, тысячи работников оказались на улице.

Между тем откладывать налоговую реформу стало уже невозможно. Участие Франции в Войне за независимость США обошлось ей в 1 млрд ливров, из-за чего государственный долг вырос до астрономических размеров. Французская монархия была на грани банкротства. Правительству пришлось принять решительные меры по выходу из финансового кризиса, несмотря на крайне напряженную общественную обстановку. Экономический спад обострил недовольство низов и сделал их весьма восприимчивыми к демагогическим лозунгам антиправительственной оппозиции. Напротив, власть, пытавшаяся проводить преобразования, не пользовалась в обществе ни высоким авторитетом, ни доверием, к тому же слабый и нерешительный Людовик XVI совершенно не обладал теми качествами, которые требовались главе государства в критической ситуации.

Финансовый дефицит, падение цен, неурожаи, фронда знати и парламентов, голодные бунты, слабость центральной власти – все это случалось во Франции и ранее, но в разные периоды. Одновременное же воздействие всех перечисленных негативных факторов вызвало тот самый социальный резонанс, который и привел к краху Старого порядка.

Просвещенная элита как локомотив революции

Второй миф классической историографии – непримиримые противоречия между дворянством (феодалами) и торгово-промышленными слоями общества, составлявшими верхушку непривилегированного третьего сословия. На самом деле, как показывают новейшие исследования, эти две социальные группы достаточно мирно сосуществовали и неплохо взаимодействовали между собой.

Надо сказать, что дворяне сами активно занимались предпринимательством. Им, к примеру, принадлежало до половины всех металлургических предприятий во Франции. Охотно участвовали они и в атлантической торговле, и в финансовых операциях. В свою очередь, разбогатевшие предприниматели незнатного происхождения считали, что лучшее применение их возросшего капитала – это получение дворянского звания посредством покупки должности или земельного владения, дававших право на титул.

Для Франции цена революционных преобразований оказалась несоизмеримо выше их полезного эффектаНеудивительно, что во время революции большинство предпринимателей, имевших депутатский мандат, придерживались весьма умеренной, а то и вовсе консервативной политической линии. Не дал этот общественный слой и ни одного сколько-нибудь заметного лидера революции. Но кто же в таком случае осуществил революционные преобразования?

Ту социальную группу, что возглавила революцию, современная историческая литература обозначает термином «просвещенная элита». Это политически активное меньшинство сформировалось во второй половине XVIII века, когда вся Франция мало-помалу покрылась густой сетью разнообразных общественных объединений – естественнонаучных, философских и агрономических кружков, провинциальных академий, библиотек, масонских лож, музеев, литературных салонов и др., ставивших себе целью распространение культурных ценностей Просвещения.

В отличие от традиционных для Старого порядка объединений эти ассоциации имели внесословный характер и демократическую организацию. Среди их членов можно было встретить и дворян, и священнослужителей, и чиновников, и представителей образованной верхушки третьего сословия. Должностные лица таких обществ, как правило, избирались голосованием на конкурсной основе.

Просветительские ассоциации разных городов имели между собой тесные и постоянные связи, образуя единую социокультурную среду, в которой и появилось сообщество представителей всех сословий, объединенных приверженностью идеалам Просвещения, – просвещенная элита.

Именно она и стала ведущей силой общенационального движения против абсолютной монархии, а в дальнейшем дала революции подавляющее большинство лидеров.

Цена революции

И наконец, третье, основополагающее для классической трактовки Французской революции XVIII века положение – о благотворном влиянии преобразований на последующее экономическое развитие страны и распространение в ней капиталистических отношений – сегодня также признано мифом. Воздействие революции на экономику Франции чаще всего определяют теперь ни больше ни меньше как катастрофу.

Торговля и промышленность страны очень сильно пострадали от революции. Посягательства на крупную собственность стали неотъемлемым атрибутом массовых волнений революционной эпохи – начиная с печально известного Дела Ревельона, когда в апреле 1789 года парижские люмпены разгромили большую и процветающую обойную мануфактуру в Сент-Антуанском предместье. А уж на пике революции, во времена террора, поводом для репрессий могло стать само по себе занятие предпринимательством, которое тогда презрительно называли негоциантизмом.

Показателен пример семьи Вандель – дворянского рода, основавшего знаменитый металлургический завод Крёзо. Мало кому из членов этой семьи в период революции удалось избежать преследований, а само предприятие, славившееся в 1780-е наиболее передовыми во Франции технологиями, к 1795 году пришло в абсолютный упадок и было восстановлено уже только при империи.

Металлургический завод Крёзо. До революции это было процветающее предприятие, на котором применялись передовые технологии (Предоставлено М.Золотаревым)

И этот случай отнюдь не единичен. Так, из 88 предпринимателей, являвшихся депутатами Генеральных штатов от третьего сословия, в период террора так или иначе пострадало 28, то есть почти треть. Из них 22 человека подверглись репрессиям, трое обанкротились, трое были вынуждены эмигрировать. Ну а поскольку эта категория депутатов в основном характеризовалась довольно слабой политической активностью, главной причиной обрушившихся на них гонений явно были не политические, а социальные мотивы.

Революция привела к глубочайшему спаду экономической деятельности во Франции. К 1800 году объем промышленного производства составлял всего 60% от предреволюционного уровня. Вновь к показателям 1789 года производство вернулось лишь к 1810-му. И это несмотря на существовавший в эпоху революции и Наполеоновских войн высокий спрос на военную продукцию. О технологических новинках, появившихся еще при Старом порядке, пришлось на время забыть. В Англии применение паровых машин за эту четверть века приобрело массовый характер, а во Франции практически полностью сошло на нет и возобновилось уже только в эпоху Реставрации.

«Революционное трио»: Дантон, Марат, Робеспьер (Предоставлено М.Золотаревым)

Но если война стимулировала активность хотя бы тех отраслей промышленности, что были связаны с производством вооружения и амуниции, то на внешней торговле она отразилась самым негативным образом. Морская блокада и утрата Францией вест-индских колоний обернулись почти совершеннейшим крахом атлантической торговли, а именно в этой сфере капиталистические формы французского предпринимательства достигали в предреволюционный период наиболее высокого уровня развития.

Французские порты за время революции и империи пришли в упадок. Самые крупные из них – Нант, Бордо, Марсель – особенно сильно пострадали от разгула террора. Так, скажем, население Бордо с 1789 по 1810 год сократилось со 110 тыс. до 60 тыс. человек. И если в 1789-м Франция располагала 2 тыс. торговых судов дальнего плавания, то к 1812 году у нее их было лишь 179.

Падение в этом секторе экономики оказалось столь глубоким, что по абсолютным показателям внешней торговли страна смогла достигнуть предреволюционного уровня только в 1825 году! А та доля в мировой торговле, которую Франция имела до революционных потрясений, навсегда осталась для нее в прошлом.

Еще к более долгосрочным негативным последствиям для развития капитализма во Франции привело происшедшее в результате революции перераспределение земельной собственности – самое масштабное в истории страны. Продажа национального имущества – бывших владений церкви и короны, конфискованной собственности эмигрантов и лиц, осужденных революционными судами, – затронула до 10% всего земельного фонда. До 40% этих земель перешло в собственность крестьян.

По территории заморских владений Французская колониальная империя уступала лишь Британской (красным цветом обозначены французские колонии) (Предоставлено М.Золотаревым)

Передел земли в пользу мелких собственников и связанное с ним упрочение традиционных форм крестьянского хозяйства оказали большое влияние на специфику промышленного переворота во Франции ХІX столетия. С одной стороны, замедлился отток населения из сельской местности в города, и образовавшийся из-за этого дефицит рабочих рук существенно сдерживал развитие промышленности. С другой – раздробление крупных хозяйств и передача их по частям крестьянам на долгие годы определили снижение уровня агрикультуры. По урожайности большинства зерновых Франция вышла на дореволюционный уровень только к середине XIX века!

Конечно, в актив революции можно занести успешное завершение тянувшегося не одно десятилетие демонтажа сеньориального комплекса, ликвидацию ремесленных цехов, таможен внутри страны, избавление от налогового иммунитета привилегированных сословий. Эти меры и вправду благоприятствовали капиталистическому развитию экономики. Но здесь революционные власти лишь продолжали ранее проводившуюся политику министров Старого порядка. Другие европейские страны провели аналогичные реформы с гораздо меньшими издержками. Для Франции же социальная и экономическая цена подобных преобразований оказалась, увы, несоизмеримо выше их полезного эффекта.

Как видим, от прежнего оптимистического изображения Французской революции как локомотива прогресса теперь мало что осталось. В свете проведенного исследователями критического анализа оно растаяло как мираж.

Впрочем, значения Французской революции как основательницы политической культуры современности и матрицы всех революций Нового и Новейшего времени никто не отменял. Но это уже совсем другая история...

Автор: Александр Чудинов, доктор исторических наук

Работа выполнена при поддержке Российского научного фонда, грант № 14-18-01116