Размышления об исторической России

ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ ПОНЯТИЙ

Владимир Рудаков, главный редактор журнала «Историк»

Мы все понимаем, что такое «историческая Россия», и на уровне ощущений, я думаю, никому ничего объяснять не нужно. Но все равно конкретика время от времени требуется, тем более что в последние годы это понятие достаточно прочно входит и в публицистический, и в политический лексикон. Напомню, что об исторической (или «Большой») России, сложившейся в своей основе еще в XVIII веке, писал Владимир Путин в одной из своих программных статей в начале 2012 года. Совсем недавно – во время торжеств по случаю 1160-летия российской государственности в Великом Новгороде – Путин вновь подчеркнул непрерывность исторического пути нашей страны, отметив, что «современная Россия – наследница Древней Святой Руси, так же как и Московского царства, Российской империи и Советского Союза. Это величайшие эпохи нашей непрерывной тысячелетней истории, которыми мы гордимся».

Какова же дефиниция понятия, как его определить более точно? Мне кажется, задача и широкого экспертного сообщества, и историков в частности, – постараться очертить какие-то внятные контуры этого явления. Именно поэтому мы решили создать научно-образовательный форум «Историческая Россия: пространство и время», чтобы в регулярном формате обсуждать сюжеты, связанные с этим явлением. 

Как человек, специально занимающийся русской средневековой историей, я понимаю, что понятие «историческая Россия» появилось не на пустом месте. Потребность в описании некой культурно-исторической общности, выходящей за рамки пространства и времени, возникла еще в период Средневековья. Именно тогда появилось понятие «Русская земля», которое существовало даже в годы раздробленности, когда геополитическое единство этой самой «земли» было нарушено. В определенном смысле «историческая Россия» – преемник этого понятия.

Мы сегодня живем – без всяких кавычек – в историческую эпоху. Жить в такие времена – это всегда серьезный вызов. А раз так, важно не прятать голову в песок, ответственно относясь и к своему прошлому, и к сегодняшнему дню, и к дню завтрашнему. Я начал с цитаты из Владимира Путина, ею и завершу свое выступление. В далеком 2005-м президент в интервью немецким журналистам сформулировал мысль, которая не потеряла актуальность и сейчас. Первую часть мы все хорошо помним: «Знаете, у нас говорят: те, кто не жалеет о крушении Советского Союза, у того нет сердца, а кто хочет вернуть его обратно – у того нет головы». Но есть и вторая часть, которую вспоминают гораздо реже: «Мы не позволим прошлому хватать нас за рукава и не дать нам возможности идти вперед. Мы понимаем, куда мы должны двигаться. Но мы должны исходить из ясного понимания, что произошло». Форум, который мы основали, создан для того, чтобы, двигаясь вперед, понимать, что же именно произошло.

Даже в эпоху политической раздробленности представление об общности всей «Русской земли» было одним из ключевых. Картина Сергея Присекина «Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет!». 1983 год

ИДЕЯ РУССКОГО МИРА

Константин Затулин, первый зампредседателя комитета Госдумы по делам СНГ, директор Института стран СНГ

Все то время, что я нахожусь в политике и участвую в общественной жизни, то есть с конца 1980-х – начала 1990-х, я задаю себе вопрос: как назвать пространство, на котором развивается наша историческая судьба? Вы знаете, что оно называлось когда-то (и это было хорошее название) Российской империей, затем пришел черед Советского Союза, потом Российской Федерации.

Мы долго искали и, как мне кажется, слишком быстро нашли с подачи наших соседей название – «Евразийское пространство». Оно, на мой взгляд, несовершенно и неточно. Мы все – и те, кто его использует, скажем, в Казахстане, в России или где-то еще, – вкладываем в него на самом деле разные смыслы…

Иногда мы пытаемся отождествить это пространство с понятием «Русский мир». Это тоже не совсем точно. Или, правильнее сказать, совсем неточно. «Русский мир» – ругательное выражение для наших противников. Они рассматривают это понятие (особенно в связи с началом СВО) как нашу претензию на бывшие союзные республики, на бывшую территорию Российской империи.

Но Русский мир, по моему глубочайшему убеждению, это не территориальные претензии. Это попытка найти способ сохранить отношения с людьми, с народами – с умами и душами тех, кто после 1991 года остался за пределами России, чтобы сберечь пространство русского языка и русской культуры. В этом смысле Русский мир существует поверх границ. Помните, осенью 2016 года на вручении премий Русского географического общества Владимир Путин задал вопрос школьнику Мирославу Оскирко: «Где заканчиваются границы России?» «Границы России заканчиваются через Берингов пролив с США», – ответил Мирослав. «Границы России нигде не заканчиваются», – сказал президент, добавив, правда, что «это шутка». Но президент прав: образ Русского мира как России, у которой нет границ, связан с нашим представлением о том наследии русской государственности, которое перекочевало из государственных форм в культурную, языковую, духовную сферы. 

Я всегда был убежден, что речь должна идти прежде всего о людях, а не о территориях. Нам нужно бороться за людей! Именно поэтому я в свое время предлагал раздавать российские паспорта за рубежом – на Украине, в Казахстане и других республиках. Но мы требовали (в соответствии с нашим законом о гражданстве) от всех, кто хочет вступить в гражданство Российской Федерации, чтобы они переехали в Россию, чтобы они в первую очередь отказались от гражданства страны проживания – допустим, украинского или казахстанского. А они не могли отказаться, потому что жили на этой земле испокон веку. В той Новороссии, которую мы теперь наконец-то называем своим именем. Это была глупость, и ее плоды мы пожинаем сейчас в полной мере.

В нашей академической науке есть точка зрения (увы, преобладающая), согласно которой что с возу упало, то пропало. Адепты этой позиции полагают, что в силу политики царской России, а затем во времена СССР в результате советской украинизации украинский народ необратимо обособился от русских. Что это – отрезанный ломоть. Я в этом не убежден. Я считаю, что так же, как была проведена украинизация в свое время, можно провести обратный процесс. Еще не поздно перетащить людей на нашу сторону.

На мой взгляд, высшая форма национального интереса русского народа – это существование империи. В этом, если хотите, наша национальная идея. Что такое империя? Это страна, в которую вы вбираете другие народы, сохраняя их самобытность, поддерживая их гражданское равноправие; это формула «Россия – для всех, кто ей верно служит, и российские граждане – это все, кто живет в России, кто верен ей, вне зависимости от национальности». Однако очень важно находить правильные слова. Сегодня мы не сможем восстановить нашу общность под лозунгом «Не хотите ли вы стать частью новой Российской империи?». Никто на это не пойдет. Но если мы будем говорить, что мы за традиционные религии, что мы за традиционный образ жизни, что мы против всех тех идей, которые идут с Запада, против их гендерных и трансгендерных экспериментов и тому подобного, мы можем притянуть к себе людей. Если Запад говорит: «Будьте с нами, и мы сделаем вас такими, как мы», то мы говорим: «Будьте с нами, и вы останетесь теми, кто вы есть, сохранитесь в том виде, в котором вы хотите остаться». Вот в этом, мне кажется, должна заключаться идея Русского мира и связанная с ней идеология нашей внешней политики, которая обязательно должна быть у России.

Владимир Путин неоднократно говорил о единстве «нашей непрерывной тысячелетней истории, которой мы гордимся»

ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЭЛИТ

Федор Гайда, доктор исторических наук, доцент МГУ имени М.В. Ломоносова

Понятие «исторической России», как и понятие «Русская земля» в эпоху Средневековья, актуализируется в периоды распада. Распад как таковой заставляет искать какие-то новые формулы, чтобы описать то, что возникло или еще формируется на обломках. В этом смысле крайне важны для анализа два исторических рубежа ХХ века – 1917-й и 1991-й.

Остановлюсь на первой дате. Бессмысленно утверждать, что в начале XX века у России не было проблем – они были. Понятно, что были проблемы застарелые, но были и новые. Основная их масса – результат быстрого, я бы даже сказал, постоянно убыстряющегося развития. В свое время Алексис де Токвиль совершенно правильно, на мой взгляд, отметил, что революции происходят не тогда, когда все стабильно плохо, а тогда, когда идет долгий рост, а потом на его пути обнаруживаются определенные проблемы. Вот здесь-то и появляется точка бифуркации, которая порождает социальные риски. 

И принципиальный вопрос заключается в том, насколько элиты – экономические, политические, духовные – в состоянии обеспечить ответы на эти вызовы. В состоянии ли они не передраться друг с другом, выстоять в этой борьбе, обеспечить доверие со стороны общества, которое либо возникает у населения по отношению к этим элитам, либо, наоборот, иссякает, если элиты доверия не оправдали.

Проблема России начала XX века заключалась в том, что значительная часть этих самых элит доверия не оправдала. Очень серьезный внутренний кризис произошел в тот момент, когда Россия вступила в Первую мировую войну. Это был беспримерный по масштабу международный конфликт, ничего подобного с точки зрения напряжения сил воюющих держав в мировой истории ранее не было. Как мы знаем, поначалу война сплотила российские элиты, но только на очень короткий период времени, а потом начались склоки, которые привели в конечном счете к Февралю 1917-го. 

Интересный феномен: Первая русская революция 1905–1907 годов ведь была пораженческой – она началась в период Русско-японской войны, оппозиция желала победы для Японии. В Первую мировую оппозиция была – по крайней мере внешне – патриотической. И даже Февральская революция формально была вполне патриотической: царя свергали, поскольку полагали, что он не сможет обеспечить победу в войне. В этом, может быть, и была глубинная причина успеха «деятелей Февраля». Правда, потом революция перешла в пораженческую фазу – за мир любой ценой. 

Как бы то ни было, в конечном счете спусковой механизм революции – это конфликт элит. В этом важно отдавать себе отчет. Если мы утверждаем, что в основе лежал заговор или происки внешних сил (масонов, большевиков, германского Генштаба – далее по списку), то мы оказываем себе очень плохую услугу. Фактически мы говорим о том, что наша страна – игрушка в руках собственных политических шулеров и внешних игроков. Мы расписываемся в том, что с этим ничего нельзя было поделать. Это очень неправильная модель. Она не просто неверная – она еще и принципиально вредительская и к тому же в корне непедагогичная. В том смысле, что не дает повода учиться на собственных ошибках.

ИЗМЕНИТЬ В СВОЮ ПОЛЬЗУ

Дмитрий Андреев, доктор исторических наук, профессор МГУ имени М.В. Ломоносова

1917 год совершенно справедливо соотносят с 1991-м. С одной стороны, это правильно, с другой – давайте не забывать, что на самом деле между этими двумя распадами были и весьма значительные различия. Часто, говоря о распаде СССР, в качестве главных факторов упоминают межнациональные отношения, конфликты на окраинах государства, заскорузлую марксистско-ленинскую идеологию. Все это верно, но был еще один аспект. Это теневая экономика, теневой капитализм, который, по сути дела, в нашей стране стал создаваться еще при Иосифе Сталине. Все смотрели, наверное, замечательный советский фильм «Сказание о земле Сибирской» 1947 года. Вспомните разговор героев в Большом театре, вспомните генералов и их жен в мехах, в бриллиантах. Вспомните попытку Сталина отменить деньги после войны и жесткий ответ Анастаса Микояна, что, мол, «Иосиф, люди нас не поймут». Микоян, который курировал торговлю, понимал, о чем говорил.

На протяжении примерно 40 лет в нашей стране существовали альтернативные финансовые потоки, альтернативная экономика, альтернативные ценности. Это подполье постепенно набирало силу. И не надо во всем винить Горбачева. Да, он был совершенно непрофессиональным лидером, я с этим не спорю, но его правление было всего лишь финальным этапом выхода на поверхность теневых рыночных отношений, которые существовали в СССР еще в те времена, когда последний лидер Союза был ребенком.

В этом смысле я поддерживаю то, о чем говорил Федор Гайда: причины любого распада следует искать не в заговорах внешних сил – это очень примитивно, – а внутри. Применительно к 1991 году – в действиях части элиты, что была связана с той частью партийной номенклатуры, которая целенаправленно шла к изменению в свою пользу существовавшего социально-экономического порядка вещей. То, что на кону оказалась судьба огромной страны – «исторической России», ее мало волновало.

Февральская революция поначалу имела вполне патриотические цели, которые потом сменились на сугубо пораженческие – за мир любой ценой

МЕРЦАЮЩЕЕ ЯВЛЕНИЕ

Валерий Федоров, кандидат политических наук, гендиректор ВЦИОМ

Василий Розанов писал, что в 1917 году Россия «слиняла в три дня». Советский Союз «слинял» за три года. И никаких сколько-нибудь массовых народных выступлений против роспуска СССР не было. Были локальные массовые движения на ряде территорий, таких как Приднестровье. Увы, гораздо более массовыми и влиятельными оказались другие движения – по самоназванию «демократические», а по факту националистические и антикоммунистические. И в те драматические дни, когда над Кремлем спускался флаг СССР, люди смотрели телевизор, но ничего не делали. «Общество спектакля», как и было предсказано.

А буквально за две недели до этого прошел референдум о независимости на Украине, в том числе и в Крыму. И везде большинство проголосовало за независимость. Я как выходец из Крыма не был очень этому удивлен. Надежд на перемены к лучшему было мало, речь уже шла о спасении того немногого, что у нас было. И Украина казалась лучшим защитником, чем далекая, непонятная и занятая только собой Москва.

Впрочем, тогда многие из тех, кто голосовал за независимость республик, полагали, что она не означает выхода из СССР. Проголосовал за независимость и пошел дальше строить СССР как союз независимых и процветающих народов. Абсурд? Разумеется. Но так было.

Возвращаясь к теме: «историческая Россия» – это мерцающее явление. Сегодня она может расширяться, а завтра сужаться. Границы вечными не бывают, равно как и человеческие представления о них. Но даже те границы, которые просуществовали недолгое время, обязательно оставляют за собой большой след.

Казалось бы, сугубо административные, внутренние границы в Советском Союзе оставили глубочайший след в самосознании людей. Большевистский подход к административно-территориальному устройству страны и национальному строительству стал одной из причин, почему в рамках СССР новые этничности смогли утвердиться. Это был чрезвычайно амбициозный и эффектный проект. И он увенчался успехом!

Однако все имеет свою цену. Когда СССР потерял руководящую и объединяющую силу, он начал трещать по швам. И главными из линий разделения стали те, которые прошли по административным границам советских республик. Так орудие соединения, придуманное большевиками, на очередном повороте истории стало инструментом разрушения Советского государства.

В 2014 году жители Крыма и Севастополя приняли историческое решение о возвращении в состав России

Первое заседание ежегодного научно-образовательного форума «Историческая Россия: пространство и время» прошло 16 мая 2023 года в Доме Пашкова

К ВОПРОСУ О НЕОБРАТИМОСТИ

Дмитрий Евстафьев, кандидат политических наук, профессор НИУ «Высшая школа экономики»

Понимание политики и тем более попытка осмыслить настоящее и будущее без понимания истории абсолютно невозможны. Особенно сейчас. Мы рассуждаем об «исторической России», глядя из настоящего в прошедшее, но можно ли, опираясь на это знание, прогнозировать что-либо? Прежде всего зададимся вопросом: распады государств, империй, коалиций, о чем мы говорили, – носят ли они необратимый характер или все-таки обратимы? Есть категория авторов, которые исходят из того, что все империи рано или поздно рушатся, все они обречены, это общемировой тренд и поэтому, как вы ни рыпайтесь, империи все равно исчезнут. Но есть и те, кто полагает, что этот процесс может идти и в обратном порядке. В пользу второй точки зрения есть убедительный пример – Советский Союз, который был создан на обломках Российской империи. Он просуществовал, может быть, не так долго, как Византийская или та же Российская империя, но добился при этом куда более внушительных результатов, став одной из двух мировых сверхдержав.

Если посмотреть на происходящее в современном мире, нам придется согласиться с тем, что обратимость все-таки существует. Еще недавно многие смеялись по поводу возрождения санитарного кордона против России, возрождения проекта «Междуморье» – якобы польского, а на самом деле вполне многостороннего. Теперь на наших глазах он обретает плоть и, увы, кровь, а также танки, пушки, ракеты. Похожее происходило и в начале XX века, но раз так, то это уже не случайность, а система. Тогда произошло гигантское переформатирование пространства от Днепра до Рейна, причем очень в историческом плане быстрое. Сегодня мы тоже наблюдаем, кажется, эпоху глубокого передела Восточной, Центральной и даже отчасти Западной Европы. 

Вдумаемся, сколько раз за последние сто лет изменились границы в этом пространстве? Минимум пять. И после этого мы всерьез считаем, что они не могут измениться в шестой? Мы правда считаем, что там невозможно возникновение некоего нового территориального образования – например, новой Речи Посполитой? Для реализации этого проекта сегодня существуют абсолютно все геоэкономические возможности. И нам, когда мы размышляем об обратимости или необратимости наших границ, нужно иметь это в виду…

Значит, и мы должны подумать, какой может быть новая Российская империя в эпоху, когда будет сохраняться глобальное информационное общество, в эпоху распада американоцентричного финансового мира (а он распадается, это очевидно, и с этим не спорят даже американцы), в эпоху попыток восстановления коалиционной биполярности. Потому что, когда мы говорим о противостоянии США и Китая, мы должны четко понимать, что это противостояние коалиции во главе с США и коалиции во главе с Китаем, а это гораздо более сложные отношения. Вот здесь и надо искать место для Русского мира. Потому что Русский мир, как правильно заметил Константин Затулин, – это, конечно, прежде всего люди. Но Российская империя – это в первую очередь пространство, земля. И это тоже нужно учитывать.