Любимец варшавян

История о том, как русский градоначальник Варшавы Сократ Старынкевич провел настоящую модернизацию польской столицы

Фото предоставлено М. Золотаревым

Вторая половина XIX века – это время сложных и запутанных польско-российских отношений. После подавления восстания 1863–1864 годов российские власти предприняли попытку сделать из Царства Польского (отныне называемого уже Привислинским краем) типичную для империи губернскую территорию. Вместе с притоком на берега Вислы чиновников и поселенцев из имперской глубинки развернулась деполонизация администрации, школьного дела и общественной жизни. Несмотря на это, почти два десятилетия градоначальником Варшавы был Сократ Иванович Старынкевич, россиянин, которому вопреки антироссийским стереотипам удалось не только преобразить и модернизировать город, но и сплотить его жителей вокруг идеи всеобщего блага.

Сократ из Таганрога

Сократ Старынкевич родился 18 или 20 декабря (по старому стилю) 1820 года в Таганроге и был старшим из одиннадцати детей Ивана Александровича, директора местной таможни, и его супруги Надежды Антоновны. В середине 1830-х семья Старынкевич получила от императора Николая I потомственное дворянство. С Царством Польским и Варшавой были связаны братья отца Сократа – Николай (1784–1857), с 1844 года член варшавских департаментов Правительствующего сената, и Соломон (1803–1869), в 1860-х годах – директор канцелярии статс-секретариата Царства Польского. Во время управления Сократом Старынкевичем Варшавой в столице Царства Польского обосновался и один из его братьев – Олимп, инженер и генерал, который был одним из строителей паровой мельницы в варшавском районе Прага и элеватора в Чистом под Варшавой.

Будущий градоначальник окончил Дворянский институт в Москве и Михайловское артиллерийское училище в Петербурге. В 1849 году в чине штабс-капитана он принимал участие в венгерской кампании, за что получил орден Святой Анны III степени и австрийские ордена Железной короны III степени и Леопольда (Рыцарский крест). В 1849–1853 годах Сократ Иванович нес воинскую службу в Варшаве адъютантом в Главном штабе действующей армии – сначала при генерале И.М. Викинском, а затем при генерале В.И. Заболоцком. Во время Крымской войны он участвовал в осаде турецкой крепости Силистрия в 1854 году (за эту кампанию отмечен орденом Святого Владимира IV степени с мечами).

Сократ Иванович Старынкевич (1820–1902) – президент Варшавы с 1875 по 1892 год (Фото предоставлено М. Золотаревым)

В 1855–1862 годах Старынкевич был старшим адъютантом при генерале Заболоцком в Главном штабе 1-й армии и начальником наградного отдела. В ноябре 1861 года по поручению генерала А.Н. Лидерса, исполнявшего обязанности наместника Царства Польского, он был откомандирован в штаб 1-й армии в окрестностях Грубешова для подавления крестьянских волнений. Это задание Сократ Старынкевич выполнил образцово, но с тяжелым сердцем: в одном из рапортов он с сожалением отмечал, что семерых мужиков пришлось подвергнуть телесным наказаниям, однако если благодаря тому достигнуто было наведение порядка в пяти волостях, 18 селах и 647 поселениях, то жертва эта не представляется столь значительной.

В начале 1863 года Сократ Иванович был переведен в Одесский военный округ, где занимал должность управляющего канцелярией новороссийского и бессарабского губернатора Павла Евстафьевича Коцебу. На следующий год, будучи произведен в генерал-майоры, Старынкевич осуществлял в Москве надзор за осужденными польскими повстанцами, которых через старую столицу препровождали в сибирскую ссылку. Тогда произошел крайне неприятный для новоиспеченного генерала инцидент: из московской пересыльной тюрьмы сбежал будущий деятель Парижской коммуны Ярослав Домбровский. Однако все указывает на то, что этот эпизод не повредил карьере генерала. В 1868 году Старынкевич стал херсонским губернатором, но в 1871-м, ссылаясь на плохое состояние здоровья, вышел в отставку. После этого он несколько лет управлял земельными владениями П.П. Демидова, князя Сан-Донато, в Подольской и Киевской губерниях.

Давний начальник Старынкевича Павел Коцебу, ставший к тому времени варшавским генерал-губернатором и командующим войсками Варшавского военного округа, в 1875 году предложил Сократу Ивановичу занять пост президента Варшавы. Генерал предложение принял и 16 ноября 1875 года был назначен исполняющим обязанности градоначальника. Любопытно, что за все без малого 17 лет его руководства Варшавой эта приставка «и. о.» так и осталась неизменной.

Cloaca maxima

Масштаб задач, с которыми предстояло управиться Старынкевичу, поражал воображение. Варшаве, 300-тысячному многонациональному городу (60% его жителей составляли поляки, 30% – евреи, чуть более 2% – русские и немцы), грозила санитарная катастрофа. Хотя город и располагал водопроводной сетью, она охватывала лишь небольшую часть центра по левой стороне Вислы и была неэффективной (вода редко, обычно только по ночам, доходила до уровня выше второго этажа). При этом не все дома имели на худой конец кран во дворе, да и текущей по трубам воде было очень далеко до кристальной чистоты: водозабор находился ниже впадения в Вислу содержимого сточных канав, а очистные сооружения были построены на месте бывшей мусорной свалки.

Окружающая центр города застройка состояла из маленьких одноэтажных домишек; улицы были грязные, разбитые и плохо освещенные – в начале 1870-х лишь 60% их площади было замощено, чаще всего булыжником. Канализацию заменяли пахучие канавы, которые все лето благоухали, а зимой заледеневшие отходы приходилось вырезать, чтобы с наступлением весеннего половодья они не заливали улицы. По этой причине улица Окопова, на которой размещались бойни и велась мелкая торговля, в тогдашней Варшаве получила прозвище Cloaca maxima.

Реставрация колонны Сигизмунда в Варшаве. 1885 год (Фото предоставлено М. Золотаревым)

В создавшихся условиях, как заметил писатель Болеслав Прус, наблюдательный хронист повседневной жизни Варшавы 1870-х и 1880-х годов, «наш простой народ моется редко, а ванну, пожалуй, никогда не принимает», поэтому «люди у нас в среднем живут меньше, чем в других цивилизованных обществах, детская смертность ужасающая, <…> жители не знают мыла, гигиенических средств и вообще с удовольствием погружаются в неряшливость».

Состояние дорожной сети было отвратительным, и общественный транспорт действовал в весьма ограниченном масштабе, сводясь к межвокзальной железной дороге на конной тяге, соединяющей вокзал Варшавско-Венской железной дороги с вокзалом на правом берегу Вислы, откуда поезда шли на Тересполь и Петербург, и 70–80 конным омнибусам. Обычно варшавяне передвигались по городу летом на дрожках, а зимой – на санях.

Варшава той эпохи – город колоссальных контрастов. Ужасающая бедность соседствовала с роскошью, и пример тому – места отдыха. Доступен всем горожанам был один только Пражский парк (в то время Александровский), да и тот по причине своего окраинного месторасположения. Беднота и скромно одетые варшавяне в этом плане подвергались дискриминации и были лишены возможности посещать раскинувшиеся в центре города парки для богачей и аристократии – Лазенки и Саксонский сад (сад Красинских был местом отдыха для еврейской общины).

Все это, несмотря на внешний блеск, превращало Варшаву в бедный город со значительной преступностью. Достаточно взглянуть на статистику ее роста за 1876 год: мошенничество – 325 преступлений за первое полугодие, 532 – за второе (увеличение на 63,9%); далее кражи – 2481 и 4870 соответственно (96%); убийства – 61 и 137 (124%); грабежи – 78 и 238 (205,1%); поджоги – 162 и 456 (243,2%). Общеуголовная преступность имела отношение главным образом к юношам в возрасте до 21 года, а также в несколько меньшей степени к молодежи от 21 года до 30 лет.

Канализационный комитет

Старынкевич прибыл в Варшаву 1 декабря 1875 года и после знакомства с работой магистрата и посещения центра и городских окраин принялся за работу. Самым актуальным вопросом он счел радикальное, почти что революционное повышение уровня санитарии и гигиены. Достижению этой цели призвана была служить прокладка водопроводной сети, охватывающей все районы Варшавы.

В начале 1876 года Сократ Иванович выехал во Франкфурт-на-Майне, где лично осмотрел, спускаясь в подземные туннели, функционирующую там с недавнего времени канализацию и встретился с ее создателем, английским инженером Вильямом Линдлеем (британец к тому моменту спроектировал также водопроводы в Лондоне, Гамбурге и Будапеште). Уже в марте того же года власти Варшавы заказали Линдлею проект водопроводно-канализационной сети.

Подготовительные работы и, что важнее, консультации Старынкевича и магистрата с варшавянами длились до июля 1881 года, когда было подписано соглашение с Вильямом Линдлеем-младшим, представлявшим отца. С целью обеспечения финансовой стороны дела и проведения строительных работ градоначальник создал и возглавил Комитет строительства канализации и водопроводов города Варшавы (Канализационный комитет). Стройка началась в декабре 1883-го, и в течение первых семи лет было сооружено свыше 42 км канализационных туннелей и проложено около 107 км водопроводных труб. Одновременно на так называемых Кошиках – в районе современных варшавских улиц Кошиковой, Кшивицкого, Фильтровой и Рашинской – построили систему очистных сооружений и водонапорную башню, а на улице Черняковской – водокачку. На дне Вислы оборудовали водозабор.

В последний путь Сократа Старынкевича провожала стотысячная толпа из поляков и русских. Варшава. 26 августа 1902 года (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Еще на стадии подготовительных работ и создания проекта, а также в ходе реализации инвестиций Старынкевич завел постоянную привычку, ставшую сенсацией в масштабах империи, – советоваться с горожанами по поводу всех касающихся их проблем: чтобы жители Варшавы, как выражался градоначальник, «знали, куда идет общественная копейка и как она оборачивается». А задача эта была нелегкой, ибо, как гласит старая поговорка, где два поляка, там три разных мнения. Например, в 1879 году, после опубликования на двух языках – русском и польском – «Проекта канализации и водопроводов в городе Варшаве, составленного инженером В. Линдлеем» с предисловием самого Старынкевича, крик подняли варшавские домовладельцы. Они уверяли, что замещение выгребных ям канализацией, а удобств во дворе клозетами якобы принесет вред здоровью и погубит сельское хозяйство в окрестностях Варшавы, поскольку «дерьмо не удобрит поля, а вытечет в Вислу». Подключение домов к канализации владельцы сочли беззаконием, ограничивающим право собственности. Градоначальника в этой полемике успешно поддерживали варшавские акулы пера, в том числе известные позитивисты Александр Свентоховский и Болеслав Прус.

Палки в колеса вставлял Старынкевичу и банкир Ян Готлиб Блиох, пытавшийся впарить президенту Варшавы инвестиционный кредит под высокий процент. Магистрат определил общий объем необходимых вложений в 17,5 млн рублей (при небольшом годовом бюджете, колебавшемся на рубеже 1870–1880-х на уровне 2,5 млн рублей). В конце концов в апреле 1881 года император Александр III согласился оплатить часть канализационных работ из строительных займов, а остальные деньги Старынкевич добыл за счет выпуска городских облигаций.

Личные инвестиции

Его добросовестность при распоряжении даже самой ничтожной долей собранных с таким трудом фондов была потрясающей. Так, в 1885 году Канализационный комитет за 22 тыс. рублей купил драгу – машину для углубления и очистки русла Вислы в районе водозабора. А когда выяснилось, что покупка эта оказалась неудачной, Старынкевич возвратил в городскую казну всю эту значительную для него сумму. Это была часть приданого его дочери.

Заметим, что инвестиции собственных средств в городской бюджет и благотворительные пожертвования градоначальник считал повседневной обязанностью чиновника и человека. Он продавал имения, доставшиеся ему в наследство от отца, а вырученные средства направлял на нужды Варшавского благотворительного общества, деятельность отделения дешевых столовых-чайных, общества ночлежных приютов, а также общества земледельческих колоний и ремесленных приютов, созданного для исправления малолетних преступников. В залах ратуши Старынкевич устраивал елки для бедных детей и благотворительные концерты. Без особой огласки он помогал погорельцам и пострадавшим от разлива Вислы.

Мемуарист Антоний Залеский, подробно описавший варшавскую жизнь 1880-х годов, с признательностью отзывался о Старынкевиче: «Это человек честный, порядочный, чистый, безупречный, как цербер стерегущий городскую копейку и не позволяющий ее транжирить, справедливый, с горожанами любезный. Отзывчивый, а что еще важнее, чувствующий нищету Варшавы и нужды ее бедноты. Столько лет возглавляя городское управление, он сжился с Варшавой и ее интересами и, естественно, слегка с ними сроднился. Поэтому его можно назвать оваршавленным».

Строительство водопровода и канализации было, конечно, самой значительной, но далеко не единственной инновацией, изменившей облик Варшавы. Вероятно, именно благодаря хлопотам Старынкевича Комитет по делам Царства Польского в Петербурге разрешил варшавским властям запустить в городе конку. В октябре 1881 года была открыта ее первая линия – от заставы на Мокотове до Муранова – бельгийским обществом Societe Generale de Tramways. Спустя восемь лет в Варшаве действовало уже 17 линий конки, по причине всеобщей неграмотности обозначавшихся различными цветами. При Старынкевиче постоянно увеличивалось количество уличных фонарей – с 2 тыс. в 1882 году до 5 тыс. в 1887-м; был обустроен 11-километровый участок левого берега Вислы, вверх по реке от моста Кербедза.

В 1875–1892 годах в Варшаве умножалась и площадь зеленых насаждений: в порядок привели Саксонский сад и сад Красинских, были высажены деревья на многих улицах и в скверах. Старынкевич создал при магистрате общественную организацию – Комитет по озеленению города. По его инициативе на так называемых Лысых горах в Брудно (сегодня это северо-восточный район Варшавы) было устроено кладбище, которое, в отличие от известного кладбища Повонзки, стало местом погребения сирых и убогих, то есть большинства тогдашних варшавян.

Для оценки численности населения и материального положения жителей Варшавы градоначальник дважды (9 февраля 1882 года и 1 января 1887-го) проводил перепись. Он также занимался проблемами обеспечения города продовольствием и боролся с дороговизной, обусловленной главным образом монопольным положением отдельных торговых структур на рынке.

Господин оваршавленный

Вникнув в бытовые нужды варшавян, Старынкевич старался постичь традиции польской культуры и патриотизм поляков, отыскать подходы, чтобы тот не входил в противоречие с российскими государственными интересами. По словам сдружившегося с ним Юзефа Кенига, который переводил на польский язык его многочисленные статьи, публиковавшиеся в варшавской прессе, градоначальник считал, что «поляки были бы совершенно удовлетворены, если бы им были предоставлены те же права, которыми пользуются русские, с охранением их национальности и религии».

Поэтому, с одной стороны, он убеждал варшавского генерал-губернатора Петра Альбединского поставить в городе памятник поэту Адаму Мицкевичу (с надписью на польском языке); инициировал реставрацию колонны Сигизмунда, которая потрескалась в 1885 году (а на ней не слишком почетная для россиян латинская надпись о победе польского короля над московским войском в 1611 году под Смоленском), и выделил на этот ремонт средства городского бюджета; финансово поддерживал, будучи православным, строительство и реставрацию нескольких костелов, включая собор Святого Иоанна Крестителя и церковь Святой Анны. Но с другой стороны, Старынкевич не одобрял сопротивления поляков строительству православного собора в Варшаве и осудил демонстрации в честь Яна Килинского, руководителя варшавских соратников Тадеуша Костюшко.

Многие русские, в том числе жившие в Варшаве, вменяли в вину Старынкевичу «ополячение» и либерализм. Его обвиняли в том, что он мало заботится о российском наследии в Варшаве, и упрекали в том, что градоначальник, «как все либералы, приверженцы западноевропейской культуры, усматривал шовинизм во многих полностью справедливых требованиях русской национальности и государственности».

Однако, несмотря на все эти мнения, Сократ Иванович пользовался доверием и симпатией императора Александра III, который гостил в Варшаве в конце августа 1884 года: подарком монарха стала усыпанная бриллиантами золотая табакерка с выгравированной на ней императорской монограммой.

По причине ухудшения состояния здоровья весной 1892 года Старынкевич подал в отставку, которая была принята властями в Петербурге. В сентябре того же года он поселился неподалеку от ратуши с женой Татьяной Климентьевной (в девичестве Тукаловой) и дочерью Марией (1865–1941, она умерла во время блокады Ленинграда). Но и после отставки Сократ Иванович участвовал в общественной, культурной и экономической жизни Варшавы: общался с Линдлеем-младшим и следил за продолжением работ по организации водопровода и канализации; жертвовал деньги на общественные инициативы (в частности, выделил 100 рублей на строительство православного собора Святого Александра Невского на Саксонской площади).

Варшавяне продолжали выражать ему свою признательность и благодарность. В марте 1893-го в варшавской галерее «Захента» был выставлен заказанный городскими властями годом ранее портрет Старынкевича кисти известного польского живописца Адама Бадовского (1857–1903). Градоначальник предстал на картине в генеральском мундире, рука его покоилась на плане канализации Варшавы. Вскоре полотно было вывешено в портретном зале ратуши. К сожалению, эта картина сгорела во время бомбардировки города немцами в 1939 году. Площадь в варшавском районе Охота, прилегающая к станции очистных сооружений, получила имя градоначальника. В июле 1907 года на территории очистных сооружений на улице Кошиковой был установлен бюст Старынкевича работы скульптора Яна Войдыги (он был уничтожен в 1944-м, во время Варшавского восстания, и восстановлен в 1996-м на территории городского предприятия водопровода и канализации).

Сократ Старынкевич умер 23 августа 1902 года в Варшаве. Его похоронили на православном кладбище в районе Воля, в последний путь его провожала стотысячная толпа из поляков и русских. В 1924 году прах Старынкевича перенесли на Аллею заслуженных того же кладбища, в 1936-м обновили надгробие, которое отреставрировали в 2002-м.

Вскоре после его смерти в ответ на прозвучавшие в российской печати обвинения покойного в «полонофильстве» и «притупленном национальном чувстве» его сестра Ольга Ивановна написала: «[Он] был истинным русским, который считал, что самым верным средством для разрешения национальных споров и соединения двух народов является благородная совесть, честное и сердечное исполнение своих обязанностей во благо города. Пробуждая в жителях города уважение и любовь к себе, он одновременно пробуждал такие же чувства и для русских вообще».

Томаш БОХУН, журнал Mówią Wieki («Говорят столетия»), Варшава – специально для «Историка»

Перевод с польского Юрия Борисёнка