Назад

Версия для слабовидящих

Настройки

Кремлёвский импровизатор

16 Апреля 2019

Одна из самых подробных и, пожалуй, самых интересных биографий советского лидера Никиты Хрущёва написана американским историком Уильямом Таубманом. В интервью журналу «Историк» он рассказал о том, кем был на самом деле Хрущёв и кем он на самом деле не был.

В 2004 году за книгу о Хрущёве Уильям Таубман получил престижную Пулитцеровскую премию. Главный вывод, к которому приходишь, прочитав её, состоит в том, что вопреки распространённому мнению никаким реформатором Никита Хрущёв не был. Впрочем, сам историк утверждает, что вовсе не ставил перед собой такой задачи.

Покаяние с расчётом

Был ли Хрущёв крупным политическим деятелем XX века или же это был довольно заурядный политик, в силу определённых обстоятельств оказавшийся во главе СССР? Политик, который не знал, что делать с этой огромной властью, доставшейся ему в наследство?

— На мой взгляд, это был человек незаурядный, но у него были серьёзные недостатки. Он руководил громадной страной, игравшей в то время очень важную роль в международных делах, пользовавшейся огромным влиянием и имевшей большой авторитет в мире.

Конечно, у него были амбиции. И конечно, среди тех обстоятельств, которые привели его на вершину советского политического олимпа, немалое значение имеют его личные качества. Несмотря на то что Хрущёв был минимально образован, он был умным, хитрым.

Но при этом, как мне кажется, более нравственным по сравнению с другими людьми в руководстве страны, которые вместе с Иосифом Сталиным совершали многочисленные преступления в отношении собственных граждан. Хрущёв, безусловно, тоже был к этому причастен, однако долгие годы он работал на периферии, в Киеве, и поэтому в отличие от остальных членов сталинского окружения не имел возможности столь же активно участвовать в репрессиях. И тем не менее он чувствовал себя виноватым в том, что был одним из организаторов репрессий, и именно в связи с этим, я думаю, придя к власти, старался придать бесчеловечной системе человеческое лицо.

И ещё одна его особенность: он был живым человеком, эмоциональным, экспрессивным, взрывным, рефлексирующим — одним словом, живым. Этим Хрущёв также отличался от своих коллег по Президиуму ЦК. Они были людьми-функциями: тот же Вячеслав Молотов, как мне представляется, был человеком холодным, без обаяния, без темперамента...

В одном из интервью вы сказали: главное, что сделал Хрущёв, это десталинизация, освобождение заключённых...

— Да, я считаю, это главное. Ведь сталинизм допустил целую серию преступлений против своего же народа. Сколько невинных людей пострадало, сколько из них погибло!.. До сих пор историки спорят о цифрах. Но совершенно очевидно, что речь идёт о миллионах пострадавших. С моей точки зрения, то, что Хрущёв выступил против созданной Сталиным системы, — это подвиг. Это потребовало от него и мужества, и определённого, так сказать, запаса нравственности.

Однако реабилитация и освобождение жертв сталинских репрессий начались сразу же после смерти Сталина, вспомним хотя бы «дело врачей». Можно ли считать непосредственно Хрущёва инициатором десталинизации, или же эти идеи в той или иной степени разделяли и другие «наследники вождя»?

— Я согласен с вами: реабилитация жертв сталинских репрессий началась сразу же после кончины вождя. И на самом деле её начал Лаврентий Берия. Но Хрущёв эту линию продолжал и сильно расширял.

У вас нет ощущения, что всё же многие коллеги Хрущёва склонялись к тому, что надо исправлять сталинскую модель, что страну нужно хотя бы избавить от этого ужаса лагерей, тюрем, внезапных арестов?

— Да, вы правы, они были с этим согласны. Проблема состояла в том, что все они, с одной стороны, сами являлись участниками массовых репрессий, а с другой стороны, по-видимому, до смерти боялись, что рано или поздно система доберётся и до них, превратит уже их самих в лагерную пыль.

У того же Молотова жена сидела в лагере. Разве он не хотел её освобождения? Конечно, хотел. В этом смысле, согласен с вами, у высшего руководства страны существовал запрос на некоторую гуманизацию системы, и Хрущёв этот запрос умело «оседлал».

Как вы думаете, какими мотивами руководствовался Хрущёв, когда готовил доклад о культе личности? Ведь он помимо нравственных качеств, о которых вы сказали, всё-таки был человеком прагматичным и расчётливым, а иначе бы не удержался в окружении Сталина и в известный момент не победил. Был ли у него расчёт на десталинизацию?

— В том, что в феврале 1956 года на ХХ съезде партии он выступил с «секретным» докладом о культе личности, было и проявление искренности, и, безусловно, политический расчёт. После смерти Сталина развернулась острая борьба за власть, а такой доклад давал возможность помимо умершего вождя дискредитировать и многих людей из его ближайшего окружения. Прежде всего речь шла о соперниках Хрущёва: Молотове, а также Георгии Маленкове, Лазаре Кагановиче, которые, работая в Москве, были гораздо ближе к Сталину, чем Хрущёв, который долгое время находился в Киеве.

Однако не будем при этом забывать, что Хрущёв, как я его понимаю, до самого конца хранил наивную веру в социализм — социализм, очищенный от мрачных пятен сталинизма. Доклад на ХХ съезде КПСС в этом смысле был для него ещё и актом личного покаяния, результатом стремления восстановить самоуважение.

 

Нереформируемая система

В своей книге вы пишете, что «секретный» доклад на XX съезде можно назвать «самым опрометчивым и самым мужественным поступком» Хрущёва. А потом добавляете: «Поступком, после которого советский режим так и не оправился». Почему, на ваш взгляд, это был самый опрометчивый поступок и почему режим после этого так и не оправился?

— Я говорю «опрометчивый» потому, что Хрущёв не предвидел последствий своего доклада о культе личности. Не предвидел, какими они будут не только для СССР, но и для Восточной Европы и всего мира. И когда эти последствия дали о себе знать, он был вынужден отойти назад, свернуть десталинизацию, которую сам же и инициировал.

А не оправился советский режим потому, что доклад Хрущёва сильно делегитимизировал саму систему.

Вернуть ситуацию обратно уже было невозможно?

— Леонид Брежнев до какой-то степени старался это сделать, но, по-моему, у него ничего толкового из этого не вышло. Именно ХХ съезд стал началом конца.

А может, это было слишком наивным со стороны Хрущёва и его последователей стараться подправить систему, созданную Сталиным?

— И да, и нет. Да — потому, что, как только исчез страх, когда рухнула машина массового террора, система начала сыпаться. Нет — потому, что на её окончательное обрушение потребовалось ещё около 30 лет. Это был постепенный процесс, и после Хрущёва Брежнев и его коллеги в какой-то мере укрепили и даже улучшили систему, как им (и не только им) казалось. Они постарались почти ничего не менять и были уверены, что система создана на века. Но всё вышло ровно наоборот.

С вашей точки зрения, была ли в принципе реформируема та система?

— Думаю, вы правы, это была действительно не поддающаяся реформам система. По крайней мере радикальные реформы ей были точно противопоказаны: они неизбежно приводили к её трансформации, а фактически к разрушению и созданию какой-то новой системы. Вместе с тем нерадикальные реформы оставляли страну где-то посередине между старой системой и новой, между плановой и рыночной экономикой.

Часто говорят о том, что СССР стоило бы пойти по китайскому пути реформ...

— Говорят часто, но забывают при этом одну маленькую деталь: СССР не Китай, слишком много фундаментальных различий. Поэтому «реформы по-китайски» в Советском Союзе попросту не работали бы.

 

Неудавшийся реформатор

Хрущёва часто называют реформатором.

— Да, это так.

А существовали ли у него определённые планы по реформированию СССР или это была просто череда разного рода импровизаций?

— Были планы, и была импровизация. Я составил для себя короткий список так называемых реформ. Создание совнархозов, инициированное в 1957 году, не получилось. Разделение партийных организаций на промышленные и сельские тоже не получилось. Кстати, я не знаю, откуда Хрущёв это взял, но это было очень странное решение. И одновременно похожее на импровизацию. Вообще говоря, это оказалось характерно для него: он не продумывал, к чему могут привести те или иные шаги, не просчитывал возможных последствий реализации пришедших в голову идей. Однако надо добавить, что к концу пребывания у власти Хрущёв увлёкся реформистскими идеями харьковского экономиста Евсея Либермана и подумывал о введении гласности и порядка выборов в органы власти из нескольких кандидатов.

Можно ли такую политику называть реформами? Лично я, когда читал вашу книгу, пришёл к выводу, что Хрущёв производил разного рода действия, причем часто абсолютно разнонаправленные, и в экономике, и во внешней, и во внутренней политике, но это были не реформы скорее, экспромты. Они ни в какое сравнение не идут с реформами, например, императора Александра II.

— Хрущёв — неудачливый реформатор, я бы даже сказал, неудавшийся. Очевидно, что он не учитывал все возможные последствия своей деятельности. Это был реформатор, который не любил советоваться со своими коллегами, экспертами и т. д. Это абсолютная правда. Но мне кажется, что вы хотите сказать, будто реформы — это вовсе и не реформы, если их не получается реализовать или если их результат плох. С этим я не согласен. Результаты преобразований могут быть сколь угодно скромны и даже негативны, но это не значит, что человек, который хотел реформировать страну, не является реформатором. Ещё раз повторю: Хрущёв был неудачливым реформатором.

Но если так, тогда его правильно сняли с должности: его было за что снимать!

— Да, было. К тому же к этому времени у него фактически не осталось сторонников. К 1964 году он умудрился разочаровать почти все социальные группы и все группировки во власти — даже те, которые поначалу его поддерживали.

В своей книге вы цитируете фразу, которую Хрущёв сказал уже после XX съезда: «Быть коммунистом значит быть сталинистом». Как вы понимаете эту мысль и был ли сам Хрущёв сталинистом? Разумеется, уже после смерти «отца народов» и с учётом того, что это он развенчал культ личности и решился вынести тело Сталина из Мавзолея.

— На мой взгляд, Хрущёв был и сталинистом, и антисталинистом. Я считаю, что Сталин играл в его жизни очень важную роль. Если угодно, он был одновременно и его учителем, и его мучителем. И, хотя Хрущёв разоблачил сталинизм, он сам остался под его влиянием — и политически, и психологически. Это проявилось в том, что он старался десталинизировать страну сверху вниз...

Верил ли сам Хрущёв в наступление коммунизма, как он утверждал, при «нынешнем поколении советских людей», к 1980 году или ещё когда-то? Или он отдавал себе отчёт в том, что это некий пропагандистский приём, блеф и что коммунизм не построить в ближайшее время? Как вы думаете?

— Я бы опять ответил уклончиво. Не знаю, насколько это вас устроит. По моему мнению, в скорое наступление коммунизма Хрущёв и верил, и не верил. Ему было выгодно — и политически, и даже психологически — стать марксистским теоретиком и выразить свою позицию по этому поводу, и одновременно он действительно хотел войти в историю как лидер, при котором в СССР был построен коммунизм. При этом он понимал также, что это очень на руку режиму — убедить граждан в том, что в самое ближайшее время их жизнь радикально улучшится. Думаю, он отчасти убедил и самого себя в том, что так оно и случится.

 Член Президиума ЦК КПСС Геннадий Воронов, слова которого вы приводите в своей книге, говорил, что Хрущёв образца 1953 года и Хрущёв образца 1964-го это совершенно разные люди. Вы согласны с этим и если да, то в чём это проявлялось?

— Мне кажется, что Воронов был прав: это совершенно разные люди. Вы, наверное, знаете выражение: «Власть портит человека, а абсолютная власть портит абсолютно». На мой взгляд, с Хрущёвым произошло именно это. И в этом смысле, конечно, в 1964 году он не был тем, кем был в 1953-м. К этому моменту ему неоднократно уже приходилось признаваться самому себе в том, что многим его планам не суждено сбыться, отсюда — провалы во внутренней политике, во внешней, в экономике. Под влиянием неудач Хрущёв стал терять психологическую устойчивость. Он страшно хотел успехов, психологически ему так нужны были триумфы! А выходило всё не так. И поэтому Хрущёв начал совершать большие ошибки. Среди них — Карибский кризис. Я сомневаюсь, что раньше, в том же 1953-м, Хрущёв послал бы ракеты на Кубу. А в нач. 1960-х годов ему нужен был успех, и ради этого он готов был блефовать. Ему не терпелось избавиться от того впечатления, которое у многих уже стало складываться, — впечатления, что у него ничего не получается...

 

Усталость от власти

Почему Хрущёв одержал верх над своими соперниками в борьбе за власть после смерти Сталина? Почему именно он стал лидером страны?

— Думаю, существенную роль сыграли даже не столько его личные качества, хотя о них я в начале нашего разговора сказал, сколько личные качества и репутация его соперников. Берия, например, среди членов ближнего круга Сталина имел репутацию отъявленного мерзавца, и поэтому они все объединили свои усилия в первую очередь против него. Молотов был человеком без обаяния, без харизмы. Маленков — опытный аппаратчик, но он был слаб как политик. Кагановича подводил «пятый пункт», из-за которого тот не мог претендовать на ведущую роль. У всех у них были свои недостатки, по сравнению с которыми у Хрущёва имелись плюсы. Я уже говорил, что он был хитрый, энергичный, живой, не запачканный в преступлениях в той мере, как они. А ещё соперники не вполне учитывали эти его достоинства и его силу. Они просто его недооценивали. Известно, что Хрущёв при Сталине часто изображал из себя дурака, выступал в качестве эдакого кремлёвского шута.

Были ли у него «президентские» амбиции в 1953 году?

— Это интересный вопрос. Я бы сказал так: постепенно они у него развились. Амбиции появлялись не сразу, и в самом начале, конечно, Хрущёв даже не ожидал такого своего успеха. Однако он к тому времени уже понял, что и у Сталина есть свои недостатки, и у его коллег, и, как мне кажется, ещё до 1953 года пришёл к выводу, что «не боги горшки обжигают» и что он сам, наверное, может не хуже других управлять страной.

В своей книге я ссылаюсь на психологический портрет Хрущёва, составленный ЦРУ весной 1961 года. Тогда его состояние определили как гипоманиакальное. Что это значит? Это постоянно повышенный фон настроения, переоценка своих сил и способностей, а ещё это значит, что голова вечно полна грандиозных планов и блестящих идей.

Однажды вдова американского посла в СССР Льюэллина Томпсона, который очень хорошо знал Хрущёва, рассказала мне о том, что в 1959 году, когда они с советскими руководителями были попутчиками при перелёте в Америку, Нина Петровна Хрущёва так говорила ей о своём муже: «Он постоянно то воодушевлён, то подавлен». Это очень близко к термину «гипоманиакальность».

Почему Хрущёв так легко сдался в 1964 году? Почему в 1957-м он боролся за власть, а в 1964-м сдался? И ожидал ли он заговора? Знал ли, что готовится нечто?

— Прежде всего надо сказать, что общая ситуация в стране ухудшилась по сравнению с тем же 1957 годом. Хрущёв знал, что положение плохое. Но, несмотря на это, можно было бы ожидать, что он станет бороться за власть более основательно. Почему этого не произошло? Я думаю, что к этому времени он уже устал — и физически, и психологически. Возможно, он понимал, что сопротивляться бесполезно, слишком много у него врагов и совсем нет союзников — не на кого опереться в отличие от 1957 года. Ведь все его коллеги, кроме, пожалуй, Анастаса Микояна, были против него.

У меня есть ещё одно объяснение его пассивности осенью 1964-го. Может быть, я не совсем прав, но мне кажется, что к этому моменту Хрущёв уже сам хотел уйти, однако не мог заставить себя это сделать. Именно поэтому не боролся против тех, кто решил этот вопрос «за него». Вот почему, когда его заставили уйти, он так легко поддался.

Воспринял это как должное?

— Думаю, да. Есть же свидетельство сына Хрущёва, Сергея Никитича, о том, что он пытался предупредить отца, передавал ему информацию о готовившемся против него заговоре. Но Хрущёв — этот хитрый человек, прошедший сталинскую школу политических интриг, а после смерти Сталина победивший таких матёрых соперников, почему-то не обращал внимания на эти предупреждения. Попросту их игнорировал. Может быть, правда устал от власти?

 

Беседовал Владимир Рудаков