Расправа в доме Ипатьева

Расстрел царской семьи. Худ. П.А. Мурахин

Николай II и его супруга Александра Федоровна с дочерью Марией прибыли в Екатеринбург 30 апреля 1918 года. Через некоторое время к ним присоединились остальные дети – Ольга, Татьяна, Анастасия и Алексей. В общей сложности члены царской семьи провели в Доме особого назначения, как тогда официально назывался дом Ипатьева, 78 дней.

Таинственные послания

Не все приехавшие вместе с Романовыми из Тобольска лица, добровольно сопровождавшие их в ссылке, смогли остаться с ними до конца. Генерал-адъютанта Николая II Илью Татищева, генерал-майора свиты князя Василия Долгорукова, фрейлину императрицы графиню Анастасию Гендрикову, гофлектрису Екатерину Шнейдер и камердинера Алексея Волкова арестовали по прибытии в Екатеринбург (позднее они были расстреляны, лишь Волкову удалось бежать). Остальным сохранили свободу, но многим не позволили жить в доме Ипатьева. Среди таковых оказались преподаватели детей Пьер Жильяр и Чарльз Сидней Гиббс, а также лечащий врач Алексея Владимир Деревенко.

Вскоре нескольким верным царской семье слугам, которые поначалу были допущены в Дом особого назначения, по разным причинам пришлось его покинуть. Так, Николай II отпустил со службы по болезни своего камердинера Терентия Чемодурова (после чего тот сразу же оказался в екатеринбургской тюрьме, в одной камере с Волковым), а в дальнейшем были арестованы лакей детей императора матрос Иван Седнев и дядька цесаревича матрос Климентий Нагорный. Еще один человек, поваренок Леонид Седнев, оставил дом Ипатьева 16 июля, буквально накануне расстрела царской семьи.

Последние записи в дневнике Александры Федоровны (Фото: FAI/LEGION-MEDIA)

В последней дневниковой записи Александры Федоровны есть такие строки: «Внезапно прислали за Ленькой Седневым, чтобы он пошел и попроведовал своего дядю [Ивана Седнева. – Н. Б.], и он поспешно убежал; гадаем, правда ли все это и увидим ли мы мальчика снова…» 15-летний Ленька был почти ровесником Алексея, его другом и товарищем по играм. Конечно, никакого свидания поваренка с дядей в тот день не последовало: его намеренно отозвали из Ипатьевского дома, благодаря чему мальчику удалось избежать участи остальных узников. Сведения о том, кому принадлежала такая инициатива, противоречивы: то ли это был комендант Дома особого назначения Яков Юровский, то ли уральский военный комиссар Филипп Голощекин, то ли комиссар снабжения Уральского совета Петр Войков. Так или иначе, в роковой день 16 июля кроме императорской четы и их детей в доме Ипатьева находилось еще четыре человека: лейб-медик Евгений Боткин, повар Иван Харитонов, горничная Анна Демидова и камердинер Алексей Трупп, сменивший отпущенного Николаем II Чемодурова.

Примерно за месяц до кровавого финала членам царской семьи тайно передали несколько писем на французском языке, написанных якобы «офицером русской армии». В этих посланиях речь шла о побеге. 14 июня Николай II отметил на страницах своего дневника: «…на днях мы получили два письма, одно за другим, в которых нам сообщали, чтобы мы приготовились быть похищенными какими-то преданными людьми!» Согласно некоторым источникам, в дальнейшем даже был написан ответ неизвестным «доброжелателям», в котором говорилось об усиленном режиме заключения, исключавшем любую возможность побега. Тем не менее одну или две ночи Романовы провели одетыми и не ложились в постель, оставаясь начеку, как того просил неизвестный «офицер».

Спустя много лет, уже после обнародования воспоминаний участников расстрела царской семьи, выяснилось, что в действительности никакого заговора с целью освобождения Николая II не существовало, а письма от имени «офицера» были написаны большевиками в провокационных целях. Авторами этих посланий стали уже упомянутый Петр Войков, который несколько лет жил в эмиграции в Женеве и хорошо владел французским языком, и Исай Родзинский, обладавший образцовым почерком. Провокация вполне удалась. Во-первых, наблюдая за Романовыми, ожидавшими по ночам «похищения», руководители Уральского совета удостоверились в том, что бывший император готов при случае бежать. А во-вторых, история с письмами предоставляла удобный предлог для оправдания расправы в Ипатьевском доме. Этого было достаточно, чтобы ускорить ее организацию. Наконец, бумаги, «изобличающие заговор», впоследствии использовались большевиками в качестве одного из аргументов, обосновывавших необходимость расстрела.

Впрочем, со стороны о надвигавшейся трагедии догадаться было трудно. 4 июля сменилась команда охранников, комендантом Дома особого назначения стал Яков Юровский. Он начал с того, что пресек воровство, давно уже бывшее обычным делом в доме Ипатьева. Прежняя охрана систематически грабила царскую семью, воровала продукты и драгоценности, но при Юровском это прекратилось. И все же, хотя на тот момент окончательное решение о сроках и методах расправы, по всей видимости, еще не было принято, новый комендант явно стремился подготовиться к предстоящему расстрелу. Кстати, замена охраны – яркое тому подтверждение: прежде всего, старая команда уже успела привыкнуть к арестантам (Юровский отмечал «простоту нравов», установившуюся между его предшественником на посту коменданта Александром Авдеевым и бывшим императором), а кроме того, прежних охранников в силу их сребролюбия нетрудно было бы подкупить в случае реальной попытки побега Романовых. Вот почему «ненадежная» команда была полностью заменена.

Расстрел

Довольно точная картина произошедшего в ночь с 16 на 17 июля 1918 года в Ипатьевском доме восстанавливается на основе целого ряда источников. Существуют воспоминания непосредственных участников расстрела Романовых, хотя во многих деталях они между собой не совпадают. Огромная работа была проведена следователем Николаем Соколовым, назначенным в 1919 году правительством Александра Колчака вести расследование убийства царской семьи. Соколов собрал немало вещественных доказательств, опросил свидетелей, сравнил их показания и перепроверил. Полученные им сведения наряду с воспоминаниями цареубийц позволяют реконструировать ход событий.

По свидетельству Григория Никулина, помощника Юровского, существовала директива Уральского совета «сделать это без шума, не афишировать этим, спокойно». Поэтому поначалу обсуждался вариант просто убить всех Романовых спящими – застрелить или даже заколоть. Или же набросать к ним в комнаты бомб. Но в итоге был выбран другой вариант.

Около половины второго ночи доктора Евгения Боткина разбудили люди Юровского и сообщили, что в городе, к которому подступают белые, накаляется обстановка, на дом может быть совершено нападение и оставаться на верхних этажах далее нельзя. Примерно за полчаса или чуть более доктор разбудил всех остальных узников, они собрались и перешли в полуподвал. Небольшая, тесная комната, выбранная убийцами в качестве расстрельной, была абсолютно пустой, так что Александра Федоровна спросила: «Что же, и стула здесь нет? Разве и сесть нельзя?» После этого принесли два стула – для нее и Алексея, который из-за травмы не мог самостоятельно ходить. Другие арестанты по приказанию Юровского выстроились в ряд. Тогда и вошла поджидавшая в соседней комнате расстрельная команда.

Комната в доме Ипатьева в Екатеринбурге, где была расстреляна царская семья. «Расстреливаемые стали падать один за другим. Первым пал царь, за ним наследник», – говорится в докладе следователя Николая Соколова

Согласно ряду источников, чуть ли не все стрелявшие, за исключением Юровского, были латышами, но тогда нередко так называли любых нерусских большевиков (по аналогии с латышскими стрелками). Более того, существуют воспоминания, согласно которым как раз латыши, напротив, отказались участвовать в расстреле. Сейчас установлено, что в полуподвальной комнате дома Ипатьева среди непосредственных исполнителей помимо Юровского находились Григорий Никулин, представитель Уральской областной ЧК Михаил Медведев (Кудрин), военный комиссар Верх-Исетского района Екатеринбурга Петр Ермаков, начальник внешней охраны Дома особого назначения Павел Медведев, еще один сотрудник ЧК Алексей Кабанов (именно его некоторые очевидцы записали в латыши) и, возможно, «правая рука Ермакова» Степан Ваганов и Ян Цельмс (единственный этнический латыш). На восьмерых участников расстрела указывал, в частности, Никулин, назвавший шестерых по фамилиям. Вероятно, было в комнате и еще несколько человек, которые несли охрану.

Удостоверившись, что все члены команды на месте, Юровский зачитал «приговор» царской семье. Этот произнесенный, видимо, в качестве экспромта текст не был зафиксирован документально, и различные участники событий впоследствии передавали его по-разному, хотя смысл в целом остается неизменным. Михаил Медведев в воспоминаниях привел такие слова Юровского: «Николай Александрович! Попытки ваших единомышленников спасти вас не увенчались успехом! И вот, в тяжелую годину для Советской республики… на нас возложена миссия покончить с домом Романовых!» Никулин запомнил прозвучавшие тогда слова так: «Ваши друзья наступают на Екатеринбург, и поэтому вы приговорены к смерти». Реакция Николая II также передана в различных источниках по-разному. Возможно, он успел лишь сказать: «Что?»; «А?» или «Как? Как? Перечитайте». По свидетельству Михаила Медведева, Боткин задал вопрос: «Так нас никуда не повезут?» (в других воспоминаниях эта деталь отсутствует). После чего по Романовым был открыт беспорядочный огонь…

Первым погиб Николай, сраженный пулей Юровского. Впрочем, эту «славу» у коменданта Дома особого назначения оспаривал Михаил Медведев, утверждавший, что пять пуль в царя выпустил именно он. Александра Федоровна, занесшая руку, чтобы перекреститься в последний раз, тоже была убита в числе первых. Затем наступил черед других узников… Участники событий вспоминали, что дольше всего не удавалось расправиться с великими княжнами, которые кричали и метались по комнате, будто заколдованные от пуль. Позже выяснилось, что в их нижнем белье были зашиты драгоценные камни, сыгравшие роль своеобразного «бронежилета». Но в конце концов были убиты и царские дочери: им стреляли в голову.

По воспоминаниям участников расстрела, последней погибла Анна Демидова. Пули, направленные в нее, увязли в пуховой подушке, которую она прижимала к груди. Тогда Ермаков несколько раз вонзил женщине в грудь штык своей винтовки, а затем ее добили прикладами ружей (Никулин, однако, говорил, что Демидову пристрелили). Схожим образом Ермаков расправился и с остальными узниками, еще подававшими признаки жизни, – Анастасией и Алексеем. Последним актом этого чудовищного преступления стало убийство поднявших вой собак, принадлежавших дочерям Николая II, – французской бульдожки Ортино и королевского спаниеля Джимми.

Спаниель Джой Алексея выжил, потому что в момент расстрела не выл. Позже Джоя увез в Великобританию один из офицеров-белогвардейцев.

Закалывая собак, убийцы членов царской семьи и их слуг руководствовались опасениями, что вой привлечет внимание и тогда тайна произошедшего в доме Ипатьева быстро станет известна. Выстрелы попытались заглушить ревом мотора, для чего рядом с домом завели грузовик. Но это не слишком помогло: следователь Соколов впоследствии разыскал тех, кто все-таки слышал ночные залпы.

Николай Соколов – следователь, проводивший расследование убийства царской семьи по поручению правительства Александра Колчака

После расстрела

Трупы убитых, завернутые в сукно, были перенесены в грузовик, дожидавшийся снаружи (он сильно опоздал, и из-за этого расстрел был отложен на полтора часа). Некоторые из исполнителей попытались присвоить себе принадлежавшие убитым вещи и ценности, что тут же было пресечено Юровским. Оставив Павла Медведева для уборки помещений и сокрытия следов совершенного преступления, комендант Дома особого назначения с небольшой группой людей отправился за город, чтобы уничтожить трупы. Позже Юровский говорил, что «правильно сделал», иначе бы останки Романовых достались белым. «Операция» по уничтожению трупов осложнялась многими обстоятельствами: сначала долго не могли найти подходящее место, потом и вовсе застряла машина, а затем в белье девушек и женщин обнаружились драгоценности, которые команда вновь попыталась разворовать. Приставив к грузовику своих охранников, Юровский отослал большую часть людей в город. Наконец решено было обезобразить трупы и сжечь их, для чего Войков распорядился о выдаче 11 пудов серной кислоты. После долгих проволочек только 18 июля останки Романовых были свалены в яму. Место их захоронения постарались замаскировать: накрыли шпалами и несколько раз проехались здесь грузовиком, чтобы скрыть любые следы.

Власти объявили о казни одного Николая II, о судьбе его семьи сообщалось, что она была «перевезена в надежное место». Вплоть до начала 1920-х годов эта ложь продолжала распространяться газетами Советской России и официальными лицами. Большевики признали факт расстрела не только бывшего императора, но и императрицы с детьми и слугами лишь после публикации за рубежом результатов следствия, которое было проведено Соколовым.

Сами участники расстрела впоследствии ничуть не раскаивались в содеянном и находили своему преступлению многочисленные оправдания. Наиболее распространенным аргументом было то, что дети Николая II могли претендовать на престол и стать во главе контрреволюционного движения. Юровский в 1934 году в публичном выступлении сказал: «Молодое поколение нас может не понять. Могут упрекнуть, что мы убили девочек, убили наследника-мальчика. Но к сегодняшнему дню девочки-мальчики выросли бы… в кого?..» Ему вторил и Никулин, который в беседе, записанной в Радиокомитете в 1964 году, указывал на «гуманность» (!) проведенного расстрела: «Я, например, считаю, что с нашей стороны была проявлена гуманность. Я потом, когда, понимаете, воевал, вот в составе третьей армии, 29-й стрелковой дивизии, я считал, что если я попаду в плен к белым и со мной поступят таким образом, то я буду только счастлив. Потому, что вообще с нашим братом там поступали зверски».

Шифрованная телеграмма от председателя исполкома Уралсовета Александра Белобородова секретарю Совнаркома РСФСР Николаю Горбунову с сообщением: «Передайте Свердлову, что все семейство постигла та же участь, что и главу. Официально семья погибнет при эвакуации»

Дом, где была расстреляна царская семья, после вступления белой армии в Екатеринбург вернули его прежнему хозяину инженеру Николаю Ипатьеву, но он не решился снова в нем поселиться. Здание перешло в ведение военных, а при отступлении из города стену, возле которой был произведен расстрел, белогвардейцы разобрали и увезли с собой. В 1923 году в Ипатьевском доме устроили филиал Музея революции и Антирелигиозный музей, восстановив утраченную стену в той самой полуподвальной комнате. Площадь по соседству с бывшим Домом особого назначения переименовали поначалу в площадь Народной Мести (позже она стала Комсомольской). Уже после Великой Отечественной войны музеи были закрыты и в печально известном здании разместился ряд контор и учреждений. В 1974-м Ипатьевскому дому придали статус историко-революционного памятника, однако годом позже Политбюро ЦК КПСС по предложению тогдашнего председателя КГБ Юрия Андропова приговорило здание к сносу, опасаясь излишнего внимания к нему со стороны иностранных туристов. Впрочем, реализация этого постановления, подписанного Михаилом Сусловым, затянулась. В сентябре 1977 года под предлогом реконструкции городского квартала снос дома Ипатьева организовал занимавший тогда пост первого секретаря Свердловского обкома КПСС Борис Ельцин (Екатеринбург назывался Свердловском с 1924 по 1991 год).

В 1981 году Русской православной церковью за границей были причислены к лику святых все расстрелянные 17 июля 1918 года в Екатеринбурге – и члены царской семьи, и их слуги, включая Алексея (Алоиза) Труппа, который был католиком. В 2000 году Архиерейский собор Русской православной церкви (РПЦ) в Москве прославил как страстотерпцев в сонме новомучеников и исповедников российских императора Николая II, императрицу Александру и их детей. Спустя 16 лет, в 2016 году, РПЦ также был канонизирован Евгений Боткин. В 2003-м на месте Ипатьевского дома вырос величественный пятиглавый храм на Крови, посвященный памяти царской семьи. 16 октября 2009 года Генеральная прокуратура РФ приняла решение о реабилитации 52 приближенных семьи Николая II, подвергшихся репрессиям.

Выстрелы под Мотовилихой

После революции первым из Романовых был убит великий князь Михаил Александрович – младший брат императора Николая II. Это произошло в ночь с 12 на 13 июня 1918 года.

Весной 1917-го великий князь Михаил Александрович – истинный джентльмен и отважный боевой генерал – неожиданно оказался на гребне исторической драмы. 2 (15) марта Николай II отрекся от престола в пользу своего младшего брата. А на следующий день Михаил подписал акт «о непринятии верховной власти», в котором призвал всех соотечественников «подчиниться Временному правительству» и уповать на «созванное в возможно кратчайший срок» Учредительное собрание, которое должно определить будущее России.

Великий князь Михаил Александрович

После этого в течение нескольких месяцев Михаил Александрович свободно жил в Гатчине, не вмешиваясь в политические события. Во время выступления генерала Лавра Корнилова его заключили под домашний арест. Уже после прихода к власти большевиков, 7 марта 1918 года, бывшего кандидата в императоры арестовали и несколько дней продержали в Петроградской ЧК. На заседании Совнаркома было принято решение выслать Михаила в Пермскую губернию «вплоть до особого распоряжения». Ему разрешили взять с собой довольно обширный багаж (в том числе большую библиотеку), а также шикарный автомобиль «роллс-ройс». Свою морганатическую жену Наталью Сергеевну Брасову Михаил уговорил остаться в Гатчине. Друг и секретарь великого князя англичанин Николай (Брайан) Джонсон с трудом добился от новых властей права следовать за своим патроном. По приезде они поселились в пермской гостинице «Эрмитаж», а потом переехали в «Королевские номера» – одну из лучших гостиниц на Урале.

Первое время в Перми Михаил Александрович располагал определенной свободой. Но в конце мая 1918 года, после начала восстания Чехословацкого корпуса, обстановка накалилась. В стране разгоралась Гражданская война, и сам аристократический образ жизни пермского пленника, привыкшего каждый вечер посещать театры и концерты, раздражал революционных активистов. Многие из них опасались, что Михаил II, как его иногда называли, может стать знаменем контрреволюции. Начальник пермской милиции Василий Иванченко решил «избавиться от Романова». В Губисполкоме его идею не поддержали. Но Иванченко нашел единомышленника в лице сотрудника Пермской ЧК Гавриила Мясникова. Они тайно втянули в дело нескольких энтузиастов, раздобыли два крытых фаэтона с хорошими лошадьми и приступили к исполнению своей миссии (именно так воспринимал происходящее Мясников). 12 июня поздно вечером вооруженные «комиссары» ворвались в гостиничный номер Михаила Александровича и предъявили ему фальшивый ордер на арест. Под дулом револьвера ему пришлось проследовать в роковой фаэтон. Джонсон до последней минуты не покидал друга. Повозки следовали к Мотовилихе – рабочему предместью Перми, но вскоре свернули в лес и остановились на тихой поляне. Там Михаила Александровича и его секретаря вывели из экипажей и расстреляли. Золотые часы, портсигары, штиблеты и пальто убийцы поделили между собой.

Власти использовали инициативу пермских активистов в пропагандистских целях. Началась кампания дезинформации. В уральских газетах появилась информация о похищении Михаила Романова группой неизвестных «в солдатской форме». Считалось, что монархисты организовали побег бывшего великого князя. Казнь царской семьи в Екатеринбурге произошла на этом информационном фоне. Фальсифицированное исчезновение Михаила Александровича стало также поводом к арестам и даже расстрелам людей из его близкого окружения, в числе прочих были казнены шофер Петр Борунов и камердинер Василий Челышев. Правду о пермском убийстве через несколько лет раскрыл Мясников: он выпустил брошюру, в которой хвастливо рассказывал о расправе, с которой началось физическое уничтожение «бывшей правящей династии». Останки великого князя и его секретаря не найдены до сих пор.

Алапаевские мученики

Примерно через сутки после убийства царской семьи, произошедшего в Екатеринбурге, близ Алапаевска было совершено еще одно чудовищное преступление.

20 мая 1918 года из Екатеринбурга в Алапаевск были доставлены великий князь Сергей Михайлович, великая княгиня Елизавета Федоровна, князья императорской крови Константин, Иоанн и Игорь Константиновичи, князь Владимир Палей (сын великого князя Павла Александровича от морганатического брака), а также Федор Ремез (управляющий делами великого князя Сергея Михайловича) и сестра Марфо-Мариинской обители Варвара (Яковлева), сопровождавшая Елизавету Федоровну. Всех арестованных разместили в Напольной школе на окраине города. Поначалу режим их содержания был относительно свободным, но после официального объявления властями о «похищении» великого князя Михаила Александровича 13 июня в Перми (на самом деле он был убит) режим ужесточился.

В ночь с 17 на 18 июля узники Напольной школы были вывезены в неизвестном направлении за пределы города. Как и в случае с Михаилом Александровичем, власти обвинили белогвардейцев в организации побега членов дома Романовых. Но это была инсценировка. Василий Рябов, один из участников убийства близ Алапаевска, впоследствии вспоминал, что Романовым и их слугам, заявив о необходимости их эвакуации, завязали глаза, связали руки за спиной (когда великий князь Сергей Михайлович попытался оказать сопротивление, ему прострелили руку) и повезли на подводах к заброшенным шахтам. После ударов обухом топора по голове узников живыми скинули в шахту, которую забросали камнями и бревнами и засыпали землей. Позднее, когда Алапаевск заняли сторонники Александра Колчака, началось следствие, показавшее, что некоторые из жертв не погибли при падении, а умерли позже от ран и голода. В октябре 1918 года все тела были извлечены из шахты и опознаны.

Останки Романовых и их слуг отступавшие под натиском красных белогвардейцы перевозили по стране, а потом вывезли за пределы России. Гробы с телами великой княгини Елизаветы Федоровны и ее келейницы Варвары доставили в Иерусалим, где они были погребены в церкви Святой Марии Магдалины в Гефсимании. Остальных жертв алапаевской трагедии похоронили в Пекине, их последним прибежищем стал храм Всех Святых Мучеников на территории Русской духовной миссии. Позже эта территория перешла в ведение советского посольства, и в 1957 году церковь снесли. Судьба останков захороненных там членов дома Романовых на сегодняшний день доподлинно неизвестна: есть предположения, что они либо остались нетронутыми под уцелевшим фундаментом храма, либо были перенесены на православное кладбище.

В 1981 году Русской православной церковью за границей были канонизированы все погибшие в шахте под Алапаевском. В 1992 году Архиерейский собор Русской православной церкви в Москве причислил к лику святых новомучеников российских великую княгиню Елизавету и инокиню Варвару.

Казнь в Петропавловске

Убийства в Екатеринбурге и Алапаевске не стали последними в череде расправ над Романовыми. Следующими жертвами были внуки императора Николая I – великие князья Дмитрий Константинович, Павел Александрович, Георгий и Николай Михайловичи.

После Октябрьского переворота они жили в Петрограде. В марте 1918 года троих из них – Дмитрия Константиновича, Георгия и Николая Михайловичей – отправили в ссылку в Вологду. Там 1 июля их вновь арестовали и доставили обратно в Петроград, где они стали узниками тюрьмы на Шпалерной. В заключение попали также остававшиеся в Северной столице великий князь Павел Александрович и князь императорской крови Гавриил Константинович. Поводом для этих арестов послужило якобы «исчезновение» Михаила Александровича 13 июня в Перми, которое власти официально объявили побегом. 9 января 1919 года президиум ВЧК принял решение о казни заключенных Романовых.

От смерти удалось спасти Гавриила Константиновича: за него заступился Максим Горький. Ходатайства за других Романовых были тщетными. Приговор в отношении четверых великих князей был приведен в исполнение во дворе Петропавловской крепости в конце января 1919 года. Точная дата расстрела остается неизвестной: это произошло в ночь с 23 на 24 или с 29 на 30 января. Об их казни сообщила 31 января «Петроградская правда»: было объявлено, что это ответ на убийство лидеров немецких коммунистов Карла Либкнехта и Розы Люксембург. Впрочем, президиум ВЧК вынес постановление о приговоре великим князьям еще 9 января, за шесть дней до случившегося в Берлине.

Тела расстрелянных Романовых в Петропавловской крепости были захоронены там же, в братской могиле – вместе с другими жертвами красного террора. Их останки до сих пор не идентифицированы.