Петра творенья

Император Петр III и после смерти напоминал о себе свергнувшей его Екатерине Великой. Прежде всего благодаря многочисленным лже-Петрам, один из которых сумел стать правителем Черногории, а другой прославился как предводитель кровавого русского бунта – «бессмысленного и беспощадного»

Внука Петра Великого, голштинского принца Карла Петера Ульриха, получившего в России имя Петр Федорович, трудно назвать удачливым политиком. Приобретя власть над огромной Российской империей после смерти Елизаветы Петровны, он начал лихорадочно вводить изменения и усовершенствования, словно предчувствуя, что судьбой ему отведен очень недолгий срок. «Его стремительные, без предупреждения наезды в высшие правительственные учреждения, куда никто из царей давно не заглядывал, пугали светскую и церковную бюрократию, привыкшую к спокойной и бесконтрольной жизни», – писал историк Александр Мыльников. 

Пробыв на троне всего 186 дней, он был свергнут собственной женой Екатериной, прозванной впоследствии Великой и осуществившей одно из самых блистательных правлений в истории нашей страны. Через семь дней после дворцового переворота императора не стало: он был убит сторонниками Екатерины, охранявшими свергнутого монарха в его загородном дворце в Ропше… 

Феномен «третьего императора» 

Историю, как известно, пишут победители. Несмотря на все успехи, императрица Екатерина II остро нуждалась в легитимизации своей власти, которую она получила хоть и ставшим привычным в XVIII веке, но все же, мягко говоря, не вполне законным способом. 

Среди множества дарований этой неординарной женщины был и писательский талант. Она не преминула им воспользоваться. В итоге из-под ее пера вышли «Записки», в которых созданный ею образ мужа не оставлял сомнений в правильности его отстранения от власти. Действительно, если верить этим мемуарам, Петр Федорович был инфантильным, обделенным умственными способностями человеком, плохо относившимся к России и всему русскому и имевшим к тому же серьезные проблемы с алкоголем. «Черный пиар» от Екатерины оказался крайне успешным: предложенная ею трактовка до сих пор тиражируется как профессиональными историками, так и сочинителями исторических романов. 

Лишь последние десятилетия отмечены своеобразной реабилитацией Петра III в историографии. Исследователям удалось скорректировать созданный Екатериной образ, показав в свергнутом императоре довольно образованную для своего времени личность, достаточно способного управленца (например, в качестве шефа Сухопутного шляхетного кадетского корпуса), а также монарха, имевшего собственную программу развития страны, которой, правда, так и не суждено было осуществиться. 

Свой взгляд на Петра III, сильно отличающийся от официального негатива, имели, судя по всему, и широкие народные массы. Это нашло отражение в огромном числе случаев его «чудесного воскрешения». А проще говоря, в появлении самозванцев, охотно выдававших себя за внука царя-реформатора. 

Причин привлекательности фигуры Петра Федоровича для политических авантюристов разного калибра, вероятно, было несколько. Скорее всего, не последнюю роль в этом сыграл гендерный фактор. В консервативном народном сознании затянувшееся «бабье царство» воспринималось как аномальное для государства состояние, многие жаждали видеть на троне царя-батюшку. Между тем на престоле вновь оказалась женщина, да еще и «не прямого» и «не природного» происхождения, к тому же свергнувшая собственного мужа. 

Другую версию озвучил известный популяризатор исторических знаний Натан Эйдельман. Правитель, убитый в начале царствования, часто в глазах простых людей предстает как потенциальный защитник, пострадавший от верхушки за свои замыслы облегчить их участь. В случае же с нашим героем были и веские дополнительные основания для подобных умозаключений. Петр III успел принять судьбоносный Манифест о вольности дворянства, освобождавший правящее сословие от обязательной государственной службы. В России многовековое крепостное право оправдывалось в массовом сознании идеей всеобщего служения государству: крестьяне работают на помещиков, потому что те служат государю, защищают страну. Свобода дворянского сословия пробивала в этой психологической конструкции фатальную брешь. Представление о том, что за вольностью дворян должно было последовать и освобождение землепашцев, получило широкое распространение. Напрашивалась простая мысль: император планировал отменить крепостное право, но ему не дали этого сделать. 

«Спасшийся государь» 

Убийство Петра III, случившееся в Ропше 6 июля 1762 года, открыло дорогу его новой, посмертной жизни. Согласно официальной версии, приведенной в манифестах новой императрицы, ее муж умер оттого, что «обыкновенным и прежде часто случавшимся ему припадком гемороидическим впал в прежестокую колику». Однако – вопреки правительственной пропаганде – в среде крестьян, казаков и низшего духовенства возникла легенда о чудесном спасении Петра Федоровича. Слухи об этом разнеслись в Центральной России, в Поволжье, за Уралом. И уже в первые годы правления Екатерины стали говорить о том, что отстраненный от власти император скрывается у яицких казаков.

Портрет Степана Малого, черногорского правителя, выдававшего себя за русского императора Петра III 

Сначала появились «очевидцы». Так, летом 1764 года Петра якобы видели недалеко от Полтавы в форме гусарского вахмистра, а вскоре крепостной Данила Тихонов рассказал о своей встрече с царем в доме одного канцеляриста в Курске. Затем последовала и материализация «избежавшего смерти императора». В том же 1764-м около украинского Глухова был схвачен некий Николай Колченко: он «о себе сказывал, что я-де наследник Петр Федорович». Подобные утверждения стоили новоявленному «монарху» ссылки в заснеженный Нерчинск. Почти одновременно другой якобы Петр III объявился в районе Курска. На следствии выяснилось, что им был разорившийся армянский купец Антон Асланбеков. 

Вскоре самозваные Петры III посыпались как из рога изобилия. От слов они стали переходить к делам. Так, в начале 1765 года в Воронежской губернии орудовал беглый солдат Гаврила Кремнев. Объезжая села, он объявлял себя царем Петром и даровал освобождение от подушной подати и рекрутского набора. Крестьяне и духовенство встречали его с иконами, целовали ему «руку и ногу» – и вот за «императором» уже следовала толпа в полтысячи человек. Но стоило появиться регулярной воинской части, как сопровождавшие лже-Петра рассеялись, а сам он был схвачен и бит кнутом. На лбу Кремнева выжгли буквы «БС» – «Беглец и самозванец», отправив его в ссылку в тот же Нерчинск, а потом в Енисейск. 

Таких историй было множество, и заканчивались они одинаково: самозванцев арестовывали и подвергали наказанию. Впрочем, одному лже-Петру все же удалось стать правителем государства. Правда, произошло это не в России, а в Черногории. 

«С малыми мал» 

Если появление лже-Петров в России во многом было связано с народно-утопической легендой о спасшемся царе-избавителе, то черногорская реинкарнация имела другие корни (вспомним о таких авантюристах, как граф Калиостро и Джакомо Казанова, легко присваивавших себе чужие имена и титулы). В 1766 году в черногорской деревне Маина появился чужак, называвший себя Степаном (Стефаном) Малым. Он нанялся батраком к богатею Вуку Марковичу и прославился как знахарь, вылечивший многих, включая и своего хозяина. Степан вел туманные разговоры, намекая на свое непростое происхождение. Вскоре нашелся скотовладелец Марко Танович, служивший в России. Он-то и опознал в лекаре «русского принца» Петра Федоровича, с которым якобы встречался в Петербурге. 

В октябре 1767-го черногорские старшины признали Степана Петром III. Затем в столичном городе Цетинье собралась скупщина, в которой участвовало 7 тыс. человек. Там Степан Малый был провозглашен правителем Черногории, о чем ему была выдана специальная грамота. Став во главе небольшой страны, он сразу оказался в непростом положении. Ведь черногорские земли фактически поделили между собой Османская империя и Венецианская республика. Кроме того, в самой Черногории на Степана косо смотрели представители высшего духовенства, являвшиеся на протяжении веков единственными представителями местной власти. 

Самозванец проявил себя как ловкий политик. Сначала он быстро сумел добиться признания со стороны митрополита Саввы. Но затем последний попытался разоблачить его, получив от российского посла в Стамбуле Алексея Обрескова подтверждение факта смерти Петра III. И здесь новый правитель Черногории не спасовал, заявив, что сам никогда и не называл себя Петром, а именовался «Степан, с малыми мал, с добрыми добр, со злыми зол». Обвинив своего оппонента Савву в сотрудничестве с Венецией и присвоении денежных даров из России, самозванец на время смог убрать его с политической сцены. 

Портрет Емельяна Пугачева. Неизвестный художник по оригиналу 1774 года

Подобной тактики Степан придерживался и в дальнейшем. Прямо никогда не называя себя Петром III, он не только не противился тому, чтобы его так величали другие, но и предпринимал шаги, всячески способствовавшие такому представлению. Так, 29 июня 1768 года, в день святых Петра и Павла, было организовано празднование в честь «его деда» Петра Великого и «его сына» цесаревича Павла Петровича. 

Справиться с внешними противниками оказалось труднее. В сентябре 1768-го турки нанесли отрядам Степана Малого тяжелое поражение, после которого он был вынужден скрываться в одном из горных монастырей. Однако с началом Русско-турецкой войны османам пришлось вывести свои войска из Черногории, что облегчило положение ее правителя. 

Полезный союзник 

Война привела к активизации балканской политики Екатерины II. В январе 1769 года она издала манифест с призывом объединения славянских народов в борьбе с турками. Летом в Черногорию был отправлен отряд во главе с генералом Юрием Долгоруковым. В его миссию входило обеспечение поддержки России со стороны черногорцев и устранение самозваного Петра III. Долгоруков справился с задачей, приведя черногорцев в августе 1769-го к присяге на верность Екатерине. Впрочем, несмотря на это, Степан Малый не потерял популярности в народе. Тогда генерал взял его под арест. 

Но вскоре беседы с арестантом убедили Долгорукова в том, что Степан не опасный для российской монархии самозванец, а полезный союзник в борьбе с османами. Тем более что верный своей тактике авантюрист подчеркивал, что сам не объявлял себя Петром III. Арестант предложил тюремщику три версии своего происхождения: он родом из Далмации, Боснии или греческой Янины. В итоге Долгоруков освободил Степана и, покидая Черногорию, снабдил его боеприпасами и подарил мундир офицера русской армии. Так самозванец продолжил свое правление, подкрепленное авторитетом русского генерала. 

В историю Черногории Степан Малый вошел как просвещенный правитель. Он предпринял попытку составить свод законов, создать регулярную армию, открыл первую школу. Продолжив борьбу с турками, Степан активно взаимодействовал с представителями русского трона. По иронии судьбы он даже контактировал с командующим Средиземноморской эскадрой Алексеем Орловым, считающимся участником убийства подлинного Петра III. 

В 1770 году Степан получил тяжелое ранение во время взрыва снаряда при строительстве горной дороги, после чего ослеп и был практически обездвижен. Тем не менее он по-прежнему руководил страной из монастыря Брчели. Здесь осенью 1773-го его и настигла смерть от руки подосланного турками грека по имени Станко Класомунья. Наемный убийца заколол правителя, а затем отрезал ему голову. 

История Пугачевского бунта 

В то время как жизнь черногорского «Петра III» трагически оборвалась, в районе реки Яик (ныне Урал) появился человек, объявивший себя чудесно спасшимся императором и сумевший в течение года держать в страхе значительную часть огромной Российской империи. 

Донской казак Емельян Пугачев родился около 1742 года, а значит, был на полтора десятилетия моложе государя, которым представлялся. Пугачев успел поучаствовать в Семилетней и Русско-турецкой войне, начавшейся в 1768-м. С последней он дезертировал и стал странствовать по югу России, а потом на Урале, часто останавливаясь в домах старообрядцев и выдавая себя за богатого купца. Арестованный в конце 1772-го, Пугачев был доставлен из Яицкого городка в Казань, но ему удалось бежать. 

В августе 1773 года он опять объявился среди яицких казаков и теперь открылся им как чудом избежавший смерти Петр III, предъявив традиционные для таких случаев «царские знаки». Ими были всего лишь следы, оставленные золотухой (кожной болезнью – диатезом или наружным туберкулезом). Но видимо, яицкие казаки, уже ранее бунтовавшие против екатерининских администраторов, очень хотели поверить в чудо. 

В середине сентября 1773-го начался Пугачевский бунт. Его ход хорошо известен из школьных учебников и пушкинской «Капитанской дочки»: захват мятежниками крепостей в оренбургских степях, осада Оренбурга, а после ее снятия правительственными войсками шествие по уральским заводам, взятие Казани, городов Поволжья (Пенза, Саранск, Саратов) и, наконец, разгром у Черного Яра, бегство на Яик и выдача предводителя группой казаков. 

В исторических работах советского времени пугачевщина была превращена в «крестьянскую войну 1773–1775 годов», к ней даже стали относить эпизоды, происходившие после пленения Пугачева. Естественно, действия лже-Петра III и его сторонников оценивались исключительно в положительном ключе – как справедливая борьба угнетенных народных масс против помещиков-крепостников. Между тем ничего общего со «справедливой борьбой» пугачевщина не имела. «Русский бунт, бессмысленный и беспощадный» – в этой пушкинской фразе сосредоточен весь драматизм одной из самых кровавых «крестьянских войн». 

Мрачный карнавал 

Присвоив себе имя покойного царя, Пугачев пытался следовать внешним формам имперского устройства: в частности, издавались и распространялись его манифесты, имитировавшие традиционный язык бюрократии, но содержавшие простые идеи об уничтожении угнетателей-помещиков и чиновников и даровании «вольностей». При «императоре» функционировала Военная коллегия, состоявшая из его ближайших сподвижников. Правда, ее члены, в отличие от представителей реального органа власти, назывались не президентом и советниками, а судьей и дьяками (по старорусской традиции). А еще соратники Пугачева также стали самозванцами, взяв себе имена екатерининских вельмож. Так, судью самозваной Военной коллегии Максима Шигаева именовали графом Воронцовым, атамана Андрея Овчинникова – графом Паниным, полковника Федора Чумакова – графом Орловым и т. д. 

Своеобразный карнавал распространялся и на географические названия: Бердская слобода, какое-то время бывшая главной ставкой Пугачева, у участников восстания слыла Москвой. 

Не самозваным, а самым настоящим дворянам, попадавшим в руки мятежников, была уготована совсем незавидная участь. Без преувеличения можно говорить о практически тотальном уничтожении дворянского сословия на захваченных Пугачевым территориях. Помещиков, офицеров, канцеляристов и членов их семей убивали без разбора. Европейский костюм или отсутствие бороды уже становились основанием для предания человека смерти. Грабежи и насилие сопровождали армию бунтовщиков повсюду. Только за три дня пребывания в Саранске повстанцы повесили, по сведениям Александра Пушкина, «триста человек дворян, всякого пола и возраста». 

Поэт, специально занимавшийся темой пугачевщины и написавший «Историю Пугачевского бунта», так рассказывал о взятии Казани: «Город стал добычею мятежников. Они бросились грабить дома и купеческие лавки; вбегали в церкви и монастыри, обдирали иконостасы; резали всех, которые попадались им в немецком платье». По подсчетам историков, в те дни сгорело 2063 из 2873 бывших в Казани домов. 

Но все когда-нибудь заканчивается. 10 января 1775 года на Болотной площади в Москве Емельяну Пугачеву отрубили голову. Так оборвалась жизнь самого известного самозваного Петра III, обещавшего «дать волю угнетенным» и оставившего кровавый след в памяти тысяч семей Российской империи. 

Что почитать? 

Буганов В.И. Пугачев. М., 1984 (серия «ЖЗЛ») 

Мыльников А.С. Искушение чудом: «Русский принц», его прототипы и двойники-самозванцы. Л., 1991 

Фото: FINE ART IMAGES/LEGION- MEDIA,