Назад

Версия для слабовидящих

Настройки

Иван грозный и юрий великий

01 Января 2017

Сегодня юбилей отмечает Герой Социалистического труда, всемирно известный народный артист СССР Юрий Николаевич Григорович. Великому балетмейстеру, основоположнику исторического балета исполняется 90 лет

Балет Юрия Григоровича «Иван Грозный» как феномен театральной культуры и художественного сознания нескольких поколений

Балет «Иван Грозный» на музыку Сергея Прокофьева создан Юрием Григоровичем в 1975 году на сцене Большого театра России, которым он к тому времени руководил более десяти лет, и, выражаясь сегодняшним языком, «эффективно руководил». Все 1970-е годы Григорович занимался в основном современной хореографией: после «Спартака» Арама Хачатуряна (1969) был «Иван Грозный», затем «Ангара» Андрея Эшпая (1976), вновь Прокофьев — «Ромео и Джульетта» (1979) и, наконец, в 1982-м — исполнение давнего плана, постановка «Золотого века» Дмитрия Шостаковича. Бурное десятилетие, полное мировых триумфов и небывалого напряжения сил его труппы, создавало любой новой работе хореографа особый контекст. Как писалось в одной из зарубежных рецензий, Григоровича может превзойти только он сам.

В «Иване Грозном» мы встречаем ту же укрупнённую постановку нравственно-этических проблем и стремление к обобщению, то же следование принципам музыкально-хореографической драматургии, как они проявились в прежних работах. В центре спектакля опять (после Спартака и Красса) — трагические фигуры русской истории: царь Иван Грозный и князь Андрей Курбский. Их первое появление на балетной сцене ждало подхода абсолютно нового в идейно-тематическом и конкретно-исполнительском плане. Скажем, в «Ромео и Джульетте» хореографу предстояло вписаться в сложившуюся до него традицию или, наоборот, достойно из неё обособиться. В «Золотом веке» он решительно пересматривал исторический приговор партитуре. А в случае с «Иваном Грозным» Григорович шёл первым и постановочную судьбу сочинению определял. Творческим рывком и одним мастерством было не обойтись — требовались стратегическое мышление, предварительные напряжённые раздумья над темой и «государственные мысли историка», как формулировал Александр Пушкин.

Опера Большого театра уже в довоенной практике выработала стилевые и постановочные механизмы исторического спектакля — канонический золочёный стиль великого русского музыкального эпоса. Ничего подобного в области танца не накопилось. «Иван Грозный» в афише Большого явился неожиданно — никогда на балетной сцене не возникали образ Смуты из русского Средневековья, танцующий Иван IV, прозванный Грозным, его жена Анастасия — «юница», мятежный князь Курбский, бояре, царёвы люди... Всё это выглядело беспрецедентно и единодушного признания не обещало.

Но для Григоровича, наоборот, тема не была неожиданной и вызревала с тех лет, когда дирижёр Абрам Стасевич (записавший музыку к одноимённому фильму Сергея Эйзенштейна, а позже переработавший её в ораторию) обратился к Григоровичу с предложением о балетном «Иване Грозном».

Премьера 20 февраля 1975 года явила принципиально новый по сути и форме балетный спектакль. В нём разрешались сложнейшие смысловые и художественные задачи: первое обращение балета к ранней истории русской государственности и как центр сюжетного повествования — молодой Грозный в первый период правления, Иван-жених и вскоре муж Анастасии, Иван — победитель в битве за Казань, Иван до опричнины. Эти аспекты персоны не отменяли его репутации кровавого царя. Однако данное обстоятельство никакой проблемой для Григоровича не являлось. Взгляд художника на феномен зла и его носителя — исторического тирана продуктивен с художественной точки зрения. Трагедия-хроника Шекспира «Ричард III» в этом смысле и пример, и ориентир.

Либретто Григоровича свободно развёртывало именно «драму Шекспирову». Звонари в красных рубахах и красных сапогах начинали балет, раскачивая канаты шести колоколов, подвешенных над сценой, и гулко оживало трагедийное пространство, созданное художником Симоном Вирсаладзе. Эпиграф, вводивший в мир «Ивана Грозного», позже открывался новым смыслом: звонари возвещают беду и победу, народное празднество и глубокую печаль; с ними свяжется и последнее мгновение сценической жизни героя. Царь соберёт воедино спускающиеся со звонницы нити, словно захочет разом покончить с самой разноголосицей государства Российского и попытается согласно ударить в набат, но повиснет в отчаянии на колокольных канатах. Его свободная рука и взор укажут куда-то вперёд, за пределы этого места, самого сюжета, может быть, к мечте о едином и ладном царстве. Хотя верёвки прочитаются и путами Ивана, горьким крестным ходом и неразрешимой, спутанной судьбой.

У Григоровича заявленное всегда развивается в действии, разрабатывается как музыкальная тема, варьируется и тем самым живёт, дышит, посылает в зал активные импульсы. Знавшие Григоровича и не сомневались, что в основании его замысла лежит художественный образ, а не историческое исследование; сценический Иван и летописный не могут совпасть. Хотя в основе своей балет оказался историчен — сценическое действие достигало такого уровня обобщения событий и конфликтов, что потребность в конкретных деталях отпадала сама собой. Хореограф был взволнован эпической музыкальной стихией Прокофьева и наделял центральный характер предельно исповедальными и оттого надрывными чертами.

Художественный строй «Ивана Грозного» лиро-эпический (выражение критика Александра Демидова). Собственно, танец, композиционные и лексические приоритеты хореографии реализовывались Григоровичем как монодрама заглавного героя на многофигурном подвижном фоне самой истории. Несущий на себе всю тяжесть державной власти и овеянный мрачным величием, балетный Иван обладал образной мощью, сомасштабной великим спектаклям самой истории Большого театра. Иван был исполнен противоречий: от лирических сцен первого действия, встречи с Анастасией; от военных побед молодого монарха — до открытых поединков с боярской оппозицией, приведших к опричнине, тотальной жестокости и деспотизму. При этом в его характере возникали акценты человеческого индивидуума, подверженного тягостным сомнениям, психопатическим реакциям, отчаянию, моральному упадку и кризису личности.

Монологическая часть партии царя проникнута неутихающим внутренним страданием. Оно «прослушивается» от первых шагов вокруг трона, отныне ему принадлежащего, и далее словно преследует царёву душу. Перекличка видимого и таимого как глубинная метафора балета прочитывается вечным, имманентным противоречием власти: парадный облик и сокрытое от всех душевное опустошение. В сцене «Опричнина» драматической пружиной становится именно зримое перевоплощение. Схимники со свечами внезапно сбрасывают монашеские одежды и оборачиваются палачами в кольчугах. Посреди затеянной скоморошьей игры, знаменующей начало бесчинств, сбросит шутовскую маску и один из них — и обнаружится под ней сам царь. И начнёт творить расправу, вернее, продолжит, ибо в финале первого действия (сцена «Грозен царь») он уже самолично удушил крамольника, покусившегося было на трон. А ещё метнул — как молнию — в сторону ненавистной боярщины царский посох, да так, что тот вонзился в пол.

Лирической антитезой абсолютному деспотизму живёт в балете Анастасия. Её пластическая тема свяжется с Иваном во всех пяти дуэтах, отмечающих разные стадии их взаимоотношений. «Прилепившись к мужу своему», как всякая русская женщина, она словно утрачивает сюжетную самостоятельность, но роль её огромна — как светлое отражение Иванова бытия, лирическое сопровождение его крестного пути. После сцены её смерти от боярского яда, поданного Курбским, очередного эпизода звонарей, огласивших ужасную весть и наступление новой Смуты, после всего этого следует трагический монолог Ивана и встреча с женой «за гробом». Фреска церкви засияет голубой небесной сферой, на ней засветится лик ангела, и под звуки заупокойного детского хора «Преданы мы ныне» из глубины явится Ивану призрак его Анастасии. Их последний дуэт, последняя встреча — и образ тихо истает, уплывёт из Ивановых рук обратно в темноту небытия. А оставшийся один Иван-царь со своим посохом побредёт дальше править страной, окончательно погрузится во мрак собственных маний.

Удивительным открытием Григоровича в «Иване Грозном» стало многообразное использование мотивов средневековой аллегории. Лики смерти с косами, трубящие вестницы победы, крылатое воинство с обнажёнными мечами, огненные ангелы возмездия, вострубившие посланцы неба, — всё это словно сошло с древних алтарных и настенных росписей, ожило и органично обратилось в танцевальную симфонию невероятной драматической мощи. Земля и небо через своих посланцев обращают друг другу и людям мировые вопросы и инсценируют колоссальную битву добра и зла. Такова картина Казанского сражения, где танец откликается, реагирует на динамические нарастания и спады, любую музыкальную модуляцию; танец улавливает и рельеф, и пейзаж, и шум сражения. Мы «слышим» в нём конский храп и топот, лязг металла и крики, сигналы к атаке и временное затишье. Сложная сама по себе хореографическая композиция помимо конкретного сюжетно-повествовательного значения усилена участием в битве аллегорических фигур. В общеэстетическом плане, в контексте всего театра Юрия Григоровича сцена Казанской битвы знаменовала абсолютную универсальность его хореографического метода, а также торжество присущей ему драматургической техники и технологии.

Спектакль, созданный в содружестве с художником Симоном Вирсаладзе, достигшим здесь также нового качества своего непревзойдённого мастерства, имел необычайный успех на московской премьере, вскоре был экранизирован, гастролировал по миру, везде восхищая музыкой Прокофьева, хореографией и исполнением. Эхо легендарного успеха слышно и сегодня. В 2013 году балет возобновили на сцене Большого театра, вновь записали на видео во Франции и России с новым поколением артистов.

Александр КОЛЕСНИКОВ

О СПЕКТАКЛЕ:

Это удивительно впечатляющее зрелище о смутном и трагическом для России времени.

Музыка «Ивана Грозного», сочинённая для кинофильма, а не для балета, очень удачно дополненная и соединённая с музыкой из некоторых других произведений композитора, создаёт единый характер и стиль этого своеобразного балета-хроники.

Хореограф Ю. Григорович и художник С. Вирсаладзе создали прекрасное произведение, очень русское по духу и характеру. Я думаю, что Прокофьев очень бы порадовался рождению ещё одного своего нового балета на тему русской истории.

Дмитрий Шостакович (из обсуждения на художественном совете Большого театра, февраль 1975-го)

«Иван Грозный» — подлинный шедевр хореографии, которым Большой театр вправе гордиться. Всё пластическое... решение балета само по себе является зримой музыкой. Спектакль целостен и един по стилю, ярко национален по своей природе.

Балетмейстер Юрий Григорович, о котором я прежде много слышал, но с работами которого не был знаком, поразил меня щедростью художественной фантазии, высочайшей театральной культурой.

Кшиштоф Пендерецкий, композитор

В главном — балет Григоровича необычайно историчен. И историчность его определяется прежде всего тем, что он народен в своей основе...

Обратившись к балету Григоровича, мы увидим, что он, следуя лучшим традициям художественного воплощения событий эпохи Грозного, показал всю противоречивость того времени в духе народных представлений...

Балетмейстер прокладывает новые пути в создании балета на историческую тематику. Пути эти опираются на традиции русского национального искусства и учитывают оценки событий, которые даёт наука в настоящее время. В этом и состоит значение балета «Иван Грозный», поставленного Григоровичем на сцене Большого театра.

Александр Зимин, доктор исторических наук, профессор

После первого просмотра «Ивана Грозного» я долго бродила по улицам. Невозможно было после спектакля такой необычайной мощи сразу пойти домой и заняться обыденными делами. Раньше мне не приходилось задумываться, какой была та эпоха. Балет заставил задуматься. Какими же огромными усилиями собиралась Русь! Юрий Николаевич удивительно соединил величественное и страшное, воссоздал грозное величие того времени. Когда-то я не рискнула согласиться на предложение Сергея Эйзенштейна сыграть в его фильме Анастасию. Зато в театре мне досталось больше: репетируя с молодыми, я преображаюсь не только в Анастасию, но и в самого Ивана Грозного.

Галина Уланова

«Иван Грозный» — выдающееся событие в классическом балете наших дней. Балет Юрия Григоровича прекрасен, он представляет единый и чудесный сплав музыки, хореографии и драматического действия. Этот балет масштабный, захватывающий зрителя. «Иван Грозный» — подлинное выражение балетной классики.

Иветт Шовире

«Иван Грозный» Юрия Григоровича произвёл огромное впечатление... его чистая драматическая сила несомненна. Немедленно напрашивается сравнение со «Спартаком», ранним (1968) балетом Григоровича такого же масштаба. «Иван», по моему мнению, более рафинированное и богатое произведение. Балет, несомненно, представляет возможность ошеломляющего исполнения для солистов, что и было продемонстрировано вчера вечером. Хореография Григоровича в «Иване» с успехом воссоединяет драматизм с танцевальными движениями убедительной оригинальности. Она полна удивительных индивидуальных образов...

Алан Кригсман, «Вашингтон пост»

Самый последний великолепный, почти оперного плана балет Юрия Григоровича «Иван Грозный», впервые был показан на Западе балетом Большого театра вчера вечером в Метрополитен-опера. Это огромное и властное произведение явно рассматривается как преемник «Спартака» и созданное в такой же массивной и эпической манере. Это произведение в великих традициях русского балета. Это момент великой драмы в спектакле, наполненном фантастическим, великолепным мастерством танца.

Клайв Барнс, «Нью-Йорк таймс»

Балет Большого театра называют Большим балетом, но даже это слово не отражает в полной мере всей грандиозности нового двухактного (18 сцен) балета «Иван Грозный». Этот балет — монументальный шедевр. Он велик по своему замыслу, показывая неистовый характер, срывая с него все и всяческие маски; велик по режиссёрскому выполнению. Балет этот благодаря театральному гению Григоровича велик по своей впечатляющей силе, так как чувства — в сольных танцах, дуэтах, трио и массовых сценах — бурлят и нарастают на сцене, и для зрителя уже исчезает рампа.

Уолтер Терри, балетный критик

Мы счастливы тем, что Юрий Григорович поставил свой балет «Иван Грозный» для Гранд-опера. Это захватывающая историческая фреска, которую Гранд-опера включает в свой репертуар. Такой балет с нетерпением ждала давно французская публика, многочисленные любители балета.

Юг Галь, директор Парижской национальной оперы

Это был незабываемый вечер. Я уверена, что он войдёт в историю балета наряду с такими шедеврами, как «Жизель». Его ждёт повсюду фантастический успех. Постановка его на сцене Гранд-опера — явление чрезвычайное в культурной жизни Франции.

Клод Беси, директор балета Парижской национальной оперы

«Иван Грозный» — потрясающий спектакль, которому обеспечен большой успех. Это грандиозный спектакль, который талантливо сочетает драматургию, хореографию, декорации, костюмы и свет в горниле подлинного искусства. Его звонари — большая творческая удача. Потрясает финальная сцена.

Рене Серван, балетный критик «Орор»

«Иван Грозный» — потрясающий балет, который захватывает публику. Это фреска русской истории. Мне особенно приятно отметить, что работа Юрия Григоровича с Гранд-опера позволила открыть целую плеяду талантливых исполнителей, среди которых мне хочется выделить Доминик Кальфуни.

Жан-Филипп Эрсен, балетный критик «Катр сезон»

Своим балетом «Иван Грозный» Юрий Григорович подтвердил свою репутацию подлинного мастера самой чистой традиции русского балета. Это масштабный спектакль драматического танца, который позволил балетной труппе Гранд-опера выйти из творческого тупика и показать свои чрезвычайные качества под таким величественным руководством Юрия Григоровича.

Оливье Мерлэн, балетный критик «Монд»

«Иван Грозный» — своеобразная философско-хореографическая поэма о величии исторического прошлого России, спектакль глубоких размышлений и больших проблем. В нём решён ряд новаторских задач музыкально-хореографического искусства.

Виктор Ванслов, академик Академии художеств России

Григорович неизменно стремится в своих спектаклях создать гармоничную модель мира, воплотив в ней своё идеальное представление о красоте. Создаваемый хореографами мир, быть может, неизбежно противостоит мучительным сложным страстям и судьбам населяющих его героев. Им необходимо обрести своё место в общей гармонии, осознать себя частью целого, завершив и увенчав тем самым здание, возводимое постановщиком.

Александр Демидов, балетный критик

... то, что увидел, буквально потрясло меня, потрясло замечательным ощущением стихии народного творчества, чувствовавшегося во всём: в оформлении, в костюмах, в чистоте и целомудрии образа, созданного Н. Бессмертновой, в грандиозном характере, раскрытом В. Васильевым (я, к сожалению, не видел в этой роли Ю. Владимирова), замечательно показывающим развитие своего героя от отчаяния к смятению, от смятения к жестокости. Никогда не думал, что балетный спектакль может быть столь глубоким и обладать такой огромной силой воздействия, хотя балет страстно люблю с детства.

Михаил Яншин, народный артист СССР, артист Московского Художественного театра имени А.М. Горького

Едва ли не впервые на балетную сцену столь ярко и широко пришла русская эпика — эпика самой истории и эпика её яркого художественного отображения, связавшего неразрывным узлом трагедию мятущейся личности и трагедию народа.

А сегодня, в калейдоскопе наших впечатлений об «Иване Грозном», рождается та дилемма, которая не столь уж часто возникает в музыкальном театре. Что пожелать этому спектаклю — как можно дольшего сохранения свежести сегодняшнего первооткрытия или открытия всё новых и новых граней, красок, нюансов? Как бы там ни было, и то, и другое — удел только большого искусства.

Владимир Блок, «Музыкальная жизнь»

«Иван Грозный» принадлежит не только к значительным событиям текущего сезона, но является в известном смысле этапным для нашей хореографии, ибо показывает новые плодотворные пути обогащения изобразительных средств классического балета...

Особо значительна работа Ю. Владимирова. Его Грозный по драматической наполненности, психологическому богатству и глубине вполне может быть соотнесён с одноимёнными шедеврами драматической и оперной сцены...

Иннокентий Попов, «Вечерняя Москва»

Александр Колесников