Неисчислимые жертвы

Трагическая междоусобица 1917–1922 годов стоила нашему народу огромных жертв. Но каких именно? Точные цифры до сих пор неизвестны, и идейные наследники красных и белых вовсю переиначивают их на свое усмотрение

Решая вопрос о потерях населения России в период Гражданской войны, необходимо сперва найти отправные точки, то есть понять, сколько людей проживало на территории, ставшей позже Советским Союзом, до этой войны и сколько – после. Первое сделать легче: хорошо налаженная статистика Российской империи фиксировала в начале 1917 года примерно 170 млн человек – без Хивы и Бухары, где было около 4 млн жителей. А вот о количестве послевоенного населения можно судить, только экстраполируя данные Всесоюзной переписи 1926 года, по которым в стране насчитывалось 147 млн человек. С вычетом родившихся после 1922-го численность населения на этот год оценивается приблизительно в 130 млн. Кроме того, надо учесть такой показатель, как соотношение рождаемости и смертности: первая в годы войны упала, а вторая выросла – и за счет этого население в 1917–1922 годах убавилось еще как минимум на 5 млн. 

Получается, что за эти годы Россия лишилась 45 млн человек – ужасная, непредставимая цифра, которую часто ставят в вину большевикам. Но внесем поправку: из этих 45 почти 32 млн жили на отделившихся территориях Польши, Финляндии, Бессарабии, Прибалтики, Западной Украины и Белоруссии – 4 млн присоединенных хивинцев и бухарцев эту убыль не компенсировали. Итоговая убыль населения, таким образом, составляет 17 млн человек, что тоже очень много. Но можно ли эти жертвы целиком поставить в вину красным, белым или кому-то еще? 

Подальше от передовой 

Историки, как и очевидцы событий, сходятся в том, что Гражданская война не была бы такой ожесточенной, если бы не Первая мировая, которая дала народным массам в руки винтовки и приучила людей убивать. Накопившееся озлобление, желание «отнять и поделить», ловкая пропаганда враждующих партий – все это заставило недавних однополчан повернуть принесенное с фронта оружие друг против друга. 

Запись добровольцев в Красную армию. 1918 год

Впрочем, размах военных действий в годы Гражданской был куда меньше, чем в ходе «первой империалистической». Если тогда шинели надело 15,8 млн человек (а в Великую Отечественную – 34,5 млн), то за все время Гражданской через службу в Красной армии прошло не более 8 млн. Белые и национальные армии были существенно меньше по численности, и можно полагать, что участие в их формированиях приняло в общей сложности 4–5 млн человек. Что касается иностранных интервентов, о которых в советские годы столько говорилось, то их насчитывалось не более 150 тыс. Не учитывая, правда, 1 млн немецких и австро-венгерских солдат, быстро покинувших пределы России после завершения мировой войны, и 150 тыс. поляков, воевавших против нее в 1920-м. 

«Ты записался добровольцем?» и «Отчего вы не в армии?» – во время Гражданской войны эти вопросы задавали обывателю и красные, и белые

Желающих служить как в Красной, так и в белых армиях было настолько мало, что уже летом 1918 года обеим сторонам пришлось прибегнуть к насильственной мобилизации. При этом значительная часть мобилизованных сразу же или после первых боев разбегалась. Красные, а потом и белые были вынуждены принимать жесточайшие меры, чтобы пресечь дезертирство, но и остававшиеся в строю солдаты всеми силами стремились держаться подальше от передовой. По обе линии фронта численность тыловых частей была больше, чем действующей армии. Даже в июле 1919 года, когда Советской России угрожали одновременно войска адмирала Александра Колчака и генерала Антона Деникина, из 2,3 млн красноармейцев непосредственно в боях участвовало только 356 тыс. На одного воюющего приходилось четыре-пять тыловиков, и то же было в белых армиях, за исключением немногих добровольческих соединений. Иначе дело обстояло в годы Гражданской войны в США, где почти все бойцы обеих сторон воевали добровольно (в том числе ради заработка). И длилась эта война не два с половиной года, как наша (в европейской части России она завершилась в ноябре 1920-го), а почти четыре. Не говоря уже о гражданской войне в Китае (37 лет) или, скажем, религиозных войнах во Франции (40 лет). После этого приписывать Гражданской войне в России и русскому народу какую-то особую жестокость довольно странно. 

Все против всех 

В крупнейших сражениях Гражданской участвовали тысячи, максимум – десятки тысяч человек. В ход обычно шли винтовки, пулеметы, даже шашки и пики, артиллерию обе стороны использовали бережно из-за нехватки снарядов. Танки и самолеты были диковиной. Сплошные фронты появлялись лишь изредка, на отдельных участках. Практически не было долгих позиционных боев и упорной обороны занятых рубежей, все решалось быстрым натиском (в Великую Отечественную эта привычка дорого обошлась нашим войскам). В результате боевые потери Гражданской были сравнительно невелики: так, послевоенные подсчеты дали для Красной армии итог в 939 755 человек. Ее основные противники своих цифр не оглашали, но вряд ли они были больше. Совсем скромными оказались потери интервентов; только Чехословацкий корпус потерял убитыми около 4 тыс. человек, а поляки – более 70 тыс. 

Одной из характерных черт Гражданской войны стало дезертирство, причем по обе стороны фронта. Советский плакат. 1919 год

Война не сводилась к противоборству красных и белых, включая интервентов, – ее активными участниками были крестьянские ополчения, дезертиры и бандиты, объединяемые часто прозвищем «зеленых». Воюя против обеих сторон («Бей белых, пока не покраснеют, а красных – пока не побелеют»), они проявляли особую жестокость – и сами жестоко истреблялись и белыми, и красными. Их потери неизвестны, но во время одного только знаменитого Антоновского восстания 1920–1921 годов погибло до 15 тыс. крестьян, а во время менее известного, но еще более масштабного восстания в Западной Сибири – до 20 тыс. Около тысячи жизней моряков унес мятеж в Кронштадте в марте 1921-го, а 2103 человека были расстреляны уже после окончания боев. В целом зеленые потеряли убитыми и казненными сотни тысяч человек, а ведь были еще красно-зеленые, черные (анархисты), федералисты и сепаратисты всех мастей… Жертв этой войны всех против всех сосчитать почти невозможно, но можно принять правоту видного советского историка Юрия Полякова, который в 1986 году писал, что боевые действия Гражданской войны унесли приблизительно 2,5 млн жизней. 

В 1918–1922 годах во многих частях страны вспыхнули крестьянские восстания

Мифы о терроре 

Больше всего копий ломается сегодня по поводу красного и белого террора. Если в советские годы главное внимание у нас уделялось второму, то позже на передний план выступил первый. Стали переиздаваться выпущенные в эмиграции книги на эту тему, вспомнили имена расстрелянных и замученных большевиками политиков, военных, представителей духовенства. Несколько изданий выдержала основная работа, посвященная этому вопросу, – книга историка и политика Сергея Мельгунова «Красный террор в России», впервые опубликованная в 1923 году в Берлине. Автор написал ее за шесть недель, не имея никаких данных и источников информации, кроме слухов и отрывочных фактов. Им первым была озвучена гигантская цифра жертв красного террора – 1,7 млн человек. Позже ее «уточнил» – 1 766 118 человек – в своей книге «Россия на переломе» лидер кадетов Павел Милюков. Приводились за границей и еще более «точные» данные: например, некий профессор Sarolea в эдинбургской газете The Scotsman огласил расчеты, по которым красные замучили 1219 священников, 6000 профессоров и учителей, 9000 врачей, 54 000 офицеров, 12 950 землевладельцев, 193 290 рабочих, 815 000 крестьян и т. д. Тут уж не выдержал и сам Мельгунов, указавший, что «эти точные подсчеты носят совершенно фантастический характер», но при этом «характеристика террора в России в общем у автора соответствует действительности». 

Так и повелось: антисоветская пропаганда сперва русских эмигрантов, потом гитлеровцев, а потом и западных советологов во многом основывалась на преувеличенных, а часто и выдуманных свидетельствах о красном терроре. Начало этому положила созданная по распоряжению Деникина в 1919 году Особая следственная комиссия по расследованию злодеяний большевиков, которая первой и вывела искомую сумму жертв террора. Комиссией руководили деятели ОСВАГа (отдела пропаганды деникинских войск), и никто не скрывал, что ее работа направлена прежде всего на демонизацию большевиков, поэтому о правдивости собранной информации никто по-настоящему не заботился. 

Казнь екатеринбургских большевиков легионерами Чехословацкого корпуса. 1918 год

Конечно, многие факты зверских расправ, совершенных красными, не вызывают сомнения – их подтверждают и рассказы очевидцев, и леденящие душу фотографии. Да и начался этот террор еще до Гражданской войны, сразу после революции, а кое-где и раньше. Бесспорно и то, что большевики всегда признавали террор необходимым методом борьбы. Еще в 1901 году Владимир Ленин писал: «Принципиально мы никогда не отказывались и не можем отказаться от террора». 

Но немалую долю расправ совершали от имени большевиков деклассированные элементы – дезертировавшие солдаты и матросы или обычные уголовники. Так, крымский историк Вячеслав Зарубин, рассказывая о массовых убийствах в Крыму в конце 1917 года, писал об их инициаторах: «Хотя и те и другие зачастую именовали себя "большевиками", ни к идеям большевизма, ни к крымскому руководству большевистской партии они не имели отношения. Ни крымский пролетариат, ни здоровая часть корабельных команд в терроре участия не принимали, а иногда даже препятствовали его осуществлению». После наведения порядка официальные власти и органы ВЧК пресекали бессудные расстрелы и грабежи, хотя практикуемый ими «упорядоченный» террор был не менее жесток. Большевики прибегали к таким мерам, как взятие заложников и их массовые казни (например, после покушения на Ленина в августе 1918 года были расстреляны тысячи невинных людей). 

Хотя, по сведениям самой ВЧК, в 1918–1920 годах было казнено 12 733 человека, о реальном числе жертв красного террора можно только гадать, что позволяло противникам большевизма называть любые цифры. Лишь в том же Крыму после эвакуации белых в ноябре 1920-го было расстреляно, согласно недавно обнародованным данным, 12 тыс. человек. При этом в эмиграции сначала гуляла (со ссылкой на «официальные советские источники») цифра 56 тыс., а потом она превратилась в 100, 120 и даже 150 тыс. Та же метаморфоза случилась с расказачиванием на Дону и Кубани, жертвами которого произвольно объявлялись то 500 тыс. человек, то миллион и даже два, хотя, по сведениям упомянутой выше Особой комиссии (конечно, неполным), число погибших составило 5598 человек. Не будем забывать и о том, что на Дону свирепствовал не только красный, но и белый террор, и их подходы различались не так уж сильно. 

Если говорить о расправах в масштабах страны, то белый террор был не менее жестоким, но, несомненно, менее организованным, чем красный, что дает основание многим оправдывать его, ссылаясь на «отдельные эксцессы». Тот же Мельгунов писал: «Я допускаю, что мы можем зарегистрировать здесь факты не менее ужасные… Но слабость власти, эксцессы, даже классовая месть… и апофеоз террора – явления разных порядков». 

Вошь стала одним из врагов молодой социалистической республики. Советский плакат. Худ. В. Дени. 1920-е годы

Однако именно под знаменами белых выступали (особенно в Сибири) генералы и атаманы, печально известные расстрелами целых деревень, жестокими расправами с коммунистами и комсомольцами. Отметились в этом и интервенты, включая «гуманных» англичан, под властью которых в Архангельской губернии из 400 тыс. жителей почти 40 тыс. были брошены в тюрьмы, а 9 тыс. казнены и замучены. Еще больше на ниве террора потрудились вожди националистов, формирований зеленых и просто бандитских шаек, действия которых только на Украине унесли жизни более 200 тыс. человек, в том числе 100 тыс. евреев. Всего жертвами террора в годы Гражданской войны стало не менее 2 млн человек, причем большевики, вопреки взгляду Мельгунова, внесли в это ненамного больший вклад, чем их противники. 

Царь-голод 

Уже в советское время признавалось, что главной причиной убыли населения в годы Гражданской войны стали не боевые действия и не террор (о котором вообще предпочитали помалкивать), а голод и эпидемии. В условиях, когда катастрофически не хватало продуктов и лекарств, когда деньги превратились в бумажки, а большинство людей вернулись к натуральному хозяйству, это было неудивительно. Однако в первые советские годы бедствовали прежде всего крупные города, жители которых либо бежали в сельскую местность, либо перебивались на скудных пайках. Крестьяне, получившие в собственность землю, жили сравнительно неплохо, хотя часто у них отбирали все припасы подчистую большевистские продотряды (что стало основной причиной антисоветских восстаний в деревне). 

Очередь за обедом у врачебно-питательного пункта во время голода в Поволжье

Именно возросшая активность «конфискаторов» в сочетании с неурожаем вызвала осенью 1921 года страшный голод в Поволжье. Известный статистик Сергей Прокопович, к которому стекались отчеты с мест об умерших, позже обнародовал в эмиграции число жертв этого бедствия – 5,7 млн человек. Можно спорить о том, насколько оно точно, но голод в самом деле был беспрецедентным, ведь он впервые заставил большевиков позвать на помощь «классовых врагов» из-за границы. Вспышки голода в разных регионах случались и в предыдущие годы, но статистика их жертв не велась. Как и умерших от двух страшных эпидемий, гулявших в то время по России, да и по другим странам. Причиной первой была знаменитая испанка (или испанский грипп), унесшая в 1918–1919 годах во всем мире до 30 млн жизней. Второй – сыпной тиф, к которому порой присоединялся его не менее опасный брат – возвратный тиф. 

В отчетах Наркомздрава утверждается, что испанкой в РСФСР переболело чуть больше миллиона человек. Конечно, это неполные сведения, болели ведь и на территории белых, а из многих губерний данные просто не поступали. Но не вызывает сомнения, что в России с ее разрушенной системой здравоохранения смертность от испанки почему-то была на порядок ниже, чем в благополучных США и Европе. Возможно, из-за того, что там люди массово заражались в больницах, которых у нас почти не было; да и города, центры заражения, как уже говорилось, практически опустели. Так или иначе, испанку большевистская пропаганда считала гораздо менее опасной, чем тиф, переносимый вшами. Это зловредное насекомое удостоилось упоминания Лениным, заявившим на съезде Советов: «Или вши победят социализм, или социализм победит вшей!» Попутно разоренную страну преследовали более локальные вспышки холеры, оспы, малярии. Сколько людей погубили эпидемии, никто не подсчитывал: гуляющие по Сети данные о 3 млн жертв испанки и 2 млн умерших от тифа взяты с потолка. Но можно предположить, что эпидемии в эти годы унесли примерно столько же жизней, сколько голод, – в сумме до 10 млн человек. 

Жертвы красного террора в Евпатории. 1918 год

Особая статья убыли населения страны – эмиграция, которая началась сразу после Октября 1917-го и продолжалась до конца 1920-х, пока власть не перекрыла границы. Общее количество беженцев тоже не подсчитано: называют цифры от 1 до 3 млн, хотя, по относительно точной статистике Лиги Наций, в августе 1921 года их было 1,4 млн. Из них в том же году на родину вернулось около 120 тыс. человек, однако большинство эмигрантов так и остались на чужбине – и их тоже можно причислить к потерям в результате Гражданской войны. В сумме эти потери составляют уже названные 17 млн и близки к цифре, озвученной еще в 1946 году американским демографом Фрэнком Лоримером – 18,5 млн. Он, правда, включил туда еще и российских жертв Первой мировой войны, число которых (вместе с мирным населением) достигло, по его подсчетам, 3 млн человек. 

В целом Россия понесла в 1914–1922 годах огромные человеческие и материальные потери, ответственность за которые ложится и на царскую власть, и на сменивших ее большевиков, и на их разномастных противников. Возложение вины за эти потери на одних лишь последователей Ленина и тем более списание их на дикость и кровожадность русского народа не имеют под собой никаких оснований и выгодны только тем, кто по любому поводу разжигает русофобскую истерию. История знает немало более длительных и более ожесточенных гражданских конфликтов, чем российский, и особенность его заключается лишь в том, что он так до сих пор и не завершился взаимным примирением и признанием ошибок. Одно из непременных условий этого – отказ от идеологических штампов в исследовании событий и потерь Гражданской войны, необходимый не только прошлому, но и будущему. 

Что почитать? 

Население России в ХХ веке. Исторические очерки. В 3 т. Т. 1. 1900–1939 гг. / Отв. ред. 1 т. В.Б. Жиромская. М., 2000 

Россия и СССР в войнах ХХ века. Книга потерь / Г.Ф. Кривошеев, В.М. Андроников, П.Д. Буриков и др. М., 2010 

Фото: FINE ART IMAGES/LEGION-MEDIA, РИА НОВОСТИ, ИЗ КНИГИ ОЧЕРКИ РУССКОЙ СМУТЫ. Т. 3. — БЕРЛИН, 1924