Последний премьер
№25 январь 2017
* При реализации проекта используются средства государственной поддержки, выделенные в качестве гранта в соответствии c распоряжением Президента Российской Федерации от 05.04.2016 № 68-рп и на основании конкурса, проведенного Общероссийской общественной организацией «Российский союз ректоров».
В самый канун нового, 1917 года император Николай II произвел свое последнее крупное назначение. На посту премьер-министра России был утвержден князь Николай Голицын, пробывший в этой должности ровно два месяца.
Князь Н.Д. Голицын. 1912 год (Фото предоставлено М. Золотаревым)
Сам князь Голицын не хотел этой должности. Ничем себя особенно не проявив в предшествующий период, он не имел ни политического веса, ни серьезных аппаратных возможностей и поэтому ни в какое сравнение не шел со своими недавними предшественниками, среди которых были такие звезды российской бюрократии, как Сергей Витте и Петр Столыпин. Между тем именно ему – Николаю Голицыну – довелось возглавлять правительство Российской империи в самый переломный (причем в самом прямом смысле) период Февральской революции. Стоит ли удивляться, что он не сыграл практически никакой роли в этих событиях. Впрочем, очевидная пассивность последнего премьер-министра Российской империи впоследствии не спасла его самого ни от тюрьмы, ни от казни…
Потомок Гедимина
Николай Дмитриевич Голицын принадлежал к одному из знатнейших русских родов, восходящему к литовскому великому князю Гедимину. Его основатель, живший в XVI веке князь Михаил Булгаков, получил прозвище Голица из-за латной рукавицы, которую носил почему-то на одной руке. Потомки князя занимали важнейшие государственные должности: в Смутное время один из них едва не стал царем, а в годы регентства царевны Софьи Алексеевны князь Василий Голицын не просто был ее фаворитом, но и фактически руководил правительством.
Впрочем, отец будущего премьера, князь Дмитрий Борисович Голицын, к вершинам власти не стремился: дослужившись до прапорщика, он уехал в подмосковное поместье и занялся хозяйством. Женился только в 42 года на юной красавице польских кровей Софье Николаевне Пущиной, родившей ему пятерых детей. После смерти мужа она сбежала от сельской скуки в Петербург, где стала начальницей Елизаветинского института для девочек. Сыновей Юрия и Николая она устроила в еще более престижное учебное заведение – бывший Царскосельский лицей, который после переезда в столицу сменил свое название, став Александровским.
Николай, родившийся в марте 1850 года, был рослым молодцом с густыми черными бровями и внушительными усами. Учился он не слишком хорошо и получил, несмотря на громкую фамилию, весьма скромное назначение: был направлен комиссаром по крестьянским делам в польскую глубинку. Но старательность и умение ладить с начальством сделали свое дело: князь быстро поднимался по карьерной лестнице. В 29 лет он стал архангельским вице-губернатором и вскоре женился на 17-летней дочери бедного чиновника Евгении Андреевне Грюнберг. В семье было шестеро детей, которые по мере взросления поступали на учебу в разные пансионы. Николай Дмитриевич почти не уделял времени своим близким, деля его между службой и пристойными развлечениями вроде театров и светских приемов. Знакомые замечали за ним склонность к роскоши: в каждом городе, где ему доводилось служить, князь занимал лучшее здание и обставлял его как можно богаче. Но взяток не брал (если не считать таковыми «подношения», регулярно вручаемые местной элитой).
В 1884 году Голицына назначили вице-директором одного из департаментов МВД, но уже через полтора года вернули в Архангельск: правда, на этот раз он стал губернатором. Проявив отменное усердие, Голицын впервые сумел в полном объеме собрать налоги с прижимистых северян, за что был удостоен царской благодарности. Губернатор лично объездил весь обширный край и составил программу его благоустройства. Выполнить, впрочем, ее не довелось: в 1893 году Голицына перевели на ту же должность в Калугу. Князь и там сделал немало полезного: открыл исторический музей, библиотеку, психиатрическую лечебницу и даже циклодром для любителей велосипедного спорта.
За свои труды он получил чин тайного советника, а в 1897-м был назначен губернатором в Тверь. Однако тут проявились не только положительные качества его натуры, но и отрицательные, например злопамятность. Обидевшись, что его не выбрали председателем Тверского дворянского собрания, он вовсе закрыл его, нарвавшись на выговор министра внутренних дел. Рассорился и с земством, урезав расходы на школы и помощь голодающим крестьянам, а заодно запретил публиковать в прессе отчеты о земских собраниях, чтобы «не вызывать слухи и не волновать общественное мнение». В 1903 году, когда в губернии разразился голод, в Тверь прибыла правительственная комиссия. Давать ей отчет Голицын не захотел и спешно отбыл в столицу, чтобы занять место в Сенате.
Кадровый резерв монархии
Работа в высшем госучреждении империи, по сути сводившаяся к одобрению законов и судебных решений, была не слишком обременительной. Остряки называли Сенат «домом призрения для пожилых сановников», к которым уже можно было отнести 53-летнего Голицына. Однако со счетов его не списали: фамилия и безусловная преданность трону включали князя в кадровый резерв монархии, переживавшей не лучшие времена.
Революция 1905 года взбудоражила даже сонный Сенат, вынудив некоторых его членов на смелые заявления. Некоторых, но не Голицына, который как-то открыл свое кредо одному из коллег: «Надо уметь молчать. Я придерживаюсь этого правила всегда, и оно неизменно дает отличные результаты». Молчание сделало его членом Государственного совета, а также принесло ему чин действительного тайного советника, соответствовавший званию генерал-аншефа (полного генерала). В этом чине в 1915 году Голицына назначили председателем Комитета по оказанию помощи русским военнопленным. Помощь сотням тысяч русских солдат в немецко-австрийском плену была важным делом, которое курировала императрица Александра Федоровна. Она быстро оценила деловые качества князя, введя его в свой ближний круг и придав тем самым новый импульс, казалось бы, завершенной карьере.
Император Николай II на смотре лейб-гвардии Измайловского полка. Царское Село. 17 мая 1909 года
К тому времени военные поражения и явная неспособность властей вести армию к победам вызвали серьезный политический кризис в стране. Грань между патриотами и пораженцами, левыми и правыми все больше стиралась: думские политики в один голос требовали отстранения от власти «темных сил», имея в виду Григория Распутина, императрицу и их окружение, будто бы мешавших победе над врагом. В этих условиях правительства сменялись все быстрее. В январе 1916 года на смену престарелому Ивану Горемыкину на посту премьера пришел ставленник Распутина Борис Штюрмер, который, в свою очередь, был отправлен в отставку в ноябре того же года. Его должность занял Александр Трепов – сын известного петербургского градоначальника Федора Трепова, в которого стреляла Вера Засулич.
Этот умный и деятельный человек не принадлежал к сторонникам «старца», но оппозиция, уже почуявшая запах власти, ополчилась и против него. 22 ноября 1916 года думское большинство, объединившееся в Прогрессивный блок, приняло резолюцию о том, что «влияние темных безответственных сил должно быть устранено» и что «всеми средствами надо добиваться, чтобы был образован кабинет, готовый опереться на Государственную Думу и провести в жизнь программу ее большинства». По столице бродили слухи, что оппозиционеры с эмиссарами Антанты планируют верхушечный переворот, имеющий целью заменить Николая II великим князем Николаем Николаевичем.
16 декабря 1916 года Думу отправили на каникулы. Кстати, князь Николай Голицын в частной беседе выразил сомнения относительно этого решения, полагая, что оно лишь сильнее разозлит недовольную общественность. Той же ночью в Юсуповском дворце был убит Распутин, что вызвало при дворе настоящую панику. Чтобы пресечь возможный переворот, император послушался совета жены – назначить премьером «верного человека», которым, к собственному его удивлению, оказался князь Голицын. Камер-юнкер Алексей Татищев в мемуарах утверждал: «Он долго умолял государя отменить его назначение, ссылаясь на свою неподготовленность для роли премьера. Но затем, как верноподданный, подчинился и вступил в исправление должности, в которой, однако, по существу, оставался бессильным».
Голицын был достаточно умен, чтобы понимать «расстрельность» своей новой должности. Но с привычной энергией взялся за дело, предложив для начала примириться с Думой и выполнить одно из первоочередных ее требований – отправить в отставку министра внутренних дел Александра Протопопова, чье имя также связывалось с Распутиным. Это вызвало недовольство царя, а в особенности его супруги, решившей, что князь переметнулся на сторону ее врагов-думцев.
«Положение крайне серьезное»
Назначенный председателем Совета министров 27 декабря 1916 года, Голицын занимал эту должность до революционных событий февраля 1917-го. Когда они начались, он поспешил отправить телеграмму императору, но тот, разозленный «неверностью» сановника, ответил не ему, а командиру столичного гарнизона генералу Сергею Хабалову. Это была печально известная телеграмма о «немедленном прекращении беспорядков», после которой войска открыли огонь по мирным демонстрантам. 26 февраля солдаты ряда полков вышли из повиновения, расстреляли своих офицеров и хлынули на улицы с красными бантами. На следующий день в Таврическом дворце был создан Временный комитет Думы и избранный его председателем Михаил Родзянко вместе с другими оппозиционными политиками явился к Голицыну, чтобы обсудить ситуацию. Под диктовку гостей растерянный князь написал новую телеграмму царю: в ней говорилось, что положение в столице «крайне серьезное» и народ может успокоить лишь назначение премьером «авторитетного общественного деятеля». Понимая, что к совету князя Николай II прислушиваться не будет, думцы убедили подписать телеграмму великого князя Михаила Александровича. Тот тоже примкнул к бунтарям и надел красный бант.
Вечером в Мариинском дворце собрался Совет министров. Доложив ситуацию (но умолчав о своих переговорах с оппозицией), Голицын предложил хоть как-то успокоить протестующих, отправив в отставку Протопопова и других непопулярных министров. Кто-то из них отбил телеграмму царю, и тот строго ответил: «Перемены в личном составе при данных обстоятельствах считаю недопустимыми». Однако ответа императора министры уже не получили: утром 28 февраля дворец был занят революционными войсками. Их послал Временный комитет, который, по словам одного из его лидеров – Павла Милюкова, «решил взять в свои руки власть, выпадавшую из рук правительства». Голицына и большинство министров арестовали в их собственных квартирах, а некоторые, включая Протопопова, сами явились в Таврический дворец – это казалось безопаснее, чем ждать расправы в охваченной беспорядками столице.
1 марта Временный комитет был признан правительствами Англии и Франции, явно уже осведомленными о его составе и целях. Поздно вечером 2 марта император подписал отречение, передав власть своему брату – упомянутому выше великому князю Михаилу Александровичу. На следующий день отрекся и он, и на этом прервалось 300-летнее царствование Романовых…
«Опасности для РСФСР не представляет»
В это время Николай Голицын вместе с бывшими министрами находился в Петропавловской крепости, которую захватили революционеры. Когда новая власть укрепилась, была создана Чрезвычайная следственная комиссия для расследования «злоупотреблений», совершенных царским режимом (прежде всего имелись в виду действия тех высших должностных лиц, которые входили в окружение Распутина). Довольно быстро стало ясно, что Голицын не имеет к «старцу» никакого отношения, поэтому его, пару раз допросив, освободили, взяв с него обязательство не заниматься политической деятельностью.
Бывшего премьера даже не заключили под домашний арест, и при желании он мог уехать из страны. Но желания не было: 67-летний князь был твердо намерен завершить свой жизненный путь на родине. Его имения захватили крестьяне, пенсию «слуге царизма» не назначили. Помогали дети: сын Дмитрий был морским офицером, Николай и Александр – чиновниками, Евгений – офицером лейб-гвардии. Осенью 1917 года, когда к власти пришли большевики, они все также остались без средств к существованию и к тому же легко могли лишиться жизни. На семейном совете Николай Голицын-старший настоял: им необходимо как можно скорее покинуть Россию. В начале 1918 года трое его сыновей отправились через Украину во Францию, взяв с собой мать Евгению Андреевну.
Москва 1920-х годов
«НАДО УМЕТЬ МОЛЧАТЬ. Я ПРИДЕРЖИВАЮСЬ ЭТОГО ПРАВИЛА ВСЕГДА, И ОНО НЕИЗМЕННО ДАЕТ ОТЛИЧНЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ»
Сам же Николай Дмитриевич поехал в Москву, к сыну Николаю, решившему остаться на родине с отцом. В голодающей «второй столице», вскоре ставшей первой, князь неожиданно открыл в себе талант сапожника. Целые дни напролет он стучал молотком, продлевая жизнь старых сапог и ботинок, – купить новые было негде. В октябре 1918 года Голицын был арестован ЧК, но вскоре его освободили ввиду отсутствия обвинений. Второй раз его арестовали уже в эпоху нэпа, в июле 1921 года. Снова повезло. В Бутырской тюрьме он провел полгода, после чего был отпущен с формулировкой: «Находится в болезненном состоянии и имеет преклонный возраст, в связи с чем опасности для РСФСР не представляет». Правда, ему запретили жить в крупных городах и сослали в село Александровское под Рыбинском, где он продолжал сапожничать, а также взялся охранять от воров крестьянские огороды.
Казалось, жизнь престарелого сановника прекратившей свое существование империи закончится без потрясений, но под бдительное око чекистов Голицын попал и здесь. В начале 1925 года ленинградские органы стали раскручивать так называемое «дело лицеистов». Большую группу бывших чиновников – выпускников Александровского лицея обвинили в контрреволюционном заговоре на том основании, что они ежегодно собирались в памятный день 19 октября – явно что-то замышляли. Главным пунктом обвинения стало то, что бывшие лицеисты служили панихиды по убиенным членам царской семьи. На одной из таких встреч побывал и Голицын. Его арестовали 12 февраля 1925 года. Из рыбинской тюрьмы вскоре перевели в ленинградскую, где уже находились его сын и сотни других арестованных по этому делу. Суд был скорым и неправым: уже 22 июня 26 человек, включая 75-летнего Голицына, приговорили к расстрелу. Остальных, в том числе и его сына, отправили на Соловки. Там, по воспоминаниям одного из зэков, больного Николая Голицына-младшего забили чекисты, когда тот отказался идти на работу…
Николай Дмитриевич Голицын в июне 1925 года тоже был болен: после всего пережитого его частично парализовало. На расстрел его пришлось практически нести на руках. Остававшиеся в камере подельники потом говорили, что, выходя, он успел сказать: «Как я устал от жизни! Слава Богу!» Это было 2 июля 1925 года. А 79 лет спустя Генеральная прокуратура РФ реабилитировала Николая Дмитриевича Голицына за отсутствием состава преступления… Много лет он верно служил России и русской монархии, но революционные потрясения требовали не верности, а совсем других качеств, которыми последний царский премьер не обладал.
Вадим Эрлихман,кандидат исторических наук
Вадим Эрлихман