Настройки

Шестьдесят лет до Кремля

№52 апрель 2019

Вадим Эрлихман

Годы пребывания Никиты Хрущева на высшем посту оказались такими яркими, что затмили всю его предыдущую жизнь. А в ней было многое: бедность и любовь, войны и стройки, нерассуждающая вера в партию и постоянный страх потерять ее доверие

На встрече с западными журналистами в 1957 году Хрущев пересказал новеллу Владимира Винниченко «Талисман». Там говорилось о сидевших в камере царской тюрьмы революционерах из разных партий, которые выбрали старостой беспартийного – бедного и неграмотного еврея Пиню. Когда узники собрались бежать и решали, кто первый подставит себя под пули охраны, Пиня неожиданно сказал: «Пойду я, вы же выбрали меня главным». Закончив свой рассказ, лидер КПСС подвел итог: «Я и есть этот маленький Пиня».

Никита Хрущев – слушатель рабфака Донецкого горного техникума имени товарища Артема. 1924 год

Профессия: большевик

Хрущев действительно начал свою жизнь бедным и неграмотным. Он родился 3 (15) апреля 1894 года в селе Калиновка тогдашней Курской губернии. Его отец Сергей Никанорович часто уезжал на заработки, а затем решил перевезти семью в Юзовку (нынешний Донецк). Вопреки легенде, украинских корней у Хрущева не было, а к вышитым рубашкам и присказкам на мове он пристрастился уже потом, когда работал на Украине.

Позже Хрущев рассказывал (опять-таки иностранцам, с которыми всегда был откровеннее, чем с соотечественниками): «Я стал трудиться, как только начал ходить. До 15 лет я пас телят, я пас овец, потом коров у помещиков. Потом работал на заводе, хозяевами которого были немцы, потом работал на шахтах, принадлежавших французам». В другой раз он вспоминал, что до семи лет не имел даже штанов, а о ботинках мечтал все детство. Его образование свелось к двум классам школы, откуда его забрал отец. «Все, что тебе нужно, – выучиться считать деньги, а больше 30 рублей у тебя все равно никогда не будет», – сказал он сыну.

Отца Никита чуждался, а вот мать – волевая, работящая и очень верующая – повлияла на него сильно. Выполняя данное ей слово, он много лет не пил и не курил, что было непросто среди шахтеров, у которых пьянки и драки являлись главным видом досуга. В Юзовке Хрущев поступил на завод учеником слесаря. Его любили товарищи: маленький, ловкий, всегда веселый, он был отличным рассказчиком. «Шахтеры считали, что я хорошо говорю, – вспоминал он, – и просили меня выступать от имени всех перед хозяином, когда хотели что-то от него получить». Один из его друзей, Пантелей Махиня, любил читать и сочинял стихи: Никита помнил их многие годы, но сам к чтению так и не приохотился, а писал до конца жизни с чудовищными ошибками.

У его старшего товарища Ивана Писарева была красавица дочь Ефросинья, за которой Хрущев стал ухаживать. Ее сестра Анна вспоминала, что он тогда был «худой, поджарый, быстрый, рукастый», «все умел делать» и «отремонтировал весь дом». В 1914 году Никита с Ефросиньей поженились, вскоре родились дети – Юлия и Леонид. С началом мировой войны жизнь ухудшилась, на шахтах повсюду вспыхивали забастовки, и Хрущев был одним из заводил. Его собирались отправить на фронт (хотя обычно шахтеров в армию не брали), но помешала Февральская революция. В мае 1917-го он стал председателем Совета на Рутченковской шахте. При этом в партию большевиков Хрущев вступил только в 1918 году, до того примыкая к более умеренным меньшевикам, что позже всячески замалчивал.

Во время Гражданской войны Хрущева забрали в Красную армию. Там он благодаря ораторскому дару быстро стал комиссаром батальона и в итоге прошел с боями от Подмосковья до Кубани. Когда его жена умерла от тифа, Никита, примчавшись на похороны, запретил отпевать ее в церкви. Он уже стал атеистом и горячим поклонником ленинских идей. По окончании войны его бросили на трудовой фронт и послали восстанавливать все ту же Рутченковскую шахту. Образования не хватало: чтобы понять устройство доменной печи, Хрущев был вынужден разобрать ее. Скоро он попросился на рабфак шахтерского техникума, но там ему, как большевику, пришлось заниматься не учебой, а общественной работой. Потом Хрущев стал членом Юзовского губкома, а вот диплома так и не получил. «Профессия: большевик», – писал он позже в одной из анкет.

Лазарь Каганович и Никита Хрущев (второй и третий справа) среди строителей метро. 1935 год (Фото: ТАСС)

Охота на «врагов»

В те годы в партии развернулась борьба между Иосифом Сталиным и Львом Троцким. Хрущев вначале примкнул к последнему, но быстро опомнился. Тогда же он, кстати, снова женился – на преподавательнице местной партшколы: Нина Петровна Кухарчук была на шесть лет младше его, но гораздо грамотнее. Она родила ему еще троих детей: Раду, Сергея и Елену. Именно благодаря ей все дети – в том числе от первого брака – с ранних лет много читали, занимались музыкой и получили высшее образование. Маленькая (еще ниже мужа, что он особенно ценил), круглолицая Нина Петровна никогда не лезла в политику, но незримо руководила и жизнью семьи, и карьерой супруга.

Карьера между тем развивалась стремительно: в 1925 году Хрущев стал партийным руководителем целого Петрово-Марьинского уезда близ города Сталино, как тогда назвали Юзовку. В кабинете он не сидел: целыми днями носился по уезду, выявляя недостатки. За усердие был послан в Москву на съезд ВКП(б), где впервые увидел партийных вождей, но даже предположить не мог, что скоро окажется одним из них. Лидер Компартии большевиков Украины Лазарь Каганович рьяно помогал Сталину в борьбе с оппозицией, а Хрущев так же рьяно помогал Кагановичу, благодаря чему и стал в конце 1926 года главой орготдела Сталинского обкома. Потом по протекции Кагановича его перевели в Харьков – тогдашнюю украинскую столицу. Там ему не понравилось: «Канцелярская работа: через бумаги живого дела не видишь, а я – человек земли, конкретного дела».

Вскоре он попросился в Москву, где поступил в Промышленную академию, мечтая стать директором завода. В академии шла борьба с «правой оппозицией», Хрущев с жаром в нее включился и был избран в 1930 году секретарем бюро здешней партячейки. Тогда же руководство партийной организацией столицы доверили Кагановичу: благодаря ему Хрущев возглавил сперва Бауманский райком, а потом Краснопресненский, самый большой в Москве. Наконец, в 1935 году, когда покровителя сделали наркомом путей сообщения, он занял его прежнюю должность. Позже Никита Сергеевич вспоминал: «До этого времени я еще возил и хранил свой личный инструмент. Как у всякого слесаря, были там кронциркуль, микрометр, метр, чертилка, угольнички разные… Считал, что партийная работа – выборная и в любое время я могу быть неизбранным и вернусь к своей основной специальности слесаря, рабочего».

Конечно, Хрущев лукавил: он давно видел пропасть, отделявшую «вождей» от рабочих, и карабкался на партийный олимп не щадя сил. Его главной заботой стало строительство метро, начатое при Кагановиче. Хрущев буквально жил под землей, не спал ночами, ругался, выбивая дефицитное оборудование. После пуска метро в мае 1935-го он стал первым в списке удостоенных ордена Ленина. Еще до этого его семья получила четырехкомнатную квартиру в недавно построенном Доме правительства, сегодня больше известном как Дом на набережной.

Когда в стране начались массовые аресты и казни «врагов народа», Хрущев активно включился и в эту кампанию. В дни суда над Григорием Зиновьевым и Львом Каменевым в августе 1936-го он гремел с трибуны: «Каждый, кто радуется успехам нашей страны, победам нашей партии, руководимой великим Сталиным, тот найдет только одно слово для продажных фашистских псов из троцкистско-зиновьевской шайки, и это слово – расстрел!» А через год, в августе 1937-го, на очередном митинге истошно кричал: «Нужно уничтожать этих негодяев! Уничтожая одного,

двух, десяток, мы делаем дело миллионов. Поэтому нужно, чтобы не дрогнула рука, нужно переступить через трупы врага на благо народа». Его гнев, как и у многих, подпитывался страхом: в годы Большого террора из 38 московских руководителей выжили только трое, включая самого Хрущева. Чтобы избежать подозрений, он был вынужден покорно отдавать в руки НКВД своих ближайших сотрудников, даже друзей, например Семена Корытного. В мемуарах Хрущев уверял: «Да мы тогда и не знали, что арестованные уничтожаются, а считали, что они просто посажены в тюрьму и отбывают свой срок наказания».

Разумеется, под Хрущева тоже копали. Однажды сам Сталин сообщил ему, что арестованный бывший нарком почт и телеграфа Николай Антипов дал на него показания. Похолодев, Никита Сергеевич преданно уставился вождю в глаза – и тот поверил. «Если бы у него сложилось впечатление, что я как-то "выдал" себя, то вот вам через какое-то время и новый враг народа», – писал Хрущев много лет спустя. Он уцелел и даже вошел в круг сталинских приближенных. Почему-то вождь причислял его к украинцам, называя исключительно Микитой. Может быть, поэтому в январе 1938-го его отправили снова на Украину – теперь уже первым секретарем ЦК КП(б) республики.

Член военного совета 1-го Украинского фронта Никита Хрущев в освобожденном Киеве. Ноябрь 1943 года (Фото: РИА Новости)

Огненные годы

Руководящие кадры на Украине были почти уничтожены, и ему пришлось создавать их с нуля. При этом продолжая репрессии: по словам Вячеслава Молотова, Хрущев как член «тройки» по Украинской ССР подписал смертные приговоры 54 тыс. человек. В 1939-м Большой террор был свернут, но для Хрущева нашлось новое дело – освоение обширных территорий после присоединения к СССР Западной Украины, где население не слишком любило советскую власть. Скоро в Сибирь покатили эшелоны с высланными и арестованными. Одновременно Хрущев поднимал экономику республики и покровительствовал деятелям украинской культуры, таким как режиссер Александр Довженко и поэты Максим Рыльский и Павло Тычина.

Покорил Никиту Сергеевича и «босоногий академик» Трофим Лысенко с его фантастическими идеями повышения урожайности.

Войну Хрущев встретил в рабочем кабинете: немцы-перебежчики сообщили, что готовится нападение. Но это не помогло, и советские части отступали по всему фронту. Никита Сергеевич понял это на седьмой день, когда к нему ворвался корпусной комиссар Николай Вашугин: «Все погибло, конец всему, я застрелюсь!» «Не успел я ничего сделать, – вспоминал Хрущев, – как он выхватил пистолет и застрелился тут же на моих глазах». Вместе с генералом Михаилом Кирпоносом партийный руководитель республики возглавил оборону Киева, который Сталин требовал удержать любой ценой. В сентябре 1941 года окруженный город пал, в плену оказалось более 600 тыс. советских военнослужащих, а сам Хрущев едва успел бежать на самолете. В мае 1942-го он, выполняя приказ вождя, заставил генералов наступать на Харьков – и результатом стало пленение еще 200 тыс. человек и прорыв немцев на Кавказ и к Волге. Доверие Сталина к Хрущеву пошатнулось, но ему по-прежнему поручали ответственные задачи. Во время Сталинградской битвы он был представителем ЦК ВКП(б) в городе, не раз попадал под бомбежки и обстрелы.

После победы на Волге его авторитет снова возрос. Хрущев вспоминал: «В принципе Сталин относился ко мне с доверием. Он часто звонил мне и спрашивал о моем мнении. Так было и в Сталинграде, и на юге, и на Курской дуге». В ноябре 1943 года Хрущев вместе с маршалом Георгием Жуковым и кинорежиссером Довженко первым въехал в освобожденный Киев. Хроника запечатлела, как он обнимает плачущих от радости горожан и сам плачет вместе с ними. На западе Украины еще шли бои, а на востоке уже началось восстановление экономики, которым энергично руководил Хрущев. В апреле 1944-го все газеты страны поздравили «верного соратника товарища Сталина» с 50-летием, по случаю чего он получил второй орден Ленина.

Радость побед омрачалась историей с сыном Леонидом. Он рос хулиганом, не раз оказывался в неприятных ситуациях. Уйдя на войну летчиком, Леонид был ранен и надолго угодил в госпиталь, где спьяну застрелил приятеля-моряка. Отбывать наказание его отправили на фронт, и в марте 1943-го самолет Леонида расстреляли немецкие истребители. Останков не нашли, но посмертно он был удостоен ордена Отечественной войны. Позже разнеслись слухи, что сын Хрущева попал в плен или даже нарочно перелетел к немцам, за что по приказу Сталина контрразведчики выкрали его из вражеского тыла, доставили в Москву и расстреляли. Этим будто бы и объяснялось последующее выступление Хрущева против культа личности. Никаких подтверждений этой версии нет, но высокопоставленный отец почти не вспоминал о погибшем сыне (возможно, потому, что его вдова Любовь Сизых была отправлена в лагерь за «шпионаж»).

Война приближалась к концу, и Жуков звонил Хрущеву с фронта: «Скоро я Гитлера в клетку посажу и привезу тебе!» Но на западе Украины бои еще продолжались: десятки тысяч националистов из ОУН-УПА (организация запрещена на территории России), немецких прислужников и просто дезертиров ушли в леса, организовывая нападения на советских военнослужащих, работников милиции и активистов. Хрущев постоянно приказывал усилить с ними борьбу и одобрил выселение на восток страны «пособников бандитов» – поголовно всех жителей десятков украинских сел.

Националистов долго не удавалось разгромить, что вызвало гнев Сталина. В марте 1947 года Хрущева неожиданно отозвали с Украины, заменив Кагановичем, и утративший доверие соратник вождя тяжело заболел и едва не умер от потрясения. Узнав об этом, Сталин передумал и вскоре вернул Хрущеву прежнюю должность. Но ненадолго: в декабре 1949-го тот снова стал главой Московского обкома ВКП(б).

В ближнем круге

Сразу после перевода в Москву Хрущев появился на праздновании 70-летия Сталина, где сидел по левую руку юбиляра (место справа занимал гостивший в советской столице Мао Цзэдун). О том, что вождь решил уравновесить им резко усилившихся после «ленинградского дела» Лаврентия Берию и Георгия Маленкова, Хрущев еще не знал. Их обоих Никита Сергеевич не любил, писал о них в мемуарах: «Такие люди, когда им дают власть, становятся опаснее всех. Готовы заморозить и убить все живое, что преступает предписанные рамки». Однако он вынужден был регулярно общаться с ними в Кремле и на «Ближней даче» в Кунцеве, где часто собирались сталинские соратники. К простоватому Миките они относились свысока, да и сам он тогда вряд ли мог подумать, что скоро станет новым вождем. Но держал ухо востро, узнавая кремлевские слухи от мужа своей дочери Рады Алексея Аджубея (его мать-портниха обшивала членов Политбюро).

Изменяя давней привычке, Хрущев в гостях у Сталина напивался допьяна: вождь хотел, чтобы у соратников развязывались языки. Как-то Никита Сергеевич попросил официанток приносить ему вместо вина сок, но Сталин «взбесился, что его обманывают, и устроил большой скандал». Как и другие, Хрущев становился жертвой розыгрышей: однажды сел на подложенный в кресло помидор, а в другой раз Берия прилепил ему сзади к пальто бумажку с надписью «мудак». Сам Сталин стучал ему трубкой по лбу и радостно объявлял: «Пусто!» Приходилось терпеть, смеяться вместе со всеми, но обиды копились. Особенно Хрущева, уже немолодого человека, злила необходимость танцевать гопак. «Это, откровенно говоря, мне было не так-то легко. Но я старался, как мог, да еще и улыбался. Как я потом сказал Анастасу Микояну: "Когда Сталин велит плясать, умный человек отказываться не станет"», – признавал он в мемуарах.

По приказу Сталина Хрущеву пришлось расследовать «дело» своего предшественника по Московскому обкому Георгия Попова. Но прежнего рвения в части репрессий он не проявлял: доложил вождю, что Попов – плохой руководитель, но не «враг народа», и потихоньку услал его в Куйбышев (теперь Самара). На XIX съезде партии в октябре 1952 года Хрущев читал один из трех отчетных докладов и стал одним из девяти членов Бюро Президиума ЦК – нового руководства партии. 28 февраля следующего года он, как обычно, гостил на «Ближней даче», уехал оттуда рано утром, а ближе к обеду узнал, что у Сталина случился удар.

Следующие четыре дня Хрущев посменно дежурил у постели умирающего. В одно из таких дежурств он заговорил с Николаем Булганиным о возможном приходе к власти Берии: «Это будет начало нашего конца. Он возьмет этот пост для того, чтобы уничтожить всех нас. И он это сделает!» Сталин еще был жив, когда его ближайшие соратники собрали в Кремле членов ЦК и Совета министров. Маленков стал председателем Совмина, Берия – его первым замом, а Хрущеву рекомендовали сосредоточиться на работе в Секретариате ЦК. Поделив власть, соратники помчались в Кунцево, где в 21:50 засвидетельствовали смерть вождя.

На прощании в Колонном зале Дома союзов тогдашний главный редактор «Правды» Дмитрий Шепилов увидел на щеках у Хрущева крупные слезы: «Время от времени он смахивал их ладонями». Всего три года спустя Никита Сергеевич осудит культ личности своего предшественника, а спустя еще пять лет прикажет вынести тело поверженного вождя из Мавзолея. Наступала другая эпоха…

1894