Перепланировка по-французски

Во второй половине XIX века перестраивалась не только Москва, но и Париж. Радикальная перепланировка, проведенная бароном Османом, вызвала бурю недовольства, но сделала французскую столицу современным, удобным для жизни городом, в который сегодня стремятся миллионы туристов

Наполеон III вручает барону Осману указ о присоединении пригородных коммун к Парижу. Худ. А. Ивон. 1865 год (Фото предоставлено М. Золотаревым)

«Османизация» – самая масштабная перестройка Парижа за все время его существования. Да что там Парижа! Столь быстрых и столь радикальных преобразований до этого не знала ни одна столица Старого Света.

Мечта императора

Крушение завоевательных планов Наполеона I не помешало Парижу остаться главным городом Европы, куда стекались толпы искателей удачи со всей страны и из-за границы. Число его жителей за полвека выросло вдвое и первым на континенте достигло миллиона. Вся эта масса народа теснилась в городских пределах XIV века, отмеченных лабиринтом полуразвалившихся крепостных стен. В любом парижском районе новые веяния соседствовали со средневековьем, богатство нуворишей – с убогой нищетой. Водопровода и канализации не было, в помойных ямах кишели крысы, что регулярно приводило к вспышкам эпидемий. Узкие улицы, где не могли разъехаться две кареты, с наступлением вечера постепенно погружались во тьму, переходя во власть «ночной стражи» – воров и проституток.

Такой порядок вещей уже давно изрядно раздражал представителей власти, которые не раз пытались перестроить устаревшую столицу. Людовик XV проложил в центре первую широкую улицу – Елисейские Поля, которую Наполеон I продолжил не менее широкой улицей Риволи. На этом преобразования застопорились: снос домов предполагал компенсацию их владельцам, а казна из-за постоянных войн была пуста. Новый план переустройства предложил Клод-Филибер Бартело, граф де Рамбюто, ставший в 1833 году префектом столичного департамента Сена. После эпидемии холеры, унесшей 20 тыс. жизней, он пообещал «дать Парижу чистый воздух» и решительно взялся за дело: высадил тысячи деревьев, провел водопровод, вывел за городскую черту свалки. Дальнейшие реформы, включая расширение центральных улиц, были прерваны революцией 1848 года. В итоге к власти пришел Луи Наполеон Бонапарт, племянник Наполеона I, вскоре объявивший себя императором Наполеоном III.

Вид улицы Риволи в Париже по направлению к Лувру. Начало ХХ века (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Планы нового монарха были поистине наполеоновскими. Во избежание новых революций он собирался повысить благосостояние своих подданных, дав им работу, улучшив условия их жизни, в том числе окружив красивыми зданиями и памятниками. Многие из этих начинаний требовали переустройства городов, в первую очередь Парижа. До прихода к власти Луи Наполеон несколько лет прожил в Англии и искренне восхищался Лондоном: там после Великого пожара 1666 года были проложены широкие улицы, возведены строгие классические дворцы, разбиты большие парки. Французский император мечтал сделать свою столицу похожей на Лондон и нуждался в верном помощнике. По его просьбе министр внутренних дел Виктор де Персиньи провел в 1853 году «кастинг» кандидатов на должность префекта департамента Сена.

Больше всех ему понравился Жорж Эжен Осман, ранее занимавший пост префекта сначала в департаменте Вар, а потом в департаменте Йонна, – рыжий лысоватый немец из Эльзаса, чья «турецкая» фамилия на родном языке звучала как Хаусманн.

В отчете императору Персиньи уверял: «…этот пышущий энергией атлет, исполненный дерзости и при этом много чего умеющий, у которого на каждый прием противника найдется свой, который на любую чужую уловку найдет свою, более хитрую, обязательно добьется успеха».

Осман изучал право, увлекался музыкой и недурно играл на фортепиано, но не чужд был и архитектуре: на встрече с министром он готов был говорить на эту тему шесть часов. Однако получить высокую должность ему помогло не это, а три очень важных качества. Первое – безусловная преданность династии Бонапартов, которой служили его отец и дед. Второе – весьма редкая для тогдашнего (и не только) чиновника личная честность. Третье – железная решимость, с которой он выполнял любое порученное ему дело. В ореоле этих достоинств он занял предложенный ему пост и взялся за реконструкцию Парижа, затянувшуюся на целых 17 лет.

Новый город на месте старого

Сначала перед Османом поставили вполне конкретную задачу: подготовить город к Всемирной выставке 1855 года. После выставок в Лондоне и Нью-Йорке Парижская должна была показать, что Франция не отстает от других великих держав и даже опережает их. Ради этого Осману из казны была выдана огромная сумма – 50 млн золотых франков. Но ее не хватило для решения накопившихся проблем, и тогда префект обратился к богатым финансистам, предложив им в обмен на займы право строить на реконструируемых улицах дома, отели, магазины. Согласились многие, а больше всех – 24 млн – дали братья-банкиры Эмиль и Исаак Перейры. За это они получили разрешение проложить вокруг Парижа железные дороги, а в самом городе пустить омнибус – первый общественный транспорт.

Вид на выставочный дворец Всемирной выставки 1867 года. Париж, Марсово поле (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Реконструкция началась с улицы Риволи, которую расширили, благоустроили и украсили роскошным Grand Hôtel du Louvre, где в 1855-м жили самые именитые гости выставки. Кроме того, для этого мероприятия на Елисейских Полях был выстроен громадный Дворец индустрии. На время выставки ремонтные работы свернули, но потом за них взялись с новой силой. Перпендикулярно улице Риволи были проложены бульвары – Страсбургский и Севастопольский, названный в честь победы в Крымской войне. С тех пор бульвары, прежде бывшие «ничейной землей» у крепостных валов (что и означает слово boulevard), стали местом для гуляний, островками зелени в каменном сердце города. Тогда же на востоке, вокруг площади Бастилии, сносились лачуги Сент-Антуанского предместья – рассадника болезней и мятежей. Целые кварталы старых домов исчезали по всему Парижу; император специально принял закон, допускавший их принудительный снос без решения суда. Правда, всем владельцам выплачивалась компенсация, превышавшая рыночную стоимость жилья, и они были не в обиде. Смутьянов, которые все же пытались протестовать против реновации, разгоняли жандармы.

От прежнего города остались только небольшие островки, например облюбованный ныне туристами квартал Маре. Не пощадили даже остров Сите, с которого когда-то начался Париж: там были снесены старинные дома вокруг собора Парижской Богоматери и вырос громоздкий Дворец правосудия, спрятавший зловещую тюрьму Консьержери и часовню Сент-Шапель.

Улица Тиршан в старом квартале д'Арси, снесенном во время продления улицы Риволи. Фото Ш. Марвиля. 1853–1870 годы (Фото предоставлено М. Золотаревым)

В 1860 году в состав Парижа были включены многие его пригороды, в частности Монмартр, где тоже началась прокладка бульваров (один из них позже получил имя Османа). Неподалеку архитектор Шарль Гарнье приступил к строительству нового оперного театра. Император отказался посещать старый после того, как у подъезда анархисты бросили в него бомбу. В новый он так и не попал: его строили целых 15 лет и открыли уже после падения Второй империи. Опера Гарнье, похожая на праздничный торт, стала одним из символов парижской реновации, как и построенные тогда же Бастильский и Северный вокзалы. Впрочем, Бастильского вокзала сегодня уже нет на карте города. В 1970-х исчез и другой символ обновленной Османом столицы – громадный крытый рынок Ле-Аль на площади Шатле, знаменитое «чрево Парижа»: теперь на его месте сад.

Помня про лондонские парки, Наполеон III поручил инженеру и архитектору Жану Шарлю Альфану украсить Париж зелеными насаждениями. Тот не только разбил скверы в каждом из 20 городских округов, но и создал парки Монсо и Бют-Шомон, а на западе и востоке сохранил в неприкосновенности бывшие места королевской охоты – Булонский и Венсенский леса. В парках проложили дорожки для гуляний, устроили фонтаны, сторожа зорко следили, чтобы чистой публике не мешали бродяги и попрошайки. Париж остался городом контрастов: пяти-шестиэтажными домами вдоль новых улиц владели богачи, дравшие три шкуры с квартирантов. За убогую комнатку рабочим приходилось отдавать половину зарплаты, а бараки, где они жили прежде, беспощадно уничтожались. Власть позаботилась и об удобстве подавления волнений: улицы делали широкими и прямыми, чтобы пушечные залпы без помех сносили баррикады.

Со временем реновация обходилась все дороже. Между тем только в первые три года было потрачено 278 млн франков. Осман попросил у государства еще 180 млн, но реальные расходы достигли 410 млн. Немалая их часть была выплачена по судебным искам, ведь помимо жилья в снесенных домах находилось множество магазинов, ателье, мастерских, владельцы которых требовали достойной компенсации. Один скандал следовал за другим: застройщики обвиняли чиновников, чиновники – застройщиков, общественность – тех и других. Лишь к самому Осману не липли никакие обвинения. Когда однажды ему предложили «откат» в 3 млн франков за передачу одной фирме контракта на 30 млн, он сказал: «Отлично, теперь я вижу, что этот проект стоит всего 27 млн, и могу сэкономить остальное». Однако префекта упрекали в другом: например, говорили о вольных нравах его младшей дочки Валентины, которая сменила двух мужей, а между делом была еще и любовницей Наполеона III, родив, по слухам, ему дочь.

Улица Суффло была названа так в честь архитектора, создавшего здание парижского Пантеона (на фото вид улицы до реновации и сегодня)

По этой или другой причине император, несмотря на огромный перерасход средств, сделал Османа сенатором и пообещал ему баронский титул. Тот на радостях напечатал новые визитки и заказал себе герб, но… официально титула так и не получил. Французская знать не желала принимать в свои ряды выскочку-немца. Полноправным бароном реноватор так и не стал, хотя в историю вошел именно с этим титулом – барон Осман.

Стройка на века

Долгие годы Париж представлял собой громадную стройку с перекопанными улицами, грязными лужами и зияющими котлованами, куда порой сваливались прохожие. Это многих раздражало, несмотря на то что реконструкция дала работу сотням тысяч людей (заметим, что как раз эти люди не посещали модные салоны и не писали в газеты).

Те же, кто писал, вовсю ругали Османа. Виктор Гюго утверждал, что префект «изгнал из Парижа поэзию», а Эмиль Золя – что он «порубил живой город на куски, как колбасу». Знаменитый реставратор Эжен Виолле-ле-Дюк называл деятельность Османа настоящей катастрофой, ведь достаточно уже того, что он велел закатать в асфальт найденный при строительстве римский амфитеатр.

Через много лет историк Рене де Вильфос подвел итог: «Барон Осман пустил торпеду в старый корабль Парижа, который затонул во время его правления. Пожалуй, это было самое страшное преступление страдавшего мегаломанией префекта… Его работа принесла больше вреда, чем сотня бомбардировок». Что ж, поэзии в современном Париже и в самом деле немного: несколько замечательных памятников в окружении моря типовых зданий, быстро утомляющих глаз.

Правда, благодаря Осману с карты города исчезли «поэтические» трущобы и воровские притоны наподобие воспетого тем же Гюго Двора чудес. По его указанию инженер Эжен Бельгран построил наконец в Париже сеть канализации, в то время самую обширную в мире. Осман заботился об устройстве в городе муниципальных школ, больниц, домов призрения. А еще он блестяще подготовил и провел Всемирную выставку 1867 года, также проходившую во французской столице. Его благодарил сам русский царь Александр II, хотя на той выставке государя едва не застрелил поляк-эмигрант Антон Березовский. В Париже тогда впервые показали добытый французами алюминий, изобретенное в Америке кресло-качалку, сборные дома для рабочих, придуманные в Англии. Последними заинтересовался и Осман: он хотел поселить в них рабочих для продолжения реконструкции, которая никак не хотела заканчиваться…

Префект не знал, что его время подходит к концу, как и время блестящей и порочной Второй империи. Вскоре после выставки Совет министров в первый раз дал ему отпор, не позволив перекраивать по своему вкусу старинный Люксембургский сад. Потом Османа освистали в опере – в присутствии императора. В газетах появлялось все больше статей, обличавших влиятельного префекта. В начале 1870 года либеральное правительство Эмиля Оливье отправило Османа в отставку, и Наполеон III с этим согласился.

А осенью пруссаки, с которыми император легкомысленно начал войну, взяли его в плен, разгромили французскую армию и осадили Париж. Войну и Коммуну Осман пережил в провинции, но знал, что пишут газеты: раны, нанесенные столице коммунарами, кажутся царапинами в сравнении с ущербом, который причинил ей бывший префект. Успев написать в свое оправдание три тома мемуаров, он умер в 1891 году.

К тому времени в Париже уже поднялась к небу Эйфелева башня, и недовольные переключились на критику в ее адрес. С годами споры о реконструкции Османа забылись, город, возведенный им, стал привычным и любимым, и теперь не только гости, но и сами парижане уже не могут представить его другим – без широких бульваров, Оперы Гарнье и Отель-де-Виль, Дворца правосудия и парка Монсо. Одним словом, без всего того, что принесла с собой реновация по-французски.