Назад

Версия для слабовидящих

Настройки

Командная игра

№103 июль 2023

Ирландский историк-советолог Джералд Истер полагает, что администрирование в СССР было в значительной степени персонифицировано и опиралось на неформальные элитные группы. Более того, без этих групп, которые Истер уподобляет княжеским дружинам Киевской Руси, советской власти не удалось бы ни подчинить себе гигантские сельские территории за пределами промышленных центров, ни провести коллективизацию и индустриализацию страны. Переплетение формальной и неформальной структур резко расширило возможности советской власти, но оно же и ограничило самовластие московского центра. Поэтому период продуктивного и взаимовыгодного сотрудничества между центральными и провинциальными «системами личных связей» закончился их конфликтом и уничтожением в конце 1930-х годов Иосифом Сталиным целого слоя раннесоветской элиты, после чего государство окончательно превратилось в суперцентрализованное и деспотическое.

Истер рассматривает взаимодействие формальных и неформальных структур диалектически: оно одновременно усиливало изначально непрочное, почти лишенное кадров и финансов государство и ослабляло его, деформируя официальную политику. В конечном счете это противоречие вылилось в открытое противоборство между центром и руководителями провинциальных партийных комитетов. Конфликт возник в годы коллективизации (1929–1932) как дискуссия по поводу темпов и методов организации колхозов и размеров обязательных поставок хлеба государству. Кризис поставок 1932 года, вызвавший катастрофический голод, перевел эту борьбу в открытую фазу. В ответ на сопротивление властей на местах центр инициировал две волны смены низового административного и партийного аппарата (1930 и 1932–1933) и реорганизацию административно-территориального деления с уменьшением размера региональных единиц.

Напрямую партийных чиновников на периферии репрессии коснулись позже, в 1937 году. Модель смены власти в регионах была отработана на Закавказье, которое в 1932-м возглавил Лаврентий Берия, выходец из органов внутренних дел. Он постепенно очистил закавказские парткомы от ставленников прежнего патрона – Серго Орджоникидзе. Ответный ход провинциалы сделали в 1934-м на XVII съезде партии, попытавшись сместить Сталина и заменить его Сергеем Кировым. Попытка провалилась из-за отказа Кирова выступить против Сталина, а вскоре и сам он погиб при весьма подозрительных обстоятельствах. Вслед за Кировым последовали Валериан Куйбышев (1935) и Орджоникидзе (1937). Так местные партийные вожаки лишились своих лидеров, представлявших их интересы в центральных органах власти. Затем было сменено руководство НКВД (1936) и обезглавлена военная верхушка, поддерживавшая тесные связи с провинциалами («заговор Тухачевского»). После этого региональные функционеры были обречены, и практически все они в 1937–1938 годах потеряли должности, а затем и жизнь. Вместо них пришла новая, послереволюционная генерация руководителей, не спаянных опытом работы в подполье и участием в Гражданской войне. Они уже были обязаны своей карьерой только сталинскому центру.

Провинциальные начальники первого поколения были ближайшими соратниками Сталина по борьбе против «партийных интеллигентов» ленинского призыва, высокообразованных и проведших значительное время в эмиграции, – вернувшись в страну после Февральской революции, они заняли важнейшие посты в ЦК партии, а затем и в Советском государстве. Представители же сталинской раннесоветской элиты были менее образованны, но в предреволюционные годы работали в подполье, а затем активно участвовали в Гражданской войне в качестве политкомиссаров и членов Реввоенсоветов советских армий и фронтов. В ходе внутрипартийных распрей 1920-х они поддержали Сталина в борьбе против «интеллигентов», чьими лидерами были Лев Троцкий, Григорий Зиновьев и Лев Каменев, а в 1929–1932 годах стали основной силой, реализовавшей сталинский курс на коллективизацию и индустриализацию. У них не было идеологических разногласий с вождем, но они требовали своей доли, лоббируя собственные интересы, прежде всего через Кирова, Орджоникидзе и Куйбышева, входивших в центральное руководство и при этом сохранявших тесные связи с бывшими боевыми соратниками в провинциальных элитах. Если бы им удалось навязать Сталину свою волю, Советское государство развивалось бы не как персонифицированное и деспотическое, а как олигархическое и корпоративное. Так, собственно, и произошло, но гораздо позже – в результате свержения Никиты Хрущева группой региональных руководителей, объединившихся вокруг Леонида Брежнева. Он в ответ обеспечил им несменяемость, участие в принятии стратегических решений и щедрое выделение ресурсов.

Итак, личностно-групповой элемент в советском управлении был настолько важен, что командно-административную систему можно расшифровать иначе, чем принято: элемент бюрократической централизации и иерархии в ней успешно сосуществовал с элементом групповщины, построенной по принципу «команд». Дружины в княжеской Руси, клиентелы в царской России, команды в советской и постсоветской – вот подлинный горизонтальный структурообразующий принцип организации нашей элиты, не уступающий, а то и превосходящий по влиянию формальные бюрократические вертикали. Однако этот элемент конкурировал с волей центральных органов и периодически подвергался репрессиям в разных формах. Без помощи «дружин», как показывает Истер, победа и утверждение советской власти были бы невозможны. Самой же элите такие образования необходимы как инструменты самозащиты от деспотизма центра и обеспечения стабильности собственного положения и карьерного роста. Немыслимо без них, добавим, и реальное управление в современной России.

0.jpgПолитбюро ЦК ВКП(б) за разработкой плана второй пятилетки. Худ. П.В. Мальков. 1935 год

Дружины в княжеской Руси, клиентелы в царской России, команды в советской и постсоветской – вот подлинный принцип организации нашей элиты

1-1.jpg
Истер Дж. Советское государственное строительство. Система личных связей и самоидентификация элиты в Советской России. М., 2010

Валерий Федеров, генеральный директор ВЦИОМ