Памяти Александра Николаевича Боханова

Скорбная новость... Скончался выдающийся историк, великолепный специалист по русской истории XIX — нач. XX веков, доктор исторических наук Александр Николаевич Боханов (1944–2019), тяжело болевший последние годы...

Непросто писать о нём. Слишком многим я обязан ему. Нет необходимости перечислять книги и заслуги — достаточно сказать, что первая объективная книга о последнем царствовании в современной нашей историографии — «Сумерки монархии», вышедшая в 1993 году, была написана им. А потом вышла его биография Николая II, опубликованная в серии «ЖЗЛ». Она тогда произвела эффект разорвавшейся бомбы. Я прекрасно помню, как скрежетали зубами некоторые коллеги по Институту российской истории РАН, которые по самой сути своей были и оставались глубоко советскими людьми... Это сейчас все налево и направо с придыханием возглашают: «Государь...», а тогда до государя было ой как далеко, а говорить об этой личности, об этой эпохе начинал именно Александр Николаевич. Да ещё немногие осмеливались.  Я познакомился с ним практически сразу, как только пришёл в институт. Тогда я начинал серьёзно заниматься историей и генеалогией Романовых, и Александр Николаевич горячо поддержал меня. Он даже написал предисловие к одной из моих книг, а потом мы часто обменивались своими книгами, и его замечательные дарственные надписи навсегда со мной. Он был очень яркий, неординарный и заметный человек. Для меня вместе с Дилярой Ибрагимовной Исмаил-Заде (с которой они дружили) и Александром Георгиевичем Кавтарадзе он был самым запоминающимся человеком в институте. Как-то вместе с Александром Георгиевичем мы сбежали из отдела в институтский буфет, и вдруг туда пришли А.Н. и Д.И. и сели за соседний столик. Минута — и началась феерическая беседа, а я поймал себя на мысли, какой я счастливый: в компании самых эффектных людей в институте и почти на равных (хотя, конечно, нет) с ними. А теперь уже никого не осталось, все они ушли... Александр Николаевич любил жизнь, он был всегда позитивен, остёр, точен и сибаритен в самом хорошем смысле этого слова. «Женя, больше жизни!» — нередко подбадривал он меня. Его слова, его высказывания нередко можно было использовать как цитаты. Такими же яркими были и его книги, писал он великолепно. Конечно, в последние годы он обратился к темам, весьма неоднозначным и не слишком профессионально близким для него. Мне многое казалось в его творчестве этого времени излишним, с чем-то согласиться было невозможно, но читать всё равно было интересно всегда. У него были академический флёр и несоветский шарм, и даже в компании уже других людей, иной, не особенно мне близкой идеологии, он всё равно оставался самим собой — не узким, ограниченным и зацикленным, а свободным и самостоятельным. Взгляды могли разниться, но человеческий масштаб оставался всегда велик. 

Спасибо Вам, дорогой Александр Николаевич, за всё!

Евгений Пчелов