По следу оборотня

С первых же кадров фильма «Противостояние» ясно – перед нами нечто большее, чем просто увлекательный милицейский детектив.

 Главного героя – полковника милиции Владислава Костенко – зрители помнили ещё майором по двум предыдущим картинам, снятым по романам Юлиана Семёнова: «Петровка, 38» вышла на экраны в 1980 году, «Огарёва, 6» – через год. Фильмы режиссёра Бориса Григорьева заслуженно заняли место в числе лидеров проката, их быстро перевели в телеформат и показывали достаточно часто. Однако новую историю из оперативных будней получившего повышение Костенко снимал другой режиссёр – Семён Аранович, а в главной роли Василия Ланового сменил Олег Басилашвили. И это не было сменой коней на переправе…

Когда началась война маленькому Сёме было всего семь. О том, чтобы сбежать на фронт, речи быть не могло, но горячее желание защищать Родину в мальчишке с годами только крепло. И после школы он поступил в Военно-морское минно-торпедное авиационное училище имени А. С. Леваневского, дислоцировавшееся в Николаеве. По окончании училища штурмана Арановича направили на Северный флот, служить в военно-транспортной авиации. Семён любил небо, любил своё дело, но как оказалось, судьба готовила ему совсем иное поприще. Обычный полёт с Большой земли на одну из баз за Полярным кругом был прерван аварией. Экипажу пришлось катапультироваться. Врачи спасли лётчику жизнь, только летать категорически запретили. В 26 лет Семёну Арановичу пришлось заново искать своё место в жизни.

И он подал документы… на режиссёрский факультет ВГИКа. В мастерскую игрового кино Семёна не приняли, зато Роман Кармен, набиравший свой первый курс режиссёров-документалистов, был рад студенту с таким серьёзным, даже трагичным жизненным опытом. По распределению Аранович попал на Ленинградскую студию документальных фильмов. В 1965 году недавний вгиковец одну за другой снял свои первые взрослые картины – «Время, которое всегда с нами», «Последний пароход» и «Сегодня – премьера». Лента о спектакле Георгия Товстоногова «Три сестры» в БДТ получилась особенно удачной – живой и поэтичной, существующей на стыке документалистики и игрового кино.

 Аранович приступил к съёмкам следующего фильма – «Друг Горького – Андреева», но, узнав о смерти Анны Андреевны Ахматовой, отменил съёмку и вместе со оператором Виктором Петровым бросился снимать отпевание и похороны великого поэта. На студии ему устроили «разбор полётов» за «самоволку», но серьёзного наказания, по счастью, не последовало. Много лет спустя эти бесценные кадры режиссёр включил в свою картину «Личное дело Анны Ахматовой». В 60-х Семён Давидович работал очень напряжённо. К сожалению, далеко не все его фильмы дошли до зрителя. Многое осталось даже не смонтированным – руководство студии «замораживало» ленты из-за их «излишней» документальности. 

Свой первый художественный фильм – «Красный дипломат» о жизни Леонида Красина – Семён Аранович снял в 1971 году, и с той поры так и существовал в вечном движении между документальным и игровым кино. В 1983-м на экраны вышли «Торпедоносцы» - откровенная, предельно реалистичная лента, одно из самых правдивых повествований о Великой Отечественной, настоящее событие в советском кинематографе. Аранович с особой проникновенностью рассказывал о событиях и людях, которые были известны ему не понаслышке – его героями стали лётчики-североморцы. Одну из главных ролей в фильме сыграл Андрей Болтнев, которого режиссёр позвал в следующую картину. Получили приглашения и другие актёры – Станислав Садальский, Елизавета Никищихина, Юрий Кузнецов, Александр Филиппенко. Роман Юлиана Семёнова «Противостояние» привлёк Арановича тем, что его в кинематографе увлекало больше всего – возможностью сплавить в одной ленте игровое и документальное начало.

 Противостояние» было третьей книгой Юлиана Семёнова о следователе Владиславе Костенко. В 1963 году всё начиналось как милицейский роман с психологической подоплекой. Перед тем, как засесть за «Петровку, 38» Семёнов несколько месяцев ходил в Московский уголовный розыск как на работу – общался с оперативниками, изучал следственные дела, выезжал на места преступлений и даже принимал участие в осмотре тел пострадавших. В романе «Огарёва, 6», написанном спустя девять лет, писатель с чистой уголовщины переключился на преступления экономического характера. Детективная составляющая была налицо, но социальная успешно конкурировала с ней за внимание читателя. Когда в 1979 Семёнов взялся за третью часть приключений отважного опера с Петровки, детективу уже была отведена роль рамы для мощного, многоуровневого социального сюжета.    

После выхода «Противостояния», Юлиан Семёнов напишет ещё два романа, где будет действовать полковник Костенко. В «Репортёре» (1987) сюжет построен на раскрытии хищения предметов искусства, в последней книге писателя – «Тайна Кутузовского проспекта» (1990) – Костенко пытается вычислить убийцу Зои Фёдоровой. До их экранизаций у киношников руки уже не дошли.

В саге о Владиславе Костенко третья часть стоит особняком. С предшествующими романами её фактически связывает только имя главного героя. И остаётся лишь удивляться, что дело о преступлениях пособника нацистов, сумевшего избежать наказания после войны, но сохранившего свою звериную натуру, оставили в ведении угрозыска, а не передали в КГБ.   

 Фильмы о военных преступниках, убирающих свидетелей своего прошлого спустя много лет после наступления мира, появлялись на советском экране не часто. Самые яркие и любимые зрителями – «Человек в проходном дворе» (1971) режиссёра Марка Орлова и «Совесть» (1974) Юрия Кавтаразде. Обе картины, при всей драматичности сюжета, получились очень светлыми: летнее солнышко, улыбчивые лица прохожих, оживлённые улицы и переполненные отдыхающими пляжи – мирная, счастливая жизнь, разворачивавшаяся в кадре (многое снималось скрытой камерой) словно подчёркивала иномирность, чужеродность этих оборотней. Им в ней просто не было места, а потому они вели себя тише воды, ниже травы. Их подлинная предательская сущность была надёжно схоронена в самых глубинах естества. Не сведи их случай с тем, кто знал о том, каковы они на самом деле, они так и прожили бы всю жизнь втихомолку, никого не трогая.

Семёна Арановича, документалиста, слишком хорошо знавшего непарадную сторону жизни, такая концепция абсолютно не устраивала. Его интересовал не «рядовой» преступник, которого сразу и не отличить от обычного советского человека, а именно нелюдь, которую на преступление толкает звериная сущность, а не случайное стечение обстоятельств.

Язык документа режиссёру был и близок, и дорог. Фильм и начинается с изображения карты из кабинета Гитлера и удостоверяющая этот факт подпись «Ф. Боков 2 мая 1945 года» - вещественное воплощение цены, заплаченной страной за право жить в мире. А затем в разных местах картины снова и снова возникают старые кадры, чёткость которых определяют не глаза, а сердце… Падение Берлина. Парад войск союзников. Встречи фронтовиков. Речь Андрея Вышинского на Нюрнбергском процессе. Первый суд над изменниками Родины в Краснодаре. Тела расстрелянных мирных немецких жителей, не подчинившихся приказу фюрера покинувших родные места при подходе советских войск. Уничтожали их специальные карательные отряды, переодетые в советскую форму. Такие «документы» снимались специально для немецких киножурналов, подогревавших ненависть к Советскому Союзу. Сегодня они служат красноречивым напоминанием о том, что стремление оболгать нашу страну имеет давние и глубокие корни.

Серо-чёрная военная кинохроника задает не только этическую, но и эстетическую, цветовую константу. Большая часть экранного времени – это нескончаемая зима в небольшом городке где-то на границе Полярного круга. Чёрный снег на разбитых дорогах. Заляпанные грязью машины, полутёмные улицы, неуютное, скверно обустроенное людское жилье, словно его обитатели спят и видят, как бы побыстрее убраться отсюда. Даже когда действие переносится на юг, роскошь природы максимально приглушена, можно сказать, «забытовлена», ведь курорт – праздник для отпускника, а для местных, тем более для милиции – нелёгкие будни.

Собственно военной хроники в картине немного, но подобрана она так, что и закалённого сегодняшнего зрителя бьёт наотмашь. Нацистское прошлое антигероя снято в той же стилистике и с той же откровенностью. Современность (события в фильме датированы 1980 годом) тоже воспринимается как документальное, а не игровое кино – не покидает ощущение, что съёмочной группе просто разрешили фиксировать ход расследования: подробность повествования, жёсткий, словно рубленый монтаж, минимальный свет, «нехудожественные», как бы не выстроенные мизансцены и ракурсы», предельно сдержанная манера актёрской игры.

В одном из недавних откликов на фильм зритель, судя по всему, человек очень молодой, восхищается актрисой, сыгравшей безмолвную роль фотографа, вызванного на место происшествия: «…мы видим реальную, настоящую женщину. По ее лицу видна усталость, замученность (орфография и стиль автора сохранены – В.П.), какая-то серость, припухлость в чертах. Отсутствие косметики. Она спала дома и неожиданно ее вызвали на работу, случилось ЧП. Ее вырвали из постели, от мужа, от детей, но надо, работа есть работа». Очень точное наблюдение. А ведь актриса находится в кадре не более полутора минут и то с перерывами. Вряд ли её фамилия значится даже под шапкой «В эпизодах». Но какой класс игры! Впрочем, такую оценку можно дать всем без исключения артистам, приглашённым Арановичем в свою картину.

Василия Ланового, замечательно сыгравшего следователя Костенко в «Петровке, 38» и «Огарева, 6», в картину не позвали. Для этой истории нужен был актёр не столько «лирико-романтического», сколько «аналитического» склада. Сначала роль предложили Вячеславу Тихонову, но актёр, только что сыгравший в картине «ТАСС уполномочен заявить» (тоже, кстати, по роману Семёнова) во многом схожую роль генерала госбезопасности, отказался. Тиражировать уже найденный образ артисту не хотелось. Пробовался на эту роль и замечательный Олег Борисов, снявшийся у Арановича в многосерийном фильме «Рафферти» (1980), и игравший следователей в «Краже» (1970) режиссёра Александра Гордона и в картине Вадима Абдрашитова «Остановился поезд» (1982). Но что-то не сложилось. Видимо Аранович хотел видеть Костенко более фактурным по отношению к Кротову. В итоге роль сыграл Олег Басилашвили.

Встречу с режиссёром актёр считал подарком судьбы: «Предложение сыграть эту роль было для меня совершенно неожиданным, – рассказывал Олег Валерианович в одном из интервью. – Такого плана ролей я никогда не играл ни на сцене, ни на экране. Я совсем не был знаком с работой уголовного розыска, никогда с этой областью жизни не сталкивался. И вот меня «прикомандировали» к уголовному розыску Ленинграда. Целый год я жил этой работой, отрабатывал версии, отбрасывал ошибочные, огорчаясь и радуясь. И всегда на съёмке нас окружали, с нами вместе действовали работники милиции: оперативники, следователи, эксперты, шофёры… Быть среди них своим, неотличимым, не играть, играя, – в этом заключается высшая художественная задача… 

Басилашвили и в самом деле добился практически полной неотличимости от сотрудников милиции. Преображение актёра было стопроцентным: внутренняя собранность, предельная сосредоточенность на деле (каждый упущенный день может обернуться новыми жертвами), напряжённая замкнутость (в личный мир никому входа нет), скупость в словах и жестах, жёсткость профессионала, не терпящего разгильдяйства, сдержанность человека, не любящего пустой болтовни. Обаяние выключено, улыбка стёрта с лица. И полное отсутствие романтического флёра, которым по традиции режиссёры и сценаристы награждают следователей по особо опасным делам. Образ, созданный артистом, получился запоминающимся и ярким, но яркость эта проявлялась не внешним, а внутренним – горение человека, сознающего несовершенство нашей жизни и готового уменьшать его словом и делом.

Между волком и падалью

Будущих актёров в институте на занятиях по мастерству еще на первом курсе приучают в любом отрицательном персонаже искать, где он добр. В случае с Кротовым этот навык, доведённый у опытных мастеров до автоматизма, не работал. Перед нами предстаёт абсолютное, инфернальное зло. Костенко называет этого человека волком. Однокашник Кротова политрук Козел, которого тот тяжело раненым притащил, как добычу, фашистам – падалью. Определения вроде бы достаточно ёмкие, но как это сыграть, чтобы не скатиться в карикатуру, чтобы зло получилось на самом деле страшным?

На эту роль пробовались Всеволод Шиловский и известный каскадер Александр Карин, но им, видимо, не хватило жёсткости. Аранович специально пробовал актёров разных типажей, чтобы удостовериться в правильности своего выбора. Окончательный выбор был сделан между Алексеем Жарковым и Андреем Болтневым – они оба снялись у Арановича в «Торпедоносцах» в главных ролях. Следующей работой Болтнева стал фильм Алексей Германа «Мой друг Иван Лапшин», где ему тоже досталась главная роль. Картина два года отлёживалась «на полке» и вышла на экран практически одновременно с «Противостоянием». Это и породило легенду о том, что якобы Герман, увидев кинопробы Болтнева в новом фильме, начал отговаривать актёра от съёмок, чтобы «не испортить впечатление» от своей, и без того многострадальной картины. На самом деле никто никого ни от чего не отговаривал – у профессионалов это не принято.

Но почва для такой легенды всё-таки имелась – в глазах и критиков, и зрителей Кротов действительно «потеснил» Лапшина. Кинокритик Всеволод Ревич писал об игре Болтнева как о наивысшем актёрском достижении картины: «…Изображая зверя, в котором выгорело всё человеческое, легко скатиться к упрощению, к карикатуре. А. Болтнев сумел избежать этих опасностей, он создаёт образ врага страшного и сильного. (…) По своей внутренней сути он такой же фашист, как и те гестаповцы или эсэсовцы, с которыми он принялся активно сотрудничать. …Поразительно, что столь сложную духовную, если позволительно так про него выразиться, структуру своего персонажа актёр передаёт почти без слов, мы смотрим чуть ли не немое кино. Живёт только лицо, живут только глаза, вызывая у нас и страх, и ненависть, и омерзение».

Маленькие роли больших артистов

Аранович отбирал артистов для своей картины с величайшей скрупулёзностью – многосерийное повествование изобиловало второ-третье- и вовсе эпизодическими персонажами и все они должны были быть максимально достоверными. Режиссёру нужны были мастера, способные на минимуме материала развернуть человеческую судьбу. И он подбирал их один к одному, как мастер собирает многоцветную мозаику. Никому тогда ещё неизвестный Андрей Смоляков, играющий настоящего Григория Меленко, по документам которого будет жить после войны Кротов, входит в кадр на несколько секунд, но его открытый миру взгляд остаётся в душе надолго. 

Юрий Кузнецов сыграл майора Жукова, начальника угрозыска заполярного Нардына, который отказывается от предложения Костенко перебраться в столицу, поскольку понимает – он нужен именно здесь. Мурман Джинория в роли майора Кардавы разыгрывает тонкий психологический этюд о сложности профессионального становления. Елизавета Никищихина (соседка любовницы Кротова Анны Петровой) в одну фразу – «Лучше мечтать о прекрасном, чем жить подле и не ощущать» – укладывает целую несчастливую жизнь. Коте Махарадзе (абхазский коллега и друг Костенко) тоже одну фразой описывает философию своего героя: «Не хочу старится. Когда мужчина перестает выступать перед женщиной, перед другом и перед самим собой – считай он конченый человек!» Как колоритны Станислав Садальский в образе «немножко шьющего на дому» портного или Александр Филиппенко в роли бодрящегося ветеринара-рогоносца!

Но подлинным потрясением становится Мария Берггольц (сестра прекрасной ленинградской поэтессы) в роли учительницы Коли Кротова, довершившей своим «воспитанием» превращение обозлённого на весь мир подростка в не знающего пощады хищника.

Зло прорастает при нашем попустительстве, нашем беспамятстве – вот лейтмотив «Противостояния». Кто из тогдашних зрителей мог представить себе, что спустя всего два десятилетия послание, заложенное в картину, обретёт ещё большую актуальность:

«Заканчивая дело Кротова, – звучит за кадром берущий за душу голос Басилашвили-Костенко, – я просмотрел сотни метров немецкой хроники и наших киноматериалов о процессах над предателями. Я поймал себя на том, что уже не ищу сообщников Кротова, а просто вглядываюсь в эти лица и мучительно пытаюсь понять, как это могло случиться с людьми? Как можно оторвать свою судьбу от судьбы своего народа и продолжать жить? И не могу понять. Так может быть просто вычеркнуть их из памяти? Плюнуть и растереть? В конце концов их и было-то немного – жалкая кучка. Но тут я вспоминаю Берлин, Панков, Трептов-парк – могилы наших солдат. Говорят – гибель одного человека это трагедия, гибель миллионов – статистика. Нет! Я не могу, не хочу согласиться с этой формулой. За каждой фамилией на граните – живая боль, живая память…»