Тысячелетие Крещения Руси

В 1988 году в Советском Союзе, где на протяжении долгих лет царил воинствующий атеизм, прошли торжества по случаю тысячелетия принятия христианства на Руси. Праздник стал важнейшей исторической вехой, ознаменовавшей изменение отношения государства к Русской православной церкви, считает доктор исторических наук, профессор МГУ имени М.В. Ломоносова Сергей Перевезенцев

Всего лишь тремя годами ранее подобные торжества и представить себе было нельзя: само исповедание веры, посещение храмов и участие в религиозных обрядах не только не приветствовались, но и могли создать серьезные проблемы и негативно сказаться на карьере. Но к 1988 году ситуация изменилась, власть постепенно пересматривала свое отношение к Русской православной церкви. И лучшей иллюстрацией таких перемен явилось празднование тысячелетия Крещения Руси, которое первоначально планировалось как сугубо церковное мероприятие, а в результате стало общественно значимым событием.

Пробный камень

– Как стало возможным празднование такого юбилея при советской власти?

– На мой взгляд, проведение официальных торжеств по случаю тысячелетия Крещения Руси следует связывать в том числе и с возникновением в стране другого праздника – Дня славянской письменности и культуры, который теперь ежегодно отмечается 24 мая. Такой праздник стал исключительно общественной инициативой, и в СССР его впервые отметили еще в 1986-м, когда несколько писателей во главе с Виталием Масловым собрались в этот день в Мурманске. Годом позже подобное «писательское торжество» состоялось уже в Вологде. В то время в стране стремительно усиливались перестроечные настроения, значительно возрос интерес к собственной истории, к своему духовному, церковному, культурному прошлому. И если в 1986–1987 годах День славянской письменности и культуры отмечала только писательская общественность, средств на это не выделялось и никакой поддержки свыше не было, то в 1988-м государство уже приняло участие в таких торжествах.

– То есть празднование Дня славянской письменности и культуры явилось своеобразным прологом празднования тысячелетия Крещения Руси? Почему так сложно?

– Государство не очень хотело напрямую отмечать собственно церковный праздник. В тот период все-таки еще существовал барьер между светской и церковной властями, многие из власть имущих, будучи членами партии, боялись религиозной тематики, а то и искренне на дух не переносили религию. Хотя в 1986–1987 годах стали меняться общая тональность высказываний и политика в отношении Церкви. Причем во многом не потому, что начальство разрешило, а потому, что становились совсем другими настроения в обществе. И под таким общественным давлением менялись настроения и у тех, кто находился у власти.

Пробным камнем в этом смысле и стал День славянской письменности и культуры. А уже в июне 1988-го прошли официальные церковные торжества по случаю тысячелетия Крещения Руси – в Троице-Сергиевой лавре, где состоялся Поместный собор РПЦ, и в Москве, в только что отремонтированном Даниловом монастыре. Второе мероприятие носило уже международный характер: тогда, как известно, приехали предстоятели и представители многих поместных православных церквей.

– Каким образом государство приняло участие в праздновании Дня славянской письменности и культуры в 1988 году?

– Была господдержка, но не на уровне союзного правительства, а на уровне РСФСР, под эгидой республиканского Министерства культуры. В тот год всероссийским центром празднования Дня славянской письменности и культуры и одновременно тысячелетия Крещения Руси стал Новгород. Мероприятия там проходили под омофором митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия, ставшего позже патриархом Московским и всея Руси. В конце мая 1988 года на несколько дней весь город и прилегающие к нему районы были заполнены людьми, приехавшими на торжества. Организовали даже специальные поезда из Москвы в Новгород.

Празднование тысячелетия Крещения Руси. Торжественная служба в московском Даниловом монастыре. Июнь 1988 года (Фото: РИА Новости)

Разрушение барьеров

– Что стало признаком потепления отношений между государством и Церковью в то время? Возвращение храмов или снятие запретов?

– И то и другое, хотя возвращение храмов тогда еще не приняло широкого характера – это были скорее единичные случаи. К примеру, на территории РСФСР в 1987 году Церкви было передано только 6 храмов. Зато в юбилейный год – уже 89 храмов и обителей, в том числе Оптина пустынь под Калугой, Толгский монастырь в Ярославле и еще семь монастырей.

Важным было и то, что в конце 1980-х годов в общественном сознании стал формироваться совершенно иной образ Церкви, церковнослужителей, религии вообще. Многим стало ясно, что Церковь и религия – это не «опиум для народа», как нас учили с пеленок, а важнейший элемент русской истории, национальной культуры. Через культуру шло сближение народа, интеллигенции с Церковью, возвращение людей к традиционным православным ценностям. Впрочем, и в писательской, и в научной среде было немало тех, кто вернулся в Церковь еще в годы запретов, хотя вплоть до середины 1980-х обращение к вере было чревато серьезными последствиями. Теперь же этот период заканчивался. Свобода совести и вероисповедания, провозглашенная в Конституции СССР, стала из декларации превращаться в фактор реальной жизни. Даже наука, что тоже принципиально важно, теперь не рассматривала Церковь и религию исключительно с атеистических позиций. Именно тогда вместо политико-пропагандистской литературы стали появляться серьезные научные аналитические публикации, посвященные вопросам веры и религии и их роли в отечественной истории, что свидетельствовало об изменении настроений в обществе. Так, в 1988 году, в преддверии юбилея Крещения Руси, издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия», где я был редактором, выпустило книгу «Падение Перуна. Становление христианства на Руси», написанную доктором исторических наук, профессором МГПИ имени В.И. Ленина Аполлоном Кузьминым. Тогда она вышла тиражом 150 000 экземпляров и разлетелась в одну секунду. Эту книгу мы возили в Новгород и дарили участникам праздничных мероприятий.

В общем, стали разрушаться барьеры между Церковью и обществом, которые на протяжении 70 лет советской власти выстраивались в рамках коммунистической идеологии. Они буквально на глазах уходили в небытие.

– Почему, как вы думаете?

– Начался кризис самой коммунистической идеологии. Я прекрасно помню, что уже в середине 1970-х даже среди так называемых простых людей (а я был тогда обыкновенным школьником в небольшом подмосковном городе) разговоры о построении светлого коммунистического будущего воспринимались как минимум иронически, а как максимум – с жутким скепсисом. Например, моя мама очень сердилась на отца за то, что ему, когда он стал начальником цеха на заводе, пришлось вступить в партию: в семье денег не хватает, а теперь у него из зарплаты будут еще и партвзносы вычитать!

Коммунистическая система приобрела формальный характер, потерялась ее идейная суть, а некоторые положения и вовсе доводились до абсурда. Вот знаменитый анекдот того времени: «На артиллерийском училище висит лозунг "Наша цель – коммунизм!"». При этом сами социалистические ценности по сути мало кто отвергал, но теперь их связывали скорее не с идеями Ленина и Маркса, а с мечтой о создании истинно справедливого общества. За столами нередко произносили тост: «За грядущую социалистическую революцию!» – ратуя за восстановление принципов социальной справедливости в полном объеме. Масла в огонь подлил, конечно, продовольственный кризис, который начался в конце 1970-х, когда многие продукты питания можно было купить только в крупных городах. Я сам в студенческие годы, на рубеже 1970–1980-х, рюкзаками возил домой из Москвы элементарную еду, которой не было в 100 км от столицы, – масло, колбасу, сосиски, мясо. К сожалению, в конце 1980-х этот кризис лишь усилился. Как следствие, недовольство системой только нарастало, как нарастала и общая социальная напряженность.

Народные торжества

– Если бы этого юбилея не было, произошло бы в тот момент потепление отношений между государством и Церковью?

– Юбилей сам стал результатом наступивших перемен, он явился следствием потеплевших отношений, а не наоборот. Торжества показали, насколько это людям важно. А дальнейшие события, когда народ валом пошел в церковь, это еще раз подтвердили. Недаром 1990-е годы патриарх Алексий II, который возглавлял празднование в Новгороде в мае 1988-го, назвал временем «Второго Крещения Руси».

– Почему центрами празднования тысячелетия Крещения стали Новгород и Москва, а не, например, Киев?

– Дело в том, что Киев в то время являлся одним из главных рассадников атеизма в СССР. Владимир Щербицкий, первый секретарь ЦК Компартии Украины, был из числа основных гонителей Церкви. В свою очередь, между Троице-Сергиевой лаврой и Москвой с одной стороны, и Новгородом – с другой произошло своеобразное «распределение обязанностей». В лавре и Даниловом монастыре, как я уже говорил, прошли официальные церковные мероприятия, а в Новгороде были скорее народные торжества – с песнями и плясками на улицах и площадях, с различными концертами, встречами и т. д. Кроме того, напомню, праздник в Новгороде имел всероссийский, а не всесоюзный масштаб, за него отвечал Минкульт РСФСР. Поэтому Киев сюда никоим образом не включался, это была другая союзная республика. Но, кстати, в 1989 году этот день уже отмечался в Киеве, а в 1990-м – в Минске. Так что лиха беда начало…

– Как проходил сам праздник в Новгороде?

– Открытие торжеств состоялось на Торговой стороне, причем началось оно с Божественной литургии, чего раньше даже в мыслях никто допустить не мог. Потом участники праздника во главе с митрополитом Алексием под звон колоколов, с хоругвями отправились крестным ходом на Софийскую сторону, по мосту через Волхов. Разрешенный крестный ход – это было так необычно для того времени! Правила крестного хода тогда знали немногие, поэтому все ринулись вперед, каждый хотел побыстрее оказаться на мосту, поближе к голове крестного хода. И – я прекрасно помню этот момент – мост заходил под нашими ногами ходуном, казалось, сейчас мы все рухнем в реку. Тогда нас попросили остановиться, потом разделили на две группы, и мы, стараясь шагать вразнобой, уже не торопясь, перешли на Софийскую сторону.

Далее праздник продолжился в Новгородском кремле. Торжества совпали с Днем города, все горожане собрались здесь. В Софийском соборе состоялся концерт духовной музыки, пели духовные хоры (самый крупный – из Московской духовной академии), выступал солист Большого театра Александр Ведерников. В филармонии прошли выступления симфонических оркестров и народных коллективов, причем по окончании толпа зрителей, выкатившись на улицу, стала петь и отплясывать прямо у памятника «Тысячелетие России», я тогда себе все ноги оттоптал. Позже состоялся творческий вечер писателей. Представьте себе забитый под завязку новгородский Дворец культуры: люди сидели и стояли в проходах и чуть ли не на сцене, перед ними выступали Валентин Распутин, Василий Белов, Виктор Астафьев – писатели, которых знала вся страна. В Новгородском пединституте проходила научная конференция. В присутствии руководителя Новгородской археологической экспедиции Валентина Янина, историков Ярослава Щапова и Аполлона Кузьмина был торжественно открыт памятник на том месте, где нашли первую берестяную грамоту. Да много чего было! Мы носились по Новгороду, стараясь успеть везде, где только можно. А по ночам – песни, танцы и бесконечные разговоры, разговоры, разговоры… Наконец, в последний день было большое празднество в «Витославлицах», в музее деревянного зодчества…

Вот ведь, прошло 30 лет, а ощущение искренней радости и восторга от того по-настоящему народного праздника до сих пор в душе живет.

Предстоятель

23 февраля исполняется 90 лет со дня рождения патриарха Московского и всея Руси Алексия II (1929–2008). Один из предков патриарха, в миру Алексея Михайловича Ридигера, курляндский дворянин Фридрих Вильгельм фон Ридигер принял православие во времена Екатерины Великой. Дед предстоятеля был судебным чиновником в Петербурге, а отец – протоиереем. После Октябрьской революции семья Ридигер переехала в Эстонию. В детстве будущий патриарх несколько раз посещал Валаамский монастырь, находившийся в те годы на территории Финляндии.

Духовное образование Алексей Ридигер получил в Ленинграде; в 1959 году, после смерти матери, решил принять монашеский постриг. В 1961-м иеромонах Алексий стал епископом Таллинским и Эстонским. В бытность на этой кафедре ему удалось отстоять Пюхтицкий монастырь, которому грозило закрытие. В 1964 году молодой архиепископ был назначен управляющим делами Московской патриархии. В декабре 1985-го Алексий, к тому времени митрополит, написал письмо Михаилу Горбачеву, в котором предлагал накануне тысячелетия Крещения Руси пересмотреть отношение государства к верующим. После смерти патриарха Пимена в 1990 году митрополит Алексий был избран патриархом Московским и всея Руси. Его патриаршее служение продолжалось 28 лет. Это было время возрождения православия, настоящее «Второе Крещение Руси».

Академик Янин

Выдающийся историк и археолог Валентин Янин стал одним из инициаторов проведения в 1988 году мероприятий в Новгороде, посвященных тысячелетию Крещения Руси. 6 февраля этого года он отмечает 90 лет. Его имя и труды хорошо известны как специалистам, так и любителям истории. Особенно много сил академик отдал изучению и популяризации истории средневекового Новгорода. Возглавляя с 1962 года Новгородскую археологическую экспедицию, он ввел в научный оборот многие сотни новых текстов и артефактов, явился одним из создателей комплексной школы изучения письменных и вещественных источников по истории русского Средневековья (берестяных грамот, монет, печатей, других археологических находок).

Среди открытий археолога – печать князя Ярослава Мудрого, усадьба новгородского художника XII века Олисея Гречина, Новгородская псалтырь начала XI века (древнейшая книга Руси)… Широкому кругу читателей адресованы его вышедшие несколькими изданиями научно-популярные книги «Берестяная почта столетий» и «Я послал тебе бересту…». На протяжении многих десятилетий академик Валентин Янин является одним из авторов научной серии публикаций «Новгородские грамоты на бересте».

Фото: Юрий Лизунов, Александр Чумичев/ТАСС

На высшем уровне

Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев не остался в стороне от празднования тысячелетия Крещения Руси. Его внимание к этой дате подчеркивало высокий государственный уровень торжеств

29 апреля 1988 года Горбачев принял в Кремле патриарха Московского и всея Руси Пимена и членов Священного синода – митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия (будущего патриарха Алексия II), митрополита Киевского и Галицкого Филарета, митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия, митрополита Минского и Слуцкого Филарета и митрополита Ростовского и Новочеркасского Владимира. На встрече было решено отмечать приближающееся тысячелетие Крещения Руси не только как церковный, но и как общественно значимый праздник. Эту встречу широко освещали СМИ, в том числе зарубежные. В тот день Горбачев заявил о разработке нового закона о свободе совести, который отразил бы и интересы религиозных организаций, и назвал тысячелетие Крещения Руси «знаменательной вехой на многовековом пути развития отечественной истории, культуры, русской государственности».

Настольная медаль «В память тысячелетия Крещения Руси». 1988 год

Горбачев продемонстрировал всему миру, что Советский Союз отказался от практики преследования верующих. Органы пропаганды, начиная с журнала «Коммунист», вслед за генсеком заговорили о православии в новой тональности. Дело не ограничилось словами. В юбилейный год было принято решение о возвращении Русской православной церкви сотен храмов, в большинстве которых до того располагались учреждения и склады. С одобрения Горбачева впервые за всю советскую эпоху началось строительство в Москве нового храма – в честь тысячелетия Крещения Руси. Кроме того, Церкви вернули некоторые реликвии, хранившиеся в музеях. На всех московских торжественных мероприятиях, приуроченных к этому юбилею, присутствовала супруга генерального секретаря Раиса Горбачева. По Центральному телевидению транслировался праздничный концерт с участием церковных хоров. Государство и Церковь сделали большой шаг навстречу друг другу, а эпоха воинствующего атеизма осталась в прошлом.