Назад

Версия для слабовидящих

Настройки

«Бодание с дубом»

№48 декабрь 2018

Историк Александр Колпакиди весьма скептически оценивает научную ценность произведений Солженицына и считает, что в годы холодной войны его книги способствовали росту русофобии на Западе

 

inx960x640.jpg

 

 

– Помогают ли его книги изучать историю ХХ века?

– Солженицын с детства увлекался историей. Но таких увлеченных людей много, и далеко не каждому из них присущи способности к исследовательской работе. Зато ему была присуща гигантомания. Его произведения фундаментальны, если изучать их по обложкам, многостраничны и многотомны. Но что это за жанр? К художественной литературе нельзя отнести ни «Архипелаг ГУЛАГ», ни большую часть «Красного колеса», ни «Двести лет вместе». К научно-популярному жанру они тоже не имеют отношения. В «Архипелаге» Солженицын создает видимость документальности. Однако это лишь прием. На самом деле все эти произведения можно отнести к одному разряду – к яростной политической публицистике. В своих мемуарах «Бодался теленок с дубом» Солженицын откровенно признавался, что его целью было расшатывание ситуации в стране. А со средствами он не считался, лишь бы написанное шло на пользу в его «бодании с дубом».

Например, по его концепции, большевики никогда не пользовались поддержкой общества, а Россия с 1917 года находилась в «вавилонском плену». При этом Солженицын оставляет за скобками, что сам еще недавно входил в такую «группу поддержки». Политическими мотивами объясняются и обилие фактических ошибок, и некритическое отношение к источникам, когда они работают в пользу концепции. В ход шло все, вплоть до гитлеровских агитационных листовок, содержание которых Солженицын в «Архипелаге» выдавал за исторический факт. Если применить его логику к ситуации 1941 года – возникает вопрос: а почему народ поднялся на защиту Отечества, почему не повернул оружие на ненавистных энкавэдэшников и комиссаров? В его системе ценностей это объяснить невозможно.

– Сам писатель определил жанр «Архипелага ГУЛАГ» как «опыт художественного исследования» и ссылался на 257 рассказов очевидцев. Насколько убедительна эта документальная база?

– «Архипелаг» не имеет никакого отношения к историографии – ни по методике, ни по задачам, которые ставил автор. Это пропаганда, проповедь, загримированная под «документальное повествование». Недостоверен главный посыл этой книги. Солженицын объявил всю историю Советского Союза преступлением, войной против собственного народа. От первых революционных дней 1917 года до брежневского времени.

При этом он не хотел видеть эволюции социалистической системы и утверждал, что СССР и Китай стремятся к мировому господству и вот-вот развяжут мировую войну. Оказался ли он прав в своих прогнозах? Нет. Но провокация удалась: Штаты усилили давление на Советский Союз. Одновременно неизбежно усилилась и русофобия. Солженицына – русского патриота – это не устраивало, но он не признавал, что именно его книги дали толчок не только ненависти к коммунистам, но и русофобии. Развитие этих процессов – во многом дело его собственных рук и его книг. Это не литература, а крестовый поход против коммунизма, против СССР. И объективности от нобелевского лауреата ждать не приходилось.

– Но, несмотря на сопротивление советской системы, ему удалось многих убедить в правильности своего видения русского ХХ века…

– Первое же крупное произведение Солженицына – «В круге первом» – оказалось просто политической декларацией. Тут уж не до литературы. Герой, которому симпатизирует автор, сдает американцам секреты советской оборонки. И это преподносится как подвиг во имя цивилизованного человечества.

У Солженицына была цель: показать бесчеловечность советской власти. Он демонстрировал международному сообществу: эта страна преступна, она вне закона. В его книгах можно найти места, где автор утверждает: советская система даже страшнее нацистской. Аргументов не хватало. Приходилось их выдумывать, жонглируя цифрами и обобщениями. Например, когда Солженицын говорил о репрессиях, цифры завышались в 10–15 раз. Эти данные расходятся и с демографической ситуацией, и со здравым смыслом. Недаром нынешние апологеты Солженицына вынуждены весьма уклончиво трактовать его филиппики. Слишком уж невероятно они выглядят для тех, кто жил в Советском Союзе.

Думаю, он прекрасно понимал всю фантастичность собственной концепции. Но чтобы представить советский режим в черном свете, готов был пойти на любое преувеличение. Он сознательно на это шел ради «святой» цели: чтобы дискредитировать советскую идею.

– Насколько актуальны политические идеи Солженицына в XXI веке?

– На мой взгляд, они ведут к конфронтации, к расколу, к ущемлению того положения нашей страны, которое было достигнуто после Победы. В свое время обличения Солженицына поставили в трудное положение друзей и союзников СССР, которых в начале 1970-х на Западе было немало. В любой дискуссии у него была фора. А западные спецслужбы, заинтересованные в ослаблении позиций нашей страны, и вовсе сделали тогда ставку на Солженицына. Его книгам был обеспечен высокий тираж, его публицистическим выступлениям против СССР – широкий резонанс. Солженицын пытался – и, как показали события конца 1980-х, небезуспешно – пробудить дух Гражданской войны для белого реванша, а это очень опасная тенденция. Какое уж тут «сбережение народа», о котором он сам рассуждал в одной из статей. Показательно, что в 1990-е Солженицын не принял той реальности, которая сложилась после демонтажа советской системы. Но, в отличие от философа Александра Зиновьева, так и не решился взять на себя хотя бы часть ответственности за произошедшую трагедию распада страны.

Редакция журнала "Историк"