«Похабный мир»

Сто лет назад, 3 марта 1918 года, большевики подписали с Германией и ее союзниками сепаратный мирный договор, означавший выход России из Первой мировой войны. Была ли альтернатива Брестскому миру, который сам Ленин назвал «похабным»? «Историк» спросил об этом у научного руководителя Института всеобщей истории РАН, доктора исторических наук, академика РАН Александра Чубарьяна

Прибытие советской делегации на мирные переговоры в Брест-Литовск (в центре – Лев Каменев). 1917 год

Сто лет назад, 3 марта 1918 года, большевики подписали с Германией и ее союзниками сепаратный мирный договор, означавший выход России из Первой мировой войны. Была ли альтернатива Брестскому миру, который сам Ленин назвал «похабным»? «Историк» спросил об этом у научного руководителя Института всеобщей истории РАН, доктора исторических наук, академика РАН Александра ЧУБАРЬЯНА

Фото: НАТАЛЬЯ ЛЬВОВА

Брестский мир потребовал от молодой Советской республики огромных территориальных, экономических и моральных уступок. Однако именно он спас советскую власть, избавив центр страны от вполне вероятной немецкой оккупации.

«Это была единственная альтернатива»

– Существовала ли к началу 1918 года альтернатива заключению мира?

– Есть разные точки зрения по поводу состояния России в конце 1917 года. Они так или иначе связаны с двумя вопросами.

Первый касается общего состояния России в предвоенный период. Раньше, в советское время, господствовало мнение, что страна была в полном упадке, на пороге краха. В рамках такого подхода получалось, что большевики спасли нашу страну, что именно революция позволила ей выжить и т. д. Сейчас распространена другая точка зрения, согласно которой Россия, наоборот, опережала все страны в своем развитии и вообще мы были впереди планеты всей. Как мне кажется, это другая крайность. Видимо, истина, как всегда, лежит где-то посередине.

Второй вопрос: какое влияние на армию оказала революция? Сегодня общее мнение состоит в том, что армия в 1917 году абсолютно разложилась и развалилась. Причем развалилась потому, что солдаты, то есть крестьяне, одетые в солдатские шинели, жаждали вернуться домой, стремились, как говорится, «на местах приступить к революционным преобразованиям». Особенно после того, как в конце 1917 года большевики приняли Декрет о земле.

Офицерство, и генералитет в первую голову, изначально приветствовало свержение монархии и отречение царя. Но вскоре оказалось в смятении, потому что после Февраля 1917-го были проведены такие решения, которые в корне меняли положение дел в армии. Прежде всего речь идет об учреждении солдатских комитетов, которые фактически уничтожали принцип единоначалия.

Моя точка зрения заключается в том, что уже к середине 1917 года армия была абсолютно не готова вести войну и, самое главное, не хотела это делать. Признаком чего стал разрыв между стремлением Временного правительства продолжать войну, сохраняя верность союзническому долгу, и реальными условиями для этого, в первую очередь обусловленными именно нежеланием большинства населения и армии воевать. Поэтому единственная реальная альтернатива состояла в прекращении войны.

Подписание протокола о мире между Украинской народной республикой и Центральными державами в Брест-Литовске. Январь 1918 года

– Тем не менее вот уже сто лет большевиков периодически обвиняют в предательстве: мол, пошли на сговор с врагом. Несправедливо?

– После Октября 1917 года большевики, реализуя свои обещания дать «мир народам», вели переговоры, которые, как известно, закончились подписанием перемирия. На мой взгляд, это было данью реальному положению дел, ни в коей мере не было изменой России и вполне отвечало настроениям и чаяниям основной части населения.

Другое дело – уже сам Брестский мир. Это был мир навязанный, продиктованный очень жесткими обстоятельствами и уже состоявшимися в ходе войны территориальными переменами.

Ослабление переговорных позиций

– Была ли возможность заключить его на более мягких условиях?

– Я думаю, что вряд ли. В той ситуации, которая сложилась, с учетом позиции Германии, думаю, нет. Но это было связано еще, безусловно, с внутренними разногласиями в большевистской партии. Первоначальные условия, которые выдвигали немцы, были более терпимыми для России, однако, как мы знаем, среди лидеров партии не было единства по этому вопросу. Владимир Ленин выступал за немедленное подписание мира, Лев Троцкий колебался («ни мира, ни войны»), левые коммунисты во главе с Николаем Бухариным и Феликсом Дзержинским были вообще против сговора с немцами. Этот раскол ослабил наши позиции на переговорах, дав возможность германской делегации навязать уже откровенно грабительские условия мира.

Братание на российско-германском фронте. 1917 год (Фото: LEGION-MEDIA)

– Получается, что грабительские условия – результат фактического раскола в большевистской партии?

– Отчасти да. Но также и сложившегося положения на фронте, которое для России было весьма плачевным. А самое главное – позиции Германии. Поначалу, при заключении перемирия, позиция Германии была достаточно мягкой, но чем дальше, тем больше менялась на жесткую.

– А внутри германской верхушки были разногласия относительно условий заключения мира?

– Существовали разные точки зрения. Умеренную позицию отстаивали дипломаты типа министра иностранных дел Рихарда фон Кюльмана, которые опирались на поддержку либералов в рейхстаге. И были военные из окружения фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга и генерала Эриха Людендорфа, которые требовали разговаривать языком силы.

– И в итоге победила точка зрения военных?

– Да. Кроме того, тут еще свою роль сыграла Украина. У нас совсем мало изучен этот вопрос. Однако тамошняя Центральная рада, которая была официальным участником переговоров, подписала соглашение раньше советской стороны. И это ослабило переговорную позицию русской делегации, на глазах которой рушилась единая Россия. Германии же это дало возможность ужесточить свою позицию, поскольку, ко всему прочему, была достигнута важнейшая военная цель Берлина, заключавшаяся в отделении Украины от России и включении одной из главных житниц Европы в сферу собственного влияния.

«Синица в руке»

– Как бы вы оценили деятельность Троцкого как дипломата, как представителя России на переговорах?

– В тех условиях он попытался занять, я бы сказал, центристскую позицию, но я бы оценил ее как неконструктивную. В основе дискуссии в большевистской партии лежал вопрос о мировой революции. И левые коммунисты во главе с Бухариным, и сторонники Троцкого исходили из того, что германский пролетариат не согласится с жесткими требованиями лидеров страны в отношении новой России и поднимется на защиту молодой Советской республики. Это была совершенно утопическая идея, и в этом отношении Троцкий как нарком иностранных дел не проявил политического реализма и дипломатического искусства.

Нарком иностранных дел Георгий Чичерин

Его фактическая отставка с поста и назначение наркомом Георгия Чичерина несколько изменили ситуацию (де-юре это кадровое решение было проведено чуть позже). Чичерин был настроен на подписание мира. Впрочем, он столкнулся с куда более жесткой реальностью, когда после начавшегося 18 февраля 1918 года наступления немцев у советской делегации не осталось никакой возможности для дальнейшего затягивания переговоров. Надо было подписывать мир немедленно, потому что ситуация грозила попросту оккупацией большой части территории России.

– А до этого расчет советской делегации на переговорах строился на том, что в самом ближайшем времени разгорится пожар мировой революции и, значит, нет смысла договариваться с немецкими империалистами, которым все равно скоро крышка?

– Именно так. И именно поэтому схватка внутри большевистской партии была нешуточной. Что должно превалировать – национальные интересы советской власти как представительницы России или обязательства большевистской партии по отношению к мировому революционному Интернационалу? То есть, говоря более поздним языком, «социализм в одной стране» или все-таки «мировая революция»? Это был принципиальный вопрос.

Драматизм момента заключался еще и в том, что, как считали многие большевики, мир с немецкими империалистами даст им передышку и позволит переключиться на борьбу с собственным рабочим классом. А значит, если не погубит, то уж точно отсрочит революцию в самой Германии, представлявшуюся важнейшим этапом мировой. Это рассматривалось как предательство по отношению ко всему международному революционному движению.

Фельдмаршал Пауль фон Гинденбург в Брест-Литовске

Ленин это тоже понимал. Но, надо сказать, в период брестских переговоров он проявил себя как прагматик, который, в отличие от многих своих товарищей по партии, сделал ставку на «синицу в руке», а не на «журавля в небе». Иными словами, предпочел сохранить советскую власть в России.

Ленин не был шпионом

– Между тем существует точка зрения, что, добившись подписания мира, вождь большевиков действовал исходя из интересов германского Генерального штаба.

– Нет, это абсолютно ничем не подкрепленные спекуляции. Достаточно вспомнить, что в то же самое время Ленин и, кстати, Троцкий вели переговоры с Соединенными Штатами и Великобританией, то есть союзниками старой России по Антанте. У нас мало освещается этот вопрос, но очевидно, что те хотели сорвать подписание сепаратного мира с Германией. И Ленин даже послал бумагу – письмо с соответствующим предложением правительству США. А ведь если бы ответ был получен позитивный, то очень может быть, что условия мира были бы совсем другие.

Ленин вел переговоры с Реймондом Робинсом – представителем Соединенных Штатов в России, а Троцкий – с Робертом Локхартом, представлявшим здесь Великобританию. Иностранные посланники, конечно, хотели заставить Россию продолжать войну, но в их собственном руководстве были колебания, стоит ли вообще иметь дело с большевиками. И в итоге США и Великобритания склонились к тому, что нет, не стоит.

Однако здесь тоже нужно понимать: объективно никто на Западе в тот момент не мог оценить, кто такие большевики, что они собой представляют не как радикальное экстремистское движение, а как правящая политическая сила. Ни в Вашингтоне, ни в Лондоне, ни в Париже не было надежных гарантий, что, если они скажут, что готовы нам помогать, мы точно продолжим войну.

Второй состав советской делегации на брестских переговорах: Лев Каменев, Адольф Иоффе, Анастасия Биценко (сидят, слева направо), Владимир Липский, Петр Стучка, Лев Троцкий, Лев Карахан (стоят, слева направо). 1918 год

В той же Америке также существовали разные точки зрения, и уже в 1919 году, когда в конгрессе проходили внешнеполитические слушания, того же Робинса поносили за сам факт контактов с советским правительством.

– Если бы мир все-таки не был подписан, это грозило бы реальной оккупацией страны?

– Так или иначе, это было очень вероятно: наступление на Петроград шло, армия практически перестала сопротивляться. Хотя отдельные вспышки борьбы как раз начались, что встревожило германское командование, которое увидело в этом определенную угрозу и потому даже больше не настаивало на очередном ужесточении условий – лишь бы скорее подписать соглашение.

Пир победителей

– В какой степени заключение Брестского мира спровоцировало иностранную интервенцию?

– В большой степени. Но при этом, конечно, нужно учитывать, что бывшие союзники России пришли к выводу, что эксперименты большевиков не подходят под их общую концепцию мирового развития. Они полагали, что в России победило крайнее анархистское крыло левых сил и необходимо немедленное вмешательство. Однако формальный повод им дал в том числе и выход России из войны, то есть нарушение союзнических обязательств.

– А можно ли говорить, что Брестский мир отсрочил итоговое поражение Германии?

– Я не думаю. Безусловно, Германии это было выгодно: прекратилась война на два фронта – вечный «ночной кошмар» германских военачальников. Но уже вступление Соединенных Штатов Америки в войну годом ранее предопределило то, что Германия, конечно, не сможет одержать победу. А потом, в самой Германии тоже было крайне тяжелое положение, это также не надо сбрасывать со счетов. Военная машина была очень мощная, вероятно самая мощная среди всех воюющих стран, но тыл уже надорвался и не мог поддерживать ее бесперебойную работу.

– На ваш взгляд, то, что советскую делегацию летом 1919 года не пригласили на переговоры в Версале, было справедливо?

– Советскую делегацию не пригласили, во-первых, потому, что западные державы не признавали новую власть в России. А во-вторых, потому, что, подписав Брестский мир, Россия нарушила союзнические обязательства. Разговор шел о подписании мира между победителями и побежденными, а Россия уже не входила в лагерь победителей.

Между тем сам Брестский мир к тому времени был де-юре отменен в связи с Ноябрьской 1918 года революцией в Германии. Юридически он перестал существовать, но де-факто германские войска уже стояли на тех территориях, которые по Брестскому миру отходили от России. Немцы были в Киеве, они расквартировались в Прибалтике. То есть реализовать отмену соглашения оказалось куда сложнее, чем его подписать.

Мир любой ценой

Германские войска в Киеве. 1918 год

Условия Брестского мира оказались весьма тяжелыми. Это были вынуждены признать сами большевики. От России отторгались Прибалтийские губернии (Лифляндия, Курляндия и Эстляндия), а также земли к западу от Днепра с преимущественно белорусским населением. На всех этих территориях образовывались формально независимые государства, однако Германия соглашалась вывести оттуда войска только после заключения всеобщего мира. Кроме того, Россия теряла Украину, признав независимость Украинской народной республики и обязавшись прекратить войну с ней. Также молодая Страна Советов обязывалась очистить от своих войск Финляндию, независимость которой признала ранее. В том числе Советская Россия отказывалась от укреплений на Аландских островах. На Кавказе она передавала Турции Карсскую и Батумскую области, а также обязывалась «сделать все от нее зависящее», чтобы очистить от своих войск Восточную Анатолию. Наконец, речь шла об обязательстве советского правительства произвести полную демобилизацию армии и флота. В итоге Россия потеряла 26% своей европейской территории, на которой проживало 55 млн человек – треть довоенного населения страны. Это означало потерю 27% обрабатываемых сельскохозяйственных земель, 26% железнодорожной сети, 33% объема легкой промышленности, 73% от всех предприятий, выплавлявших железо и сталь, и до 90% угледобычи. Так что не случайно председатель Совета народных комиссаров Владимир Ленин назвал этот мир «похабным».

Пять фактов о Брестском мире

Австро-германский коллапс

Ситуация в России после года «перманентной революции» была близка к катастрофе. Однако положение дел в Центральных державах тоже оставляло желать лучшего. 1918 год начался там с крупных забастовок – сначала в Австро-Венгрии, а затем в крупнейших промышленных центрах Германии. В январской забастовке приняло участие около 700 тыс. австро-венгерских рабочих, но затронула она и армию. Стачка в Германии на несколько дней парализовала промышленность. В обеих странах протестующие требовали в том числе заключения равноправного мира с Россией. Все это давало левым коммунистам в Петрограде реальную надежду на скорое начало европейской революции и, как казалось, усиливало переговорную позицию советской делегации в Брест-Литовске. Владимир Ленин впоследствии назвал эти настроения «шапкозакидательскими», однако в тот момент они не выглядели такими уж утопичными. «Мы говорим с германской делегацией, как стачечники с капиталистами, – пояснял нарком иностранных дел Лев Троцкий. – И у нас, как у стачечников, это будет не последний договор. Мы верим, что окончательно будем договариваться с Карлом Либкнехтом, и тогда мы вместе с народами мира перекроим карту Европы для полного самоопределения народов, для окончательного уничтожения гнета на земле».

Раскол внутри Второго рейха

Министр иностранных дел Германии Рихард фон Кюльман

Внутри кайзеровской империи с самого начала войны существовали разные взгляды на ее цели. Сложная экономическая ситуация и вспыхнувшие волнения рабочих только обострили имевшиеся разногласия. При этом Германия была парламентской монархией, а большинство мест в рейхстаге принадлежало Социал-демократической партии, выступавшей с наименее экспансионистских позиций. В конце 1917 года парламентские либералы сумели получить контроль над правительством. Их позицию в Брест-Литовске представлял министр иностранных дел Рихард фон Кюльман. Цель либералов состояла в демократизации российских территорий, оккупированных германскими войсками. Так они надеялись выбить идеологические козыри у стран Антанты. Однако на брестских переговорах в итоге победила точка зрения военных, пользовавшихся поддержкой крайне правых партий. Их замысел заключался в создании на Украине марионеточного правительства, готового обеспечивать союзников продовольствием, и в превращении немецких меньшинств, существовавших в бывших российских Прибалтийских губерниях, в элиту новых государственных образований.

«Ни мира, ни войны»

Лев Троцкий и другие члены советской делегации в Брест-Литовске​​​​​​​

В историю Лев Троцкий вошел во многом благодаря формуле «ни мира, ни войны», которая предшествовала германскому ультиматуму. Между тем в ходе переговоров в Брест-Литовске он был предельно откровенен и, по сути, сформулировал основы советской «реальной политики»: «…генерал совершенно прав, говоря, что наше правительство построено на силе. На протяжении всей истории были известны лишь такие правительства. До тех пор, пока общество состоит из воюющих классов, власть правительства будет держаться на силе и обеспечивать свое влияние через силу… Насилие, поддержанное миллионами рабочих и крестьян, направленное против меньшинства, стремящегося держать народ в рабстве, – такое насилие является святой и исторически прогрессивной программой». Кайзер Вильгельм II сделал пометку на полях стенограммы: «Для нас – с точностью до наоборот».

Причудливый состав советской делегации

Фото: РИА Новости

Представители Советской России произвели большое впечатление на германских военных и аристократов. Генерал Макс Гофман, начальник штаба командования Восточным фронтом, писал: «Я никогда не забуду первого обеда с русскими. Я сидел между Иоффе и Сокольниковым, теперешним комиссаром финансов. Напротив меня сидел рабочий, которому, по-видимому, множество приборов и посуды доставляло большое неудобство. Он хватался то за одно, то за другое, но вилку использовал исключительно для чистки своих зубов. Наискосок от меня рядом с князем Хоенлое сидела террористка Бизенко [так в тексте; имеется в виду Анастасия Биценко. – «Историк»], с другой стороны от нее – крестьянин, настоящее русское явление с длинными седыми локонами и заросшей, как лес, бородой. Он вызывал у персонала некую улыбку, когда на вопрос, красное или белое вино предпочитает он к обеду, отвечал: "Более крепкое"».

Ленин начинает и выигрывает

Никогда – ни до, ни после Бреста – позиция Владимира Ленина не была столь непопулярной и не подвергалась такой критике. Подсчитано, что в процессе заключения Брестского мира он 18 раз угрожал отставкой с поста председателя Совнаркома. Впрочем, его оппоненты готовы были вести дело и без него, настолько принципиально для них было не капитулировать перед империалистической силой. А один из их главарей, Карл Радек, в ажиотаже предлагал даже арестовать Ленина, если потребуется. Вот характерная расстановка сил на тот момент: на 2-м Московском областном съезде Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, проходившем в декабре 1917 года, из 400 членов большевистской фракции Моссовета только 13 поддержали предложение Ленина подписать сепаратный мир с Германией. Остальные 387 большевиков голосовали за революционную войну. Ленин терял контроль над партией. Лишь 23 февраля 1918 года на заседании ЦК РСДРП(б), в очередной раз грозя отставкой и требуя незамедлительного заключения мира на германских условиях, он добился успеха. Его предложение было принято большинством в семь голосов против четырех и при четырех воздержавшихся. Но предстояла еще драматическая ночь во ВЦИК. Голосование проходило в полпятого утра, за два часа до истечения германского ультиматума, и было поименным. Результат: 116 голосов «за» (нарком просвещения Анатолий Луначарский после своего одобрения заплакал), 85 – «против», 26 человек (в основном левые эсеры) воздержались. Кто-то выкрикнул: «Пятью голосами Россию продать нельзя!» Тем не менее ровно в семь утра 24 февраля в Берлин ушла телеграмма: Россия готова подписать мир на условиях Германии.