История «Бега». Памяти Владимира Наумовича Наумова

В 1970-м, в год столетия Ленина, на экраны Советского Союза вышел фильм «Бег», снятый по мотивам одноимённой пьесы Михаила Булгакова. Фильм о трагическом исходе белых из Крыма, об утраченной Родине и о драматическом стремлении её вернуть. Журнал «Историк» напросился в гости к режиссёру фильма народному артисту СССР Владимиру Наумову, чтобы выяснить, как в то время вообще возможно было снять такое кино...

Фото: Наталья Львова

 

В фильме «Бег» заняты выдающиеся советские актёры — народные артисты СССР Михаил Ульянов, Олег Ефремов, Евгений Евстигнеев, Алексей Баталов, Бруно Фрейндлих, Михаил Глузский, Владимир Басов.

Это была первая экранизация произведений Михаила Булгакова в СССР и один из первых советских фильмов, в котором белые вопреки сложившейся в тогдашнем кино традиции выглядели отнюдь не сборищем негодяев и дураков, а показаны думающими, страдающими, любящими свою страну людьми. По большому счёту фильм, как, собственно, и пьеса великого писателя, получился о Родине, которая одна на всех, потеряв которую однажды так трудно обрести ее вновь…

 

Пьеса «Бег»

Драму о Гражданской войне Михаил Булгаков писал по заказу МХАТа.

В черновых вариантах фигурировали разные названия: «Рыцарь Серафимы», «Изгои». Но в итоге возникла пьеса «Бег» в восьми снах — о любви, о сражениях, о чужбине. В работе писатель использовал воспоминания генерала Якова Слащёва, вернувшегося из эмиграции на Родину. Но пьеса не пробилась сквозь цензуру.

«Впрочем, я бы не имел ничего против постановки "Бега", если бы Булгаков прибавил к своим восьми снам ещё один или два сна, где бы он изобразил внутренние социальные пружины Гражданской войны в СССР, чтобы зритель мог понять, что все эти по-своему "честные" Серафимы и всякие приват-доценты оказались вышибленными из России не по капризу большевиков, а потому, что они сидели на шее у народа» — таков был вердикт Сталина. Булгаков не стал кардинально перерабатывать пьесу.

Премьера «Бега» состоялась через много лет после смерти автора, в 1957-м, в сталинградском Драматическом театре имени М. Горького. А через год пьесу Булгакова поставили в Ленинграде, на прославленной сцене Александринки — в Государственном академическом театре драмы имени А.С. Пушкина. В роли Хлудова блистал Николай Черкасов, Чарноту играл не менее знаменитый Юрий Толубеев. С тех пор у «Бега» счастливая сценическая судьба.

В советские годы это было настоящее откровение. Кинорежиссёрам Владимиру Наумову и Александру Алову стоило большого труда донести картину до зрителя.

В самом начале нашей встречи Владимир Наумов предупредил:

— Если вы хотите, чтобы я вам рассказывал об исторической основе фильма, то вы обратились не по адресу. Потому что, если вам нужна историческая точность, я тут вам вряд ли чем-то помогу: её там нет. Мы снимали художественный фильм — здесь важно слово «художественный».

— Как раз про фильм и хотелось бы поговорить…

— Про фильм давайте.

— Совершенно непонятно, как вам вообще удалось тогда получить разрешение на экранизацию не просто пьесы Михаила Булгакова, что само по себе уже было бы событием, но едва ли не самой «белогвардейской» его пьесы?

— Честно говоря, сам не знаю. Да, это была первая экранизация Михаила Афанасьевича в нашей стране — спустя 30 лет после его смерти. За границей уже были фильмы по роману «Мастер и Маргарита», у нас — ничего...

— Как это у вас получилось?

— Не знаю. Наверное, нахальство помогло. А как иначе?

— Неужели вы смогли убедить начальство, что нужно снимать именно такой фильм?

— Мы их просто обманули.

— Как?

— Ну как? Так вам всё и расскажи... (Смеётся.) Дело в том, что мы с Александром Аловым были художественными руководителями Творческого объединения писателей и киноработников и в этом качестве имели кое-какие права. Ну мы и запустили сами себя: по моему и Алова приказу. Вот и всё.

— И что, начальство не возражало?

— Ещё как возражало! Но при этом вся наша «армия» уже ехала на платформах в сторону юга России — к Сивашу и Севастополю. Как говорится, процесс пошёл! Мы это называли «методом удава» — это когда нужно успеть истратить как можно больше денег, чтобы начальство боялось запрещать картину, потому что тогда ему влетит за впустую потраченные государственные средства. Я спрашиваю Алова: «Что будем делать с запретом начальства?» «Да ничего, — говорит, — авось начальство скоро снимут». И правда, вскоре того начальника сняли. А про нас просто забыли.

Михаил Ульянов (Чарнота), Татьяна Ткач (Корсакова), Евгений Евстигнеев (Корзухин) и Алексей Баталов (Голубков) на съёмках фильма «Бег» (Фото: РИА «Новости»)

 

Отец служил в Красной армии и был чуть ли не комиссаром, а брат его — белогвардейским офицером, в конце 1920 года бежавшим в Константинополь… У нас дома запрещено было произносить его имя. Потом нам рассказывали, как ругалось наше начальство: «Им хорошо, они беспартийные, а я из-за них партийный билет могу положить на стол! Никаких Стамбулов, никаких Парижей!» — «Да они уже там!» — «Господи, что, и Кузьму увезли?!» — «Увезли».

— Кузьму?

— Кузьмой называли громадный объектив, который позволял снимать с огромным охватом. Тяжеленный — около 90 килограмм! Оператору выковали железный жилет, чтобы он смог удерживать Кузьму.

— И что?

— Начальство, как нам передавали, задумалось. И с надеждой поглядело на помощников: «А сколько весит Кузьма?» — «В комплекте — килограмм под 90». — «А штатив остался?» — «Остался! Таможня задержала». — «Так они же его не поднимут — их же всего трое уехало!»

А мы тем временем ломали голову, как пользоваться этой здоровенной конструкцией, ведь штатив действительно не пропустила таможня. Наконец придумали: погрузили Кузьму на согнутую спину директора картины Михаила Амираджиби, оператор встал на своё место, и мы стали снимать. Такого плавного и мягкого изображения ни один стационарный штатив не давал! Правда, двигаться наш «штатив» мог метров десять, не больше, после чего ему нужна была 40-минутная передышка.

Турки сторонились этого странного сооружения из людей, железа и стекла, которое медленно двигалось по Стамбулу. Когда мы переходили улицу, все от нас шарахались.

— Вы сказали, вас было трое в Стамбуле?

— Да, мы снимали там общие планы. А сцены с актёрами в Стамбуле снять не удалось: никто бы такую ораву в Турцию не выпустил. Поэтому наш «Стамбул» мы строили частично в Болгарии, частично у нас на студии. Но всё старались сделать точно. Мы потом прокручивали туркам сцены, снятые в нашем «Стамбуле», и некоторые, показывая на экран, говорили: «Вот сейчас за поворотом покажется мой дом».

— В вашем фильме снялись великолепные актёры. С подбором исполнителей проблем не было?

— Мы долго не могли найти актёра на роль Хлудова.

— Почему?

— Вот не можем найти, не нравится никто! И вдруг одна женщина из другой съёмочной группы привозит фотографии нашему второму режиссёру. И на одной из них я увидел Владислава Дворжецкого, его глаза…

Мы долго не знали, на какую роль его брать, потому что тогда это был совершенно непрофессиональный актёр. Но я люблю готические фигуры. В итоге мы взяли эту готическую фигуру с потрясающим лицом и удивительными глазами, ничего, как мне сказали, не умеющую делать в кино. Сначала мы решили, что станем снимать его в массовке: будем выделять именно это лицо. Потом подумали-подумали — и поняли, что этого мало. Решили: будет играть Тихого, контрразведчика, — есть в «Беге» такой персонаж. Но тоже маловато для такой фактуры. Затем стали перебирать: на роль Голубкова он не подходит, Чарноты — тоже. И только потом уже поняли — это же Хлудов.

Перед нами стоял вопрос, что важнее — профессионал или личность. Мы выбрали личность. Дворжецкий был личностью, это было очевидно.

Неожиданно, когда мы уже сняли картину, я обнаружил сходство «Мастера и Маргариты» с «Бегом». Помните, как у Булгакова? «В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой» вышел пятый прокуратор Иудеи Понтий Пилат. А в «Беге» Хлудов «лицом бел, как кость», в серой «солдатской шинели»… Они — Пилат и Хлудов — у Булгакова даже одеты похоже.

Первая проба Дворжецкого была неважная. Но мы всё равно решили его взять. И первую сцену ему дали очень трудную — самую трудную, может быть, в фильме. Это сцена, когда Хлудов едет в вагоне и ему чудятся слепые. Он читает Библию: «Слепые вожди слепых. Если слепой поведёт слепого, оба упадут в яму». Это очень важная для картины сцена.

Ну, думаем, мы её первой снимем, если не получится — тогда она пойдёт как проба, и на этом закончим. Мы сняли эту сцену, и оказалось, что она не только лучше того, что мы себе представляли, но и вообще одна из лучших сцен всего фильма — и с моей точки зрения, и Алова тоже. Глаза — вот что было важно.

— Какое отношение лично у вас было в то время к белым? Вы же всё-таки родились и выросли в Советском Союзе, а в СССР был культ красных, а не белых…

— Это и так, и не так. Культ, конечно, был... А ещё был у моего отца родной брат. Отец служил в Красной армии и был чуть ли не комиссаром, а брат его — белогвардейским офицером. И в конце 1920 года брат бежал из Севастополя в Константинополь…

У нас дома запрещено было произносить его имя. Я случайно узнал, что дядя — белогвардеец. Никогда его не видел, только фотографию — неразличимую совершенно, полустёртую. Старинная фотография. Жёлтая. И на ней был этот папин брат Эммануил Страж (ведь настоящая фамилия моего отца — Страж, а Наумов — его партийная кличка, которую он получил во время Гражданской войны). Я ужасно жалел, что не был знаком с дядей. Но я полюбил его заочно…

— Почему?

— Не знаю. Есть вещи, которые я не могу объяснить.

— Но это ваше личное отношение, а как вам удалось в советском кино показать белых людьми?

— Ещё немного, и не удалось бы: картину же почти запретили. Сначала вся Москва была увешана афишами. Скорее всего, это произошло механически: не глядя кто-то принял решение, и фильм пошёл в прокат. А когда оставалось всего пять дней до выхода картины, её запретили к показу. Мы с Ульяновым были в то время в Чехословакии. Кинулись за билетами, чтобы лететь домой. Билетов нет. Туда-сюда. А Ульянов уже был народным артистом СССР, и в итоге нам удалось добиться, чтобы нас взяли на спецборт.

Режиссёры Владимир Наумов (на фото справа) и Александр Алов (слева) (Фото: АЛЕКСАНДР КОНЬКОВ / ФОТОХРОНИКА ТАСС)

 

ВЛАДИМИР НАУМОВ

(род. 1927)

Родился в Ленинграде в семье кинооператора. В 1952-м окончил режиссёрский факультет ВГИКа. До смерти Александра Алова работал в соавторстве с ним. Среди их совместных работ — кинофильмы «Павел Корчагин» (1956), «Мир входящему» (1961), «Бег» (1970), «Тегеран-43» (1980). Фильм-эпопея Алова и Наумова «Легенда о Тиле» (1976) — один из самых масштабных проектов советского кинематографа.

Владимир Наумов активно работает и в последние десятилетия. Среди его фильмов — «Выбор», «Десять лет без права переписки», «Белый праздник». Лауреат премий международных кинофестивалей в Венеции и Москве, лауреат Государственной премии, кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени. Народный артист СССР.

 

АЛЕКСАНДР АЛОВ (1923–1983)

Родился в Харькове. Участник Великой Отечественной войны. В 1951 году окончил режиссёрский факультет ВГИКа. Ученик кинорежиссёра Игоря Савченко. Четверть века работал в соавторстве с Владимиром Наумовым. Университетом для Алова и Наумова стала работа на биографической эпопее «Тарас Шевченко» (1951).

В их первом самостоятельном фильме «Тревожная молодость» (1954) уже ощущается режиссёрский почерк дуэта — внимание к бытовой детали, умение воссоздать на экране мир, полный нюансов и полутонов. Алов имел боевые награды, а также премии международных кинофестивалей в Венеции и Москве, лауреат Государственной премии. Народный артист СССР.

 

На нём летали члены Политбюро. В тот раз на борту их было двое, и их салон был отгорожен от нашего, а с нами в салоне летел телохранитель — молодой парень. Потом его вызвали к начальству, он возвращается, подходит к нам (ну, конечно, прежде всего к Ульянову, потому что его все знали в лицо). Говорит: «Вас просят зайти туда». Мы входим туда: стол накрыт. Сидят два «портрета» — те, кого мы каждый праздник носим на демонстрации...

— Кто это был?

— Не скажу. Пообещал им тогда, что не раскрою имён.

— И что дальше?

— А дальше: «Ребята, выпьем?!» Ну, коньячку выпили. «Ох, какой ты (это они Ульянову) хороший артист! А ты кто такой?» Я, говорю, режиссёр. «О, ты тоже хороший. Слушайте, давайте сыграем в домино». Он сказал даже не «в домино», а «козла забьём». «В козла» — это была правительственная игра. Я так понимаю, это были профессионалы, которые выигрывали у всех. А мы вообще не умели играть. Я знал лишь, что шесть нужно ставить к шести, пять к пяти, а какие-то сложные комбинации и расчёты – это нет.

Консультантом фильма «Бег» была вдова писателя Елена Сергеевна Булгакова, ставшая настоящим соавтором создателей картины

 

Договорились, что будем играть при одном условии: играем в «американку» — проигравший выполняет беспрекословно волю выигравшего. В итоге начали. Первую партию мы выигрываем. Вторую мы выигрываем. Третью они выигрывают. Счёт 2:1 в нашу пользу, а самолёт уже садится, уже красная дорожка видна. В общем, по очкам выходит, что они проиграли. «Так как же с "американкой" быть?» – спрашиваю. «А что случилось-то?» Я объясняю им, что какой-то дурак снял с проката нашу картину. «Там Ульянов в главной роли, а какой-то дурак запретил её. Она уже на афишах, а он взял и запретил. Представляете, сколько денег теряет государство?!»

Долгие годы в советском кино белогвардейцев принято было изображать либо идиотами, либо изуверами, либо и теми, и другими. Кадр из фильма «Чапаев» 1934 года

 

«Ладно. Запиши мой телефон». Я говорю: «Нечем писать!» — «Тогда запоминай!» И я всю дорогу от аэродрома повторял про себя этот номер. Вечером звоню, отвечают: «А вы по какому вопросу?» Уточняю: «Он просил позвонить меня вечером». — «Подождите у телефона!» Через минуту снова: «Завтра в десять утра — точно! — позвоните, пожалуйста, по этому телефону, и я вас соединю». Ну, назавтра соединили, «портрет» из самолёта говорит: «Ну что ты волновался-то?! Всё в порядке. Иди погуляй по Москве». А там уже возвращают афиши с нашим фильмом…

— Так фильм и вышел?

— Так и вышел.

— А у вас не было проблем потом?

– У нас, конечно, были. Нас обвиняли в том, что мы сочувствуем белогвардейцам. А потом картину показали в Канне вне конкурса, причём три раза вместо одного. И она довольно хорошо прошла. Но был там один человек, мой бывший приятель, который поднял страшный шум. В своё время он эмигрировал во Францию. И вот он во всех газетах стал выступать: мол, посмотрите, какие белогвардейцы в фильме тупые, какой тупой этот Хлудов, какой безобразный Корзухин (это которого сыграл Евгений Евстигнеев).

А наши нам говорили обратное: «Да вы что, с ума сошли? Чарнота получился у вас положительным персонажем, в него уже мальчишки играют!»

— То есть эмигрантам не понравилось своё, а здешним чиновникам — своё?

— Получается, что так.

— Елена Сергеевна Булгакова в титрах значится консультантом фильма. Какова была её роль?

— Участие Елены Сергеевны имело колоссальное значение. Она смотрела отснятый материал и говорила «хорошо» или «знаете, мне кажется, что тут как-то грустновато очень». Или ещё что-то. Благодаря ей у меня даже было ощущение, что я с Булгаковым лично знаком, — вот такое магическое влияние было у этой женщины.

Однажды мы сидели у неё на кухне. Маленькая квартирка, двухкомнатная. И вдруг скрипнула дверь. И вы не поверите, посчитаете, что я это придумал, — но мне правда показалось, что к нам идёт Михаил Афанасьевич, который давно умер. Это она своими рассказами о нём создала такую атмосферу…

Евгений Евстигнеев в роли Корзухина и Владислав Дворжецкий в роли Хлудова в фильме «Бег» (Фото: РИА «Новости»)

 

Помните, как у Булгакова? «В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой» вышел пятый прокуратор Иудеи Понтий Пилат. Они — Пилат и Хлудов — у Булгакова даже одеты похоже. Мы с ней вместе даже частично дописали Булгакова. Мы с Аловым придумали один эпизод: помните, когда белые офицеры во главе с полковником (его играл Олег Ефремов) решают не уезжать из России и хотят застрелиться? Этого не было у Булгакова (кстати, это тоже нам ставили в вину: «Что за герои такие, откуда они взялись, что вы делаете из них Александра Матросова?!»). Вызывают гробовщика. Полковник ему говорит: «Надо будет похоронить трёх человек». — «Кого хоронить-то?» Полковник: «Нас, милейший, нас». Гробовщик сначала пугается, а потом соглашается. Затем эти трое офицеров выходят за дверь. Слышен выстрел: полковник застрелился. Но один из них (его играл Михаил Глузский) испугался и не застрелился, он пытается уйти, но его убивает самый молодой из них — полковой трубач, после чего стреляется сам. Мы сняли эту сцену.

Показали вдове Булгакова. Вдруг через какое-то время Елена Сергеевна звонит и говорит: «Володечка, приезжайте ко мне». — «Что-то случилось?» — «Случилось». Приезжаем. «Я вот тут ваш эпизод показала Михаилу Афанасьевичу». Мы в шоке. Я Алову — шёпотом: «Саша, что делать? По-моему, она сходит с ума». Но отказаться мы не могли, потому что очень её любили. Мы сели. Она продолжает: «Очень понравился эпизод Булгакову. Я сегодня ночью с ним разговаривала. Хороший эпизод. Молодцы». Мы обрадовались. А она: «Нет-нет-нет, секундочку. У него есть одно предложение к вам. Если вы захотите, конечно. Знаете, что сделайте? Этот гробовщик в чёрных перчатках у вас, сделайте так, чтобы он зубами снял перчатку, провёл пальцем одному из офицеров по щеке и сказал главному из них: "Ваше превосходительство, побриться бы надо. Мёртвого-то брить труднее"».

«При желании можно выклянчить всё: деньги, славу, власть… Но только не Родину, господа!» — роль генерала Чарноты в «Беге» исполнил Михаил Ульянов (Фото: РИА «Новости»)

 

Я уверен до сих пор, что она не могла этого сама придумать. Это придумал Булгаков, но, может, не успел написать. Но придумал он. Это его, абсолютно его вещь.

— И вы пересняли эпизод?

— Пересняли. Сейчас в картине этот эпизод в редакции Елены Сергеевны и Михаила Афанасьевича.

— А знаменитая сцена карточной игры Чарноты (Ульянова) и Корзухина (Евстигнеева) в Париже? Говорят, что вы сняли её за один дубль…

— Да нет, чепуха. Чего только не болтают! Её играли два потрясающих актёра. Но Евстигнеев — человек экспромта. Он сразу должен сыграть, за один дубль.

А Ульянов — наоборот. Чем дальше — тем лучше. Каждая следующая репетиция — всё лучше, лучше, лучше. А у Евстигнеева — всё хуже, хуже, хуже. Мы решили их разъединить. Посадили Евстигнеева пить кофе, а сами с Аловым репетировали с Ульяновым за Евстигнеева. Проговаривали его текст. Задача была поймать ту секунду, когда Ульянов уже созрел, а Евстигнеев ещё не перегорел, не завял. И вот когда мы их свели в кадре (примерно на шестом или седьмом дубле), мы поняли, что они готовы.

Кстати, в этой сцене я с ними проделал плохую штуку, Евстигнеев ругался потом страшно. Вы знаете, что такое «крепе»? Это усы. Но усы не настоящие — волосы клеят под носом. Я сказал нашей гримёрше, чтобы она с правой стороны, которая к камере, клеила их еле-еле, чтобы они отпадали. И, когда Чарнота (Ульянов) стал лобзать Корзухина (Евстигнеева), у него был полный рот этих самых волос. И он, продолжая лобзать Корзухина, начал от них отплёвываться. Это тоже вошло в фильм…

— Вы снимали «Бег» за пределами СССР, в капиталистических, как тогда выражались, странах…

— Нам важна была атмосфера. Поэтому мы настаивали на том, чтобы сцены, которые разворачиваются в Константинополе, снимались в Стамбуле, если на рынке — так на настоящем, чтоб Айя-София была видна. Нас с трудом выпускали за границу. Не хотели, чтобы мы в Париже снимали.

А когда снимали в Стамбуле, где-то неподалёку стоял Шестой флот США. И к нам приставили сопровождающего, боясь, как бы мы не сняли чего-нибудь лишнего, чего-нибудь секретного. В общем, и те не пускали нас, и эти нас не пускали. Но фильм мы всё-таки сняли.

Беседовал Владимир РУДАКОВ