"Высокий сезон" в Доргейте

55 лет назад на экраны вышел фильм Саввы Кулиша «Мёртвый сезон». В то время никто и предположить не мог, что спустя полвека «сонный городок в одной неназванной стране» станет известен всему миру.

Ролан Быков и Донатас Банионис в фильме "Мёртвый сезон"

До появления «Мёртвого сезона» отечественный кинематограф рассказывал только о славном прошлом нашей разведки, начиная со становления в первые годы советской власти и до мастерски проведенных операций времён Великой Отечественной войны. Первую попытку поведать о том, что происходит на невидимом фронте в мирное время, предпринял писатель Вадим Кожевников, намеревавшийся сделать своим героем Рудольфа Абеля, руководившего советской резидентурой в США с 1948 по 1957 год. История обмена Абеля на сбитого над Свердловском американского пилота-разведчика Фрэнсиса Пауэрса в начале 60-х была у всех на слуху. Написать роман на такую животрепещущую тему – мечта любого писателя.

Вот только реализовать её не так просто, как кажется на первый взгляд. «Разведка — это не приключенчество, не какое-либо трюкачество, не увеселительные поездки за границу, а прежде всего кропотливый и тяжелый труд, требующий больших усилий, напряжения, упорства и выдержки, воли, серьезных знаний и большого мастерства», - с самим Абелем не поспоришь. Он забраковал первые главы будущего романа, а Вадиму Кожевникову настоятельно рекомендовали обратиться к временам более отдалённым. Так «Щит и меч» стал ещё одним романом о работе наших разведчиков в фашистской Германии.

Лаймонас Норейка и Донатас Банионис в фильме "Мёртвый сезон"

Фильм «Щит и меч» вышел на экраны в 1967 году. Премьера «Мёртвого сезона» состоялась всего через год. Он и стал первой картиной о советской разведке мирного времени, точнее – эпохи холодной войны. Обстановка в мире менялась очень быстро. Всего несколько лет назад разоблачение действий потенциального противника считалось нежелательным, и «вдруг» стало настоятельной необходимостью. Сценаристам Владимиру Вайнштоку (писавшему под псевдонимом "Владимиров") и Александру Шлепянину Комитет госбезопасности предоставил соответствующие материалы, однако первый вариант сценария заказчика не устроил. Второй – тоже. Киноруководство уже собиралось похоронить идею фильма на корню.

Так бы и произошло, если бы не Савва Кулиш. Молодой режиссёр хотел получить первую самостоятельную картину и ради этого готов был ещё раз переделать сценарий. Шлепянов был рад новому соавтору – взаимопонимание возникло сразу,  работа спорилась. Каждый новый поворот сюжета уходил к консультанту и возвращался с незначительными поправками – предыдущие ошибки были учтены. Этим консультантом и был прототип главного героя – Конон Трофимович Молодый. Кулиша и Шлепянова познакомили с ним, когда стало ясно, что работа близка к успеху и без личного контакта уже никак не обойтись.  С 1955 по 1961 год Конон Молодый, известный публике как Гордон Лонсдейл, возглавлял нашу нелегальную резидентуру в Великобритании, являвшуюся одним из самых эффективных звеньев советской внешней разведки. Задавался ли когда-нибудь Конон Трофимович вопросом – разведчиками рождаются или становятся? Сам он становится им не собирался: успешно окончив в 1952 году Институт внешней торговли, планировал учёбу в аспирантуре, начал собирать материалы для диссертации по экономике.

Но одним из необходимейших качеств разведчика – способностью к языкам – Конон Трофимович обладал от природы. «С детства сносно знал английский, читал и писал по-немецки и по-французски – признавался он годы спустя. – Но это отнюдь не моя заслуга – в семье считалось естественным знать несколько языков. И мама, и папа – оба они научные работники, профессора (папа – физик, мама – медик) – с детства прививали нам (сестра Наташа была старше на пять лет – В.П.) любовь к языкам. Читать Шиллера и Шекспира в подлиннике считалось столь же естественным, как, скажем, Пушкина по-русски...»

Трофим Кононович Молодый преподавал в МГУ и МВТУ им. Баумана и заведовал сектором научной периодики в Госиздате. Евдокия Константиновна была хирургом; уже после войны, благодаря опыту, полученному в полевых госпиталях, занялась проблемами протезирования и стала авторитетным специалистом в этой области. Отец не дожил до сорока – два инсульта. Конону на тот момент исполнилось семь, Наташе – двенадцать. В стране только что ввели карточную систему на хлеб, а вскоре и на все основные продукты питания и непродовольственные товары. Поднимать двоих детей Евдокии Константиновне становилось всё труднее. И тут судьба будущего аса разведки сделала загадочный пируэт.

В августе 1931 года в Москву приехала старшая сестра Евдокии Константиновны – Анастасия, в 1914 году покинувшая Россию и обосновавшаяся в США. Жила она в городе Беркли, штат Калифорния, и считалась дамой достаточно состоятельной. Сочувствуя сестре, Анастасия предложила на время забрать племянников к себе. Наташа отказалась, а Конон согласился. Советские власти, выдали разрешение на выезд без проволочек, что само по себе удивительно. Заартачились американцы – дипломатические отношения с Советской Россией ещё не были установлены.

А дальше случилось и вовсе невероятное – при содействии Генриха Ягоды, занимавшего тогда пост начальника Секретно-оперативного управления (Спецотдела) ОГПУ, Конону сделали «липовую» метрику, записав внебрачным сыном Трофима Кононовича и младшей сестры его жены – Серафимы, проживавшей в то время в Эстонии. Мальчика отправили к новоявленной «маме» в Тарту, выправили документы и уже по ним получили американскую визу. Считается, Ягода принял участие в судьбе Конона, потому что хорошо знал его отца и ценил его заслуги перед наукой. Но документальных подтверждений такого предположения пока не найдено.  

Конон прожил в Штатах почти семь лет. Анастасия Константиновна путешествовала с ним по стране и даже возила в Европу. Дети всё схватывают куда быстрее взрослых. Английский он отшлифовал в школе (а то, что американский вариант – подходяще, ему в качестве легенды выбрали канадца!), французский и немецкий – благодаря тётушке. Она предлагала племяннику остаться насовсем, рисовала заманчивые перспективы, но в 1938 году юноша вернулся на родину. Через два года окончил среднюю школу № 36 и был призван в армию. До начала Великой Отечественной оставался год.

Конон Молодый всю войну прошёл фронтовым разведчиком – вылазки за линию фронта за «языками», разведка огневых точек противника. Рутинная и крайне опасная работа. По словам Конона Трофимовича, из трёхсот человек, начинавших служить вместе с ним, до Победы дожили только семнадцать. Войну он закончил помощником начальника штаба 627-го отдельного разведывательного артдивизиона 140-й артиллерийской Смоленской Краснознаменной ордена Суворова бригады. На его гимнастёрке сияли ордена Отечественной войны I и II степени, орден Красной Звезды, медаль «За боевые заслуги» и скромный значок «Отличный разведчик», которым он, пожалуй, дорожил больше всего.

Конон Молодый

И вот летом 1952 года в квартире, одну из комнат которой занимала семья перспективного выпускника Института внешней торговли, раздался телефонный звонок. Голос он узнал не сразу – с «Антоном» (имя Конон Трофимович не рассекретил и годы спустя) они вместе воевали и после победы не виделись. И сам «Антон», и командир подразделения, в котором они воевали, остались служить в разведке. Предложение присоединиться к боевым друзьям от бывшего командира и исходило.

Колебания были мучительными – нужно оставить интересную работу, жить в разлуке с любимой женой и дочкой. Хватит ли способностей и сил освоить искусство разведки? Наконец, хватит ли смелости вести ту жизнь, на которую обречён разведчик-нелегал? «Всё это в какой-то мере похоже на передовую фронта, – признавался Конон Трофимович. – Приходит день, и ты уже не думаешь о том, что в твой окоп или землянку может попасть снаряд. Привыкаешь. Те, кто не может свыкнуться с опасностью, не подходят для нашей работы».

Конон Молодый подходил для неё не только по этому признаку. Он обладал артистическим умением вживаться в новую обстановку и налаживать отношения с самыми разными людьми. Гордон Лонсдейл, в образе которого ему отныне предстояло жить, родился в Ванкувере. Два месяца Молодый изучал страну, в которой человек, именем которого он воспользовался прожил тридцать: «Я ходил в море с рыбаками, несколько дней жил в маленьком домике на колесах, который перевозил лесорубов с места на место, бродил с охотниками по бобровым протокам, колесил по бесконечным автомобильным дорогам, ночевал в гостиницах и мотелях, беседовал с рабочими и студентами, бизнесменами, геологами, священниками, постепенно набираясь необходимых знаний и с легким удивлением чувствуя, как Канада из некоей страны «вообще» становится страной, близкой мне, к радостям и бедам которой я уже не мог быть равнодушным».

Впереди была Англия. Идеальным прикрытием для молодого разведчика, увлечённо и упорно изучавшего в родном институте китайский язык, стала учёба в Лондонском университете на отделении африканистики и востоковедения, которое по имеющимся у советской разведки данным субсидировалось военным министерством и служило «кузницей кадров» для военной и политической разведки, сотрудники которых проходили там переподготовку перед назначением в страны Азии и Африки.

«...Лонсдейл нравился большинству студентов факультета, – писали в своей книге «Кольцо шпионов» Джон Буллок и Шенри Миллер. – Они с удовольствием слушали его красочные описания жизни в Канаде и его приключения, когда он работал водителем грузовика и лесорубом. Он был превосходным рассказчиком: важное и ценное качество для разведчика... Никто из его слушателей даже не подозревал, что большинство его историй придуманы... Наверно, он часто сожалел, что не мог поразить своих слушателей описанием своих подлинных и значительно более увлекательных приключений... Студенты, которые посещали его квартиру, были очарованы и другими сторонами сказанного им. Он со знанием дела говорил об искусстве и музыке, кино и театре. Он даже разрешал вовлечь себя в политические дискуссии по общим вопросам, не проявляя своих личных убеждений. И, как и подобает русскому интеллигенту, он был превосходным шахматистом. Легко понять, почему так много людей наслаждались общением с ним...»

Ещё во время учёбы Гордон Лонсдейл стал младшим партнёром в бизнесе, который мог стать перспективным. Он его таким и сделал,  даже получил награду из рук Елизаветы II за вклад в процветание королевства. Предпринимательство стало самой надёжной «крышей» для его профессиональной деятельности. «Шпион — тот, кто взломал сейф и добыл документ, а разведчик – тот, кто вошел в доверие к владельцу этого документа и убедил его показать ему этот документ, а то и сделать копию», – шеф ЦРУ Аллен Даллес знал, о чём говорит.

Сюжет «Мёртвого сезона» имел реальную подоплёку. Название для фильма предложил сам Молодый. В середине 1950-х  термины из индустрии туризма советским гражданам ведомы не были. Гордон Лонсдейл услыщал о них от соседа по каюте на лайнере под названием «Америка», следовавшем из Нью-Йорка в Саутгемптон. Ганс Кох работал в американской турфирме, организующей путешествия по Европе.

«Мне показалось забавным это определение – «мёртвый сезон», – вспоминал впоследствии Конон Молодый. – Потом, когда мне пришлось заняться исследованиями ученых, готовивших бактериологическое оружие в одном из научных центров Великобритании – Портоне, оно каким-то образом пришло на память снова: «мёртвый сезон» – время выжидания, скрытой, невидимой людям деятельности. Проходит отмеченный в чьих-то календарях срок, и «спячка» сменяется взрывом активности. Благодаря работе моих товарищей весь мир в свое время узнает, что приготовил человечеству «мёртвый сезон» в Портоне».

Химико-биологическая лаборатория, расположенная на северо-восточной окраине Портона, изначально являлась одним из наиболее засекреченных военных объектов Великобритании. Разработкой химического оружия начали заниматься еще перед Первой Мировой войной, снабжая им германскую армию. За бактериологическое взялись в начале 1950-х. Именно из Портона американцы во время Вьетнамской войны получали газ C-S и аэрозоли-дефолианты, применявшиеся для борьбы с партизанами. Директива Центра, полученная Беном, гласила: «Наибольший интерес для нас представляет расположенный в Портоне известный вам Центр. По имеющимся данным, там нашли пристанище гитлеровские ученые и специалисты, которые перебрались туда в 1945 году. При успешном внедрении в Портонскую лабораторию просим обратить особое внимание на получение информации о создании ими особо смертоносного вещества, двухсот граммов которого достаточно для того, чтобы умертвить население земного шара».

Информацией о Портоне Конона Молодого снабжали Моррис и Леонтина Коэн. Им удалось собрать внушительные досье на сотрудников лаборатории. Многие из них действительно имели нацистское прошлое и продолжали опыты, начатые ещё в гитлеровских лагерях смерти. Нашим разведчикам удалось получить не только формулы большинства отравляющих веществ, разрабатываемых в её стенах, но и раздобыть контейнеры со штаммами возбудителей смертельных болезней. «Взяв в руки контейнер с бактериями, напоминавший небольшой термос, я испытал одновременно чувства радости и отвращения», – вспоминал Конон Молодый.

Действие фильма по понятным причинам перенесли из Великобритании в некую западноевропейскую страну, в городок с типично английским названием Доргейт. Просматривается и ещё один косвенный намёк на подлинное место действия – port и gate легко интерпретировать как «точку входа/выхода».

По данным нашей разведки, окопавшиеся там бывшие нацисты готовы были снабдить своим Wunderwaffe оставшихся в фатерланде единомышленников. Вот почему неназванная страна в фильме так похожа на Западную Германию.

Если бы не предательство, созданная Молодым агентурная сеть могла бы действовать ещё очень долго – обнаружить её  было практически невозможно. «У меня самая обычная внешность, – не без иронии констатировал Конон Трофимович, – могу сойти и за канадца, и за француза. Известная английская журналистка Ребекка Уэст нашла впоследствии, что Лонсдейл «похож на славянина и ни на кого больше...» На что другой английский журналист — Патрик О'Донован едко ответил ей, что, может быть, Лонсдейл действительно похож на славянина, однако об этом догадались слишком поздно.

По возвращении на родину Конон Молодый занимался подготовкой молодых разведчиков-нелегалов. Работа по систематизации и анализу собственного опыта привела его к мысли о мемуарах – многое из того, что он знал о жизни на западе, стоило того, чтобы рассказать об этом соотечественникам. Идею публикации воспоминаний и отельных документов из личного архива разведчика поддержал его друг – генерал Николай Губернаторов, занимавший в то время пост начальника Управления делами КГБ СССР. Николай Владимирович привлёк к работе над книгой одного из заместителей главного редактора «Комсомольской правды» Льва Корнешова и журналиста Александра Евсеева. Конон Трофимович передавал соратникам отпечатанные на машинке главы, они редактировались и отправлялись обратно, зачастую с дополнительными вопросами. И только после всех правок и уточнений очередная глава ложилась в папку. Три года кропотливого труда, тщательнейшего отбора материала, чтобы ничего лишнего не просочилось в печать.

«Страницу за страницей мы перелопачивали рукопись. Иногда у нас возникали вопросы, по которым требовались его консультация, уточнения. Мы печатали их на листке бумаги и пересылали Конону Трофимовичу. Он вскоре звонил:

– Ответы готовы... Завтра в кафетерии «Гастронома» в 15.00 я буду пить кофе...

И минута в минуту мы находили его в обусловленном месте, забирали аккуратно отпечатанные на портативной машинке ответы.

Это была игра, но ее полезность мы быстро поняли — так экономилось время и возникало настроение, в какой-то степени помогающее нам писать.

А может быть, оказавшись после многих бурных лет в нормальной, скажем так, обстановке, Конон Трофимович не мог сразу отрешиться от некоторых своих привычек?», - вспоминали редакторы. 

Финал уже маячил на горизонте, но 9 октября 1970 года разведчика, при жизни ставшего легендой, не стало. Заядлый грибник, Молодый вместе с женой и друзьями в кои-то веки выбрался на природу. Та осень выдалась щедрой, в лесах под Медынью (всего-то 140 километров от Москвы) грибов было видимо-невидимо. Один из них стал для Конона Трофимовича последним. Дежурный врач районной больницы констатировал смерть от обширного инфаркта. Книгу, которую ас советской разведки так и не успел завершить, назвали «Спецкомандировка». Авторы взяли коллективный псевдоним "Трофим Подолин" и начали печатать отельные главы в «Комсомолке» и «Неделе». Но очень быстро сверху пришел категорический запрет на продолжение публикации. Отстоять книгу не смог даже генерал Губернаторов, обратившийся напрямую к Юрию Владимировичу Андропову: в советско-британских отношениях наметился некоторый просвет, появление такой книги могло испортить большую политическую игру.

Конон Молодый

Лишь спустя два десятилетия – в 1990 году – в московском филиале польско-советского издательства «Орбита» вышла книга «Гордон Лонсдейл: Моя профессия – разведчик». На обложке значились подлинные имена авторов, среди которых значилась и вдова Конона Молодого Галина Павловна. События, изложенные в ней, охватывали всю зарубежную одиссею советского супер-разведчика – от прибытия в Канаду (Ванкувер был родным городом настоящего Лонсдейла) и до обмена на КПП Штаакен между ГДР и Западным Берлином.

Свет угасшей звезды продолжает сиять во Вселенной спустя миллионы лет. Конон Трофимович Молодый был разведчиком-нелегалом удивительного таланта, личностью уникальной. То, что было сделано им и его соратниками, имеет сегодня едва ли не большую ценность, чем тогда, в годы "противостояния систем".