Брежневская, но и хрущёвская!

14 лет 7 октября наша страна отмечала праздник — День Конституции, которую принято называть «брежневской». А что это был за Основной закон? Останется ли в истории его наследие? Об этом мы поговорили с кандидатом исторических наук автором монографии «Последняя Конституция Советского Союза» Ильёй Стрекаловым. 

В наше время об этой Конституции вспоминают нечасто. Хотя эпоха «развитого социализма» у многих вызывает ностальгические воспоминания. Была ли она шансом для Советского Союза, шансом на многолетнее развитие? Или правы те, кто считает это время «агонией страны»?

— Расскажите о предыстории Конституции-77. Когда и зачем было принято решение о работе над новым Основным законом СССР?

— Вообще-то официально считается, что работа над третьей союзной Конституцией началась 25 апреля 1962 года с образованием Конституционной комиссии при Верховном Совете СССР. Об этом публично заявлялось и в печати, что, кстати, дало возможность наиболее активным советским гражданам прямо апеллировать, скажем, к газете «Правда» от 1962 года в то время, когда работа над проектом затихала, просить сообщить о ходе работы над Конституцией. Однако, как показывают партийные документы, уже 10 января 1962 года была образована рабочая группа при ЦК КПСС по работе над Основным законом страны. Я же склонен считать, что посыл к политико-конституционным преобразованиям в СССР возник вскоре после XX съезда КПСС, на котором был развенчан культ личности И.В. Сталина. Уже в 1958 году появился первый крупный пакет изменений в статьи Конституции, пошли первые разговоры на уровне высшего эшелона власти о том, что нужно изменить или даже полностью поменять Основной закон. На XXI съезде партии в 1961 году Хрущёв открыто заявил о необходимости принятия новой Конституции — мы же семимильными шагами «пошли» к коммунизму. Другое дело, что полномасштабная реформа — с распределением обязанностей среди её участников, с организацией работы над текстом и прочее — началась, разумеется, в 1962-м. Почему решили принимать новую Конституцию? Конкретного ответа на этот вопрос я, изучив массу архивных документов, так и не нашёл. Только официальная версия: достижение нового уровня развития советским обществом и государством, качественно новый исторический этап в жизни нашей страны. Возможно, Хрущёв хотел подвести Конституцию под свои демократические радикальные преобразования, а при Брежневе, то и дело откладывая вопрос о новой Конституции, всё-таки, видимо, пришли к убеждению, что нужно дать ответ на новые вызовы глобальной современности. И в 1977-м они его дали.

— Отразились ли знаковые черты политики Брежнева и Косыгина в статьях Конституции?

— Мне кажется, это не совсем правильный вопрос. Вы исходите из того, что Конституция называется «брежневской», однако, как я уже заметил, разработка её началась ещё при Хрущёве. Она ещё и «хрущёвская», значит! И поэтому правильнее сначала сказать, какие черты политики Хрущёва отразились в ней — назовём их просто: десталинизация, децентрализация, демократизация. Первая и последняя, несомненно, идут в связке, рука об руку. Вторая связана с расширением прав союзных республик, ну и, конечно, с преобразованиями в сфере управления экономикой, передачей власти по этим вопросам на места — вспомним пресловутые совнархозы. Широкий спектр прав и свобод, а также идея «строительства коммунизма» прямо пронизывают «хрущёвский» проект. Ощущение, что ещё лет двадцать — и взлетим в светлое будущее! Но Хрущёва, как известно, в 1964-м отставили... Что касается Брежнева и Косыгина. Несмотря на, казалось бы, идеологический откат назад в виде концепции «развитого социализма», конституционный проект сохранил спектр прав и свобод граждан, идеи референдума, гласности (да-да, и в принятой Конституции было это слово — не Горбачёв его изобретатель!), а также хозрасчёта и материального стимулирования в работе с предприятиями — та самая экономическая реформа Косыгина. Косыгин возглавлял в Конституционной комиссии целую подкомиссию по экономическим вопросам. То есть на самом деле имела место конституционная преемственность между Хрущёвым и Брежневым, хотя в литературе легче встретить прямо противоположные вещи.

— По каким параметрам мы в 1977 году оказались «впереди планеты всей»?

— Мне кажется, не совсем верно сравнивать Конституцию СССР с конституциями западного мира, всё-таки это политически и идеологически разные тексты. А сравнивать нужно, как говорится, то, что в принципе можно сравнить. Иностранные наблюдатели признавали весьма привлекательной демократичность положений Конституции в 1977 году. Западные учёные, конечно, от себя добавляли, что на самом-то деле политический режим СССР недемократичен, мол, нет смысла на эту Конституцию смотреть, зрите в корень. Но это всё, конечно, наблюдения со стороны. От себя хочу заметить одну любопытную вещь: проводившаяся тогда международная политика «разрядки», несмотря на идеологическое противостояние, всё-таки дала свои положительные всходы. Сохранились архивные документы, свидетельствующие о том, что советские разработчики Основного закона при формировании главы о правах, свободах и обязанностях граждан сопоставляли то, что у них было, с Декларацией прав человека и Международными пактами о правах. Ключевые позиции Хельсинского совещания 1975 года вошли в одну из статей Конституции. Таким образом, сам посыл демократизации жизни общества и государства оказался в тот момент общим для СССР и стран Запада, пусть хотя бы и на бумаге, в документе, но это ведь было в 1970-е годы, когда ничего похожего на горбачёвское «новое политическое мышление» ещё и подавно не провозгласили...

— В чём основные отличия Конституции-77 от её младшей сестры 1993 года?

— Конечно, это принципиально разные документы в самой своей сути. Конституция 1993 года «выбила» многие основы, на которых стояла её предшественница. Идеологически — в плане отрицания признания политического плюрализма в 1990-е, политически — в сосредоточении немалых полномочий в руках одного человека — президента (в предыдущей Конституции работал коллегиальный орган — КПСС, другое дело, что иных партий не было), экономически — в повороте к рынку. При этом, как мне кажется, помимо всего прочего Конституция 1977 года вела к «взаимообязанности»: соблюдать те или иные предписания должны были и должностные лица, и организации, и граждане. Все друг другу были нужны — такова идеология этого документа, да и, возможно, советского общества. Конечно, в реальной жизни того времени кому-то это нравилось, кому-то — нет. На то указывает и содержание писем, которые люди присылали в Конституционную комиссию. Конституция 1993 года в этом смысле совсем иная: свобода личности — пожалуйста, всё можно, делай то, что не запрещено законом, приоритет прав и свобод человека над всем остальным, в то же время идея постоянного взаимодействия разных «игроков» общества и государства сведена к абсолютному, только лишь необходимому минимуму. Опять же, кому-то так, не будучи «обязанным», жить лучше, но сегодня мы можем заметить одну тенденцию: среди простых граждан страны всё чаще поднимается вопрос об усилении роли государства, о необходимости восстановления баланса в его отношениях с обществом и личностью. Это неслучайно, это берёт свои корни, вероятно, именно из советского периода истории нашей страны.

— Какие демократические процедуры были применены при работе над Конституцией? Почему Брежнев не решился на всенародное голосование?

— Надо сказать, что в течение всех 15 официальных лет работы над Основным законом в Конституционную комиссию поступали письма граждан, учёных, организаций и учреждений, которые изучали сотрудники аппарата Президиума Верховного Совета СССР. Десятки толстенных томов из писем и сводок о письмах и устных выступлениях сохранились в архиве. Им предстояло из всего этого многообразия выделить конкретные предложения и скомпоновать их по группам, составить справку и направить её в партийные органы. Это был централизованный процесс. Предложения были самые разные, в том числе и «антисоветские», и о них обо всех докладывалось в той или иной форме в ЦК КПСС — разве это не демократично? И конечно, всенародное обсуждение проекта летом, в 1977 году. В подавляющее число статей конституционного проекта по его итогам были внесены поправки, предложенные простыми гражданами. А это значит, что всё-таки проводили его не зря. Работа над Конституцией отчётливо показала возраставшую политическую активность советского общества. А голосования не было, видимо, потому что решили пойти в основе своей по процедуре, применённой в 1936-м, при создании «сталинской» Конституции — тогда тоже было всенародное обсуждение. Да и архивные документы, связанные с процедурными вопросами принятия Конституции в 1977-м, отчётливо показывают, что разработчики ценили опыт сорокалетней давности — преемственность, так сказать, хоть и прошло больше 40 лет, и время кардинально изменилось.