Дней минувших анекдоты…

Анекдот XIX века – вовсе не то, к чему мы привыкли с века прошлого. Это история забавная, смешная, курьезная или просто любопытная, однако преподнесенная в ироническом ключе. Но главное, перед нами не придуманный сюжет, а пересказанная быль…

Фортуна изменчива: вчера ты был властелином Европы и жил во дворце Фонтенбло, а сегодня едешь в ссылку на далекий остров Эльба. Так английский карикатурист XIX века изобразил поражение Наполеона и триумф антифранцузской коалиции

В современных политических анекдотах гораздо больше сатиры, к тому же их, как правило, сочиняют для общей потехи, не слишком задумываясь об историческом правдоподобии. А в старину, в онегинские времена, анекдот – это непременно чье-то свидетельство, воспоминание, хотя подчас и изменившееся в пересказах. То есть остроумные пересуды с опорой на чьи-либо мемуары или просто устойчивые слухи.

Что может быть сладостнее в застолье, в досужей болтовне, чем занятные рассказы об известных людях и событиях? Знатоком и ценителем таких анекдотов был Александр Пушкин, который усердно вел записи под названием Table-talk – исторические анекдоты для застольных бесед. А его герой Евгений Онегин…

… дней минувших анекдотыОт Ромула до наших днейХранил он в памяти своей.

В дни Венского конгресса Евгению Онегину было 20 лет. Самое время для острословий! Несомненно, он слышал те случаи и пересуды, о которых мы поведем речь. Постараемся взглянуть на политические события 1814–1815 годов глазами светского повесы, внимательного к острым нюансам.

Изящество стиля

Анекдоты часто попадали в оборот из мемуаров. Так, многие анекдотические сюжеты о Венском конгрессе и дипломатии Александра I мы знаем из воспоминаний французского дипломата Огюста де Шуазель-Гуфье. Но в мемуары те же самые истории то и дело попадали из пересудов – и тут уж поди определи, что было раньше – яйцо или курица.

Победа над Бонапартием и Венский конгресс в известном смысле стали реваншем аристократии над честолюбивым третьим сословием. Это отражалось и на стиле поведения победителей, и на модном остроумии того времени. У революционеров и бонапартистов – ярость, целеустремленность, громкая риторика, романтический образ бури и натиска. У реставраторов монархии – непринужденность, изящество, налет изысканного меланхолического сентиментализма.

Российский император Александр I являлся воплощением такого аристократизма. Галантность для него была важнее грозного величия. Потому и не посвящал ему Бетховен тревожных аккордов. Недаром в 1814-м самым популярным в Европе анекдотом был такой.

Прогуливаясь по Парижу, русский царь прошелся и по Вандомской площади. А там, на длиннющей колонне, все еще стояла статуя Наполеона. Победитель не повелел свергнуть ее, а только бросил мимоходом: «Если б я забрался так высоко, то боялся бы, чтоб у меня не закружилась голова…» А когда французские роялисты вознамерились разгромить колонну – остановил их. И снова – без напора, всего лишь несколькими изящными фразами: «Беру эту колонну под свое покровительство! А статую заменим на изображение Мира». Когда французы предложили Александру присвоить его имя Аустерлицкому мосту, он уклонился от подобного реванша: «Не трудитесь. Довольно и того, чтобы все знали, что я проехал по нему со своей армией». Правы французы: стиль – это человек.

Когда российский император узнал, что французские инвалиды, наполеоновские ветераны, грустят, что победители отобрали у них боевые трофеи, он решил снова проявить аристократическое благородство. «Я похлопочу за вас, храбрецы!» – сказал Александр и тут же приказал своим генералам вернуть им 12 пушек. Старым воинам необходимы любимые игрушки. Что это, благотворительность?.. Конечно, император действовал не без расчета. Он знал, что такие деяния быстро превращаются в анекдот и получают нужный резонанс. Французы полюбили русского царя…

Последняя шутка де Линя

В таком ореоле «Агамемнон среди монархов» прибыл на конгресс. Немало забавных историй сохранилось о том, как Александр инкогнито путешествовал по Европе, разгуливал по австрийской столице в дни конгресса. Тогда в Вене жили и сестры императора. Они устраивали балы и приемы, на которых Александр Павлович забывал про этикет, держался свободно, постоянно изобретая эффектные шутки.

Однажды русский царь вышел к гостям в платье и бриллиантах великой княгини Екатерины Павловны. Все поразились удивительному семейному сходству. И разумеется, хохотали до упаду.

Почти 80-летний принц Шарль де Линь так прокомментировал нравы венских переговорщиков: «Умеют развлекаться! Им недостает только церемониального шествия, которым сопровождают погребение имперского фельдмаршала. Что ж, я, пожалуй, устрою им такую потеху». И действительно, он умер до окончания конгресса. Предсмертное пророчество называли последней шуткой де Линя.

Не менее популярна была и такая острота об участниках конгресса: «Датский король пьет за всех, вюртембергский – ест за всех, прусский – думает за всех, баварский – говорит за всех, русский император любит за всех, а австрийский – за всех расплачивается!»

Про Нарышкиных и Лопухина

Веселые нравы царили и внутри русской делегации. В Австрии при императоре находился князь Павел Петрович Лопухин. Про него говорили: «Столь же глуп, сколь красив». Однажды Александр послал его с деликатным поручением. Вернувшись, Лопухин все переврал, а потом острословы пересказывали вывод императора: «Что же, и я дурак, что вас послал».

Участвовал в работе конгресса и Дмитрий Львович Нарышкин – вот уж поистине гроссмейстер анекдотического ордена! Шутник, озорник, циник, не боявшийся насмешек. Уж он-то, знаток парадоксов, хорошо понимал, что осмеяние нередко помогает карьере. 50-летний Нарышкин был значительно старше своей красавицы жены и дальновидно смирился с двойственным положением при дворе и при супруге. Петербург не знал более образцового рогоносца! Мария Антоновна Нарышкина, урожденная княжна Святополк-Четвертинская, была и любовницей, и близким другом императора.

Все дети Марии Антоновны, в том числе рожденные от Александра I, носили фамилию Нарышкина. Однажды в Вене, на заседании конгресса, император спросил своего любимца о здоровье детей, а тот, не моргнув глазом, осведомился: «О каких детях, ваше величество, справляетесь? О моих или о ваших?» Так в австрийской столице родился ставший самым известным русский анекдот 1815 года.

Рассказывали, что в те же дни император прислал Дмитрию Львовичу книгу, в которую вплетены были 100 тыс. рублей ассигнациями. Нарышкин поручил передать Александру глубочайшую признательность и просил отметить, что «сочинение очень интересное и желательно получить продолжение». Государь не мог оставить столь остроумный ответ без награды и вторично прислал Нарышкину книгу с вплетенными в нее 100 тыс., но приказал фельдъегерю добавить, что «издание закончено».

Не менее легендарной личностью был брат знаменитого рогоносца, обер-камергер Александр Львович Нарышкин. Наследник огромного состояния, он всегда ходил в долгах как в шелках… Жил с размахом, любил роскошь, славился щедростью – как тут не появляться долгам? Широкую известность получила история о нем, допускающая некоторую вольность в изложении фактов. После взятия Парижа Александр I пожаловал своему тезке Нарышкину звезду ордена Святого Александра Невского с бриллиантами. Звезда оценивалась тогда примерно в 30 тыс. рублей, и Александр Львович поспешил заложить ее в ломбард, чтобы расплатиться с долгами. А тут, как на беду, был назначен прием, на котором обер-камергер Нарышкин просто обязан был присутствовать при всех регалиях.

Что делать? Деньги уже истрачены, и достать их, чтобы выкупить знак ордена, совершенно негде. Тогда Нарышкин обратился к камердинеру императора и каким-то чудом сумел растопить его сердце, чтобы тот дал ему на время праздника звезду императора. Камердинер выдал Нарышкину новую звезду с бриллиантами, которая стоила уже 60 тыс. рублей, но с клятвенным обещанием немедленного ее возврата сразу же после окончания приема.

Беззаботный обер-камергер явился во дворец при новой звезде, на которой сразу же остановил свое внимание государь. Александр тотчас приметил четыре очень крупных бриллианта, которые поразительно напомнили ему его собственную новенькую звезду. Император отозвал Нарышкина в сторону: «Вот странность, мой друг, вы носите звезду точь-в-точь такую, какую я недавно получил от моего ювелира». Нарышкин смутился, пролепетал нечто бессвязное и тем самым усилил подозрения Александра, который продолжал: «Не знаю, ошибаюсь ли я, но скажу вам прямо: полагаю, что это именно моя звезда. Сходство просто поразительное!»

Нарышкин сконфузился и поведал царю о своей проделке. Он был согласен на любую кару, но просил помиловать добросердечного камердинера. Александр тут же смягчился и милостиво ответил обер-камергеру: «Успокойтесь. Поступок ваш не настолько важен, чтобы я не умел его простить. Однако мне самому негоже уже носить этот орден. Право, остается подарить его вам – с условием, чтобы я вперед не подвергался подобным заимствованиям моих вещей». Вознагражденная находчивость – разве это не материал для анекдота?

«Страсть к путешествиям, мой друг»

Но самым популярным объектом политических анекдотов был другой участник Венского конгресса – Шарль Морис де Талейран-Перигор. Он стал символом вельможной изворотливости и цинизма. «Вовремя предать – значит предвидеть!» – это крылатое изречение Талейрана в Советском Союзе нередко повторяли, не указывая автора. Ведь его произнес один из героев завоевавшей любовь зрителей кинокомедии «Гараж»…

Когда в Париже после реставрации Бурбонов собрали палату депутатов, это было жалкое зрелище. Бонапартистов удалили, и оказалось, что судьбу страны решают лучшие из худших… Кто-то воскликнул: «Разве может такой сброд спасти Францию?» Талейран на это заметил: «Кто знает? Ведь спасли же гуси однажды Рим...»

А Дмитрий Львович Нарышкин был дальним родственником Талейрана – по немецкой графской линии. На Венском конгрессе, в час отдыха, он спросил у знаменитого циника:– Дядюшка! Скажите, чего, собственно, Наполеон искал в России?Талейран, хладнокровно продолжая играть в карты, ответил:– Страсть к путешествиям, мой друг, страсть к путешествиям.И это была лучшая острота Венского конгресса.