Назад

Версия для слабовидящих

Настройки

Ленинизм совсем не сталинизм

№4 апрель 2015

После смерти Ленина в январе 1924 года Сталин над гробом почившего вождя поклялся продолжить его дело. Но продолжил ли? Рассуждает Борис Илизаров, доктор исторических наук

Предоставлено М.Золотаревым

Ответить на этот вопрос непросто хотя бы потому, что Сталин лично дирижировал пропагандой, которая методично, шаг за шагом создавала его образ как самого верного последователя Ленина. Точнее, создавался сдвоенный образ – великого учителя и его гениального ученика. Кинофильмы, бесчисленные двойные портреты, гипсовые и рисованные медальоны с профилями двух вождей, неразрывных, как сиамские близнецы, заполнили визуальный мир советского человека.

До сих пор есть те, кто искренне считает Сталина преемником дела Ленина. Правда, одни убеждены, что Ленин начал строить самый справедливый и эффективный общественный и государственный строй и Сталин продолжил это грандиозное строительство. Другие же уверены в противоположном – в том, что Сталин последовал за Лениным в создании одного из самых бесчеловечных режимов в истории.

ЦЕЗАРЬ И АВГУСТ

Да, Ленин был смелым и решительным человеком, использующим свою смелость и решительность самым жесточайшим образом. О нем известно практически все. Документы, даже самые тайные и засекреченные, давно опубликованы. Известны его товарищеские и любовные связи, его тайные распоряжения казнить то одних, то других, то третьих. Причем не всегда важно, каких конкретно людей, – он показательно, для острастки остальным приказывал убивать массово, безымянно и публично.

Мы здесь наблюдаем удивительный феномен: чуть ли не единственный раз в истории России интеллигент в русском понимании этого выстраданного слова, мечтатель, утопист, страстный полемист, интеллектуал европейского рационалистического типа бесстрашно добывает власть, которую предполагает использовать во благо униженных и угнетенных. Не об этом ли мечтала либеральная и демократическая интеллигенция России весь ХIХ век?! Но он оказывается не способным к подлинному политическому и государственному творчеству, а главное, он не способен был понимать и любить людей. Вместо них он любил «массы», «передовой пролетариат», «беднейшее крестьянство» и – особенно – «социализм». Он в изощренной форме использовал вполне материальное зло (диктатуру, то есть смерть) во имя призрачного, абстрактного, непонятного для него самого «добра».

Похороны вождя. Гроб несут Иосиф Сталин, Лев Каменев, Михаил Томский, Михаил Калинин, Николай Бухарин, Вячеслав Молотов. Январь 1924 года.Предоставлено М.Золотаревым

И все-таки, когда мы говорим о ленинизме и сталинизме, думаю, речь идет о принципиально разных вещах. Ленинизм совсем не сталинизм. Не было между ними даже той связи, которую внезапно разглядел подслеповатый Лион Фейхтвангер. В 1937 году он сравнил Ленина с Юлием Цезарем, а Сталина – с Октавианом Августом. «Цезарь» заложил основы новой социальной парадигмы, «Август» же, полагал писатель, ее развил в систему «принципата», военной монархии.

Основное отличие и причина несводимости одного к другому, на мой взгляд, в том, что Ленин был революционером и утопистом, а Сталин стал стихийным этатистом-государственником. «Вождь номер один» разрушал старое государство «до основанья, а затем» на его месте строил царство утопии. «Вождь номер два» сдал утопию в архив, сделав ставку на практику, «реальную политику», и государство как таковое стало для него высшей ценностью.

СОЦИАЛИЗМ – ЭТО…

Задолго до революции и после нее, в годы Гражданской войны, Ленин говорил и писал о двух самых важных для него вещах: о мировой революции и социализме. В понимании вождя мирового пролетариата и его последователей то и другое было альфой и омегой марксистской доктрины.

На протяжении всей Гражданской войны Ленин с надеждой смотрел в сторону Европы и раз за разом предсказывал мировую революцию и даже подталкивал к ней Старый Свет через специально созданный Коминтерн – то в связи с путчами в Германии или Венгрии, то в связи с походом Красной армии в Польшу. Не сумев разжечь мировой пожар в Европе, большевики попробовали раздуть пламя в Азии, в первую очередь в Китае. Но мировой пожар не разгорался…

Владимир Ленин, Николай Бухарин и Григорий Зиновьев на II конгрессе Коминтерна. Июль-август 1920 года.Предоставлено М.Золотаревым

С социализмом было еще хуже. У классиков марксизма – Маркса и Энгельса, на труды которых опирались большевики, не было планов построения коммунизма. Не было планов строительства социализма и у самого Ленина. Импровизация – вот что стало сутью ленинского курса. Он любил повторять фразу, приписываемую Наполеону: надо сначала ввязаться в драку, а там посмотрим, что делать дальше. Ввязавшись в драку в 1917 году, большевики действовали по обстоятельствам, ожидая скорой мировой революции. Именно в этом заключалась их стратегия: удержаться у власти до прихода основных революционных сил.

Старый, многовековой государственный аппарат был уничтожен, законодательство отменено, «новое пролетарское государство», создаваемое интуитивно и импульсивно, как ответ на возникающие чрезвычайные ситуации, распухало до невероятных размеров. Именно тогда, в годы Гражданской войны, у Ленина родилась удивительная формула: «Социализм – это учет и контроль». Как в далекие времена древние шумеры пытались собрать и учесть каждую вязанку дров и каждую меру зерна, так в Советской России реквизировали по деревням и усадьбам, а затем по спискам и разнарядкам выдавали пролетариату то, что могли или хотели выдать. Маркс с Энгельсом, наверное, в гробах бы перевернулись, если б узнали о том, как тогда представляли себе новое общество в Советской России.

По самым скромным официальным подсчетам,в государственных рабах до 1953 года значилось 3,3 млн человек. Советские рабы – это подлинная государственная собственность, настоящий общественный класс людей, который ничего не имел, кроме пайка

Закончилась Гражданская война, но мировой революции не предвиделось; социализм, как рассчитывали большевики, сам собой не родился из недр старого, разрушенного мира. Новая экономическая политика – НЭП – возникла как сиюминутная попытка спасти страну от полной деградации. Историки-марксисты в свое время до хрипоты спорили о том, что же это было: политика «всерьез и надолго», как говорил Ленин, или же, как он сам заявлял, «временная уступка» капитализму?

Уже в самом конце своей политической жизни Ленин успел утвердить план ГОЭЛРО, с гордостью провозгласив, что отныне «социализм – это советская власть плюс электрификация». Так возникла еще одна, совсем уже до глупости простенькая формула «великой мечты человечества». И подобных «формул» социализма Ленин вывел немало. Все это выглядело как примитивное извращение марксизма и насмешка над древними гуманистическими утопиями коммунизма.

СМЕШЕНИЕ ФОРМАЦИЙ

Какой социализм воздвигли большевики? Возможно, прав член Французской академии моральных и политических наук, историк и философ Ален Безансон, который строй, созданный в СССР, назвал магическим социализмом. Магические заклинания о достижении социализма и вера в то, что он вот-вот будет (или уже возведен), полностью заменили собой попытки построить общество нового типа.

На практике советское общество 30–50-х годов ХХ века сложилось как «многослойное», «многоформационное» образование, не подходившее ни под одно из классических марксистских определений. Хотя бы потому, что разные общественно-экономические формации, описанные классиками, существовали в нашей стране одновременно. Так, в Советском государстве были представлены следующие классы людей: рабы, феодальнозакрепощенные крестьяне, классические пролетарии, отдельные сословия, живущие в условиях социализма, и даже незначительная по численности прослойка, достигшая коммунистического благополучия.

Партия большевиков требовала единодушной поддержки своих решений. Предоставлено М.Золотаревым

Система ГУЛАГа была формой классического рабства, возродившегося в новейшую эпоху. Как в рабовладельческих государствах древности, армия советских рабов пополнялась не столько за счет внешних войн, сколько за счет массовых захватов собственных граждан. В 1930–1950-е годы делались попытки превратить ГУЛАГ в мощнейший источник совершенно бесплатных трудовых ресурсов. Масштабы советского рабовладения поражают. По самым скромным официальным подсчетам, в государственных рабах до 1953 года значилось 3,3 млн человек. Отметим, советские рабы – это подлинная государственная собственность, это настоящий общественный класс людей, который ничего не имел, кроме пайка. Как в Древнем Египте или в эпоху древнеримского рабовладения, советского раба можно было без больших формальностей в любой момент убить или уморить голодом, мучить побоями и пытать. Любой честный историк-марксист подтвердит: перед нами – классическая схема рабовладельческой формации.

О советском закрепощении крестьян сказано много. Имело место принудительное прикрепление к земле: при Сталине крестьянам было запрещено выдавать паспорта, что исключало передвижение сельских жителей по стране, где господствовал жесткий полицейский режим, дополненный системой прописки и беспрецедентного осведомительства. Этот крепостной режим существовал без каких-либо «юрьевых дней» и возможности бегов в непроходимые таежные леса и топи. Бежать из колхоза было практически невозможно. При необходимости десятки тысяч государственных крестьян переводились в ранг государственных рабов.

Малопроизводительный труд советских крестьян – это типичная феодальная барщина на бесконечных колхозных полях, но в значительно худших условиях, чем при господстве помещичьего землевладения. Люди трудились без выходных и даже без праздничных дней. А в феодальной России крестьянин работал на барина два-три, от силы четыре дня в неделю и имел много выходных по церковным и государственным праздникам. В феодальной России крестьянский надел в среднем был небольшим. Но советский крепостной имел микроскопическое личное подсобное хозяйство, с которого питался, причем и эта земля была не его, а государства-барина.

На стройках первых пятилеток активно использовали труд заключенных. На фото: группа заключенных каналоармейцев и сотрудник ОГПУ на строительстве Волго-Балтийского канала. 1933 год.Предоставлено М.Золотаревым

Наконец, с советского крепостного брали натуральный оброк: молоко, яйца, масло, мясо, кожу, овощи, фрукты и т. д. Председатели колхозов – классические бурмистры, старосты и управляющие барскими поместьями. Советского крестьянина, как это было и в классическом феодальном обществе, нельзя было попросту пристрелить, но можно было оставлять его впроголодь и жестко контролировать всю его, даже частную, жизнь.

В отличие от рабов ГУЛАГа, которые не имели права на размножение, крестьяне жили семьями, так как необходимы были солдаты и армия свободных рабочих рук для пополнения класса пролетариев в городах. Государство-барин крестьян слегка окультуривало: заботилось о создании сельских школ, строило сеть клубов и дало крестьянскому народу радио, а кое- где и электричество. Контролировать и управлять основной массой населения все же легче, когда прямое внеэкономическое и экономическое принуждение сочетается с «воспитательными» мерами и систематической промывкой мозгов. Итак, перед нами типичная форма возрожденного восточноевропейского феодального крепостничества.

Не меньшее впечатление производит капиталистический характер эксплуатации советского рабочего. Зарплата, которую он получал, едва обеспечивала физиологический прожиточный уровень. Почти все рабочие семьи в течение 70 лет советской власти едва сводили концы с концами. Зависимость от работодателя, то есть от государства-капиталиста, была абсолютной и несравнимой с положением рабочего класса в странах классического капитала.

Беззастенчивая (любимое выражение Ильича) эксплуатация – 10–12-часовой рабочий день до войны, в войну и долгое время после нее. Очень часто, вплоть до хрущевских времен, работа сверхурочно по выходным и праздничным дням. Полное отсутствие реального профсоюзного движения. Огромный разрыв между оплатой труда рабочих, особенно малоквалифицированных, и оплатой труда высшего управленческого персонала, распоряжавшегося предприятиями от имени государства. Подавляющую часть прибавочного продукта присваивало себе государство в точном соответствии с марксистской доктриной капиталистического присвоения прибавочной стоимости. Самая беспощадная капиталистическая форма эксплуатации трудящихся в ХХ веке была именно на советских фабриках и заводах в сталинское время.

Механизация пришла даже в сельскую глубинку: трактор, приспособленный для пилки дров в коммуне «8-й Октябрь». Около 1930 года. Предоставлено М.Золотаревым

Представители интеллигенции и мелкие служащие – довольно толстая прослойка – по большей части примыкали к пролетариям умственного труда. Точно так же они полностью зависели от единственного работодателя. Но малая часть интеллигенции, как и верхушка партийно-государственного аппарата, включая высшее армейское офицерство и большинство работников спецслужб, жили при социализме. У них были несопоставимо высокие оклады и гонорары, они могли покупать дачи, машины и много чего другого. Они приобретали в недоступных остальным магазинах товары и продовольствие по льготным, очень низким ценам. Для них было создано нечто вроде шведской модели социализма.

И наконец, высший эшелон. Тончайший слой партийно-государственной элиты, причем не только в центре, но и на периферии, жил в условиях реального коммунизма. Роскошные, по советским меркам, государственные квартиры, госдачи, персональный транспорт, курорты, лечение им и их семьям – все это высший слой номенклатуры получал за общественный счет. Разнообразные материальные блага и услуги – все это по потребности и бесплатно, за счет казны. Для людей, достигших коммунистической формации, деньги как будто отмирали. Они играли сугубо вспомогательную роль как средство обмена в момент контакта со структурами низшего класса.

При Сталине все формации были закольцованы: каждый в любой миг мог быть переведен как на более высокий формационный уровень, так и на низкий, включая ГУЛАГ. Только при Хрущеве эта круговая связь между различными стратами общества была разорвана, что и привело к постепенному окостенению социальной системы и ее упадку. 

ЛЕНИН О РЕЛИГИИ

«Марксизм есть материализм. В качестве такового он так же беспощадно враждебен религии, как материализм энциклопедистов XVIII века или материализм Фейербаха. <…>Мы должны бороться с религией. Это – азбука всего материализма и, следовательно, марксизма». «Религия – род духовной сивухи, в которой рабы капитала топят свой человеческий образ, свои требования на сколько-нибудь достойную человека жизнь». «Религия есть опиум народа, – это изречение Маркса есть краеугольный камень всего миросозерцания марксизма в вопросе о религии». «Всякий боженька есть труположество. <…>Всякая религиозная идея, всякая идея о всяком боженьке, всякое кокетничанье даже с боженькой есть невыразимейшая мерзость, <…>самая опасная мерзость, самая гнусная «зараза». Миллион грехов, пакостей, насилий и зараз физических гораздо легче раскрываются толпой и потому гораздо менее опасны, чем тонкая, духовная, приодетая в самые нарядные «идейные» костюмы идея боженьки».

Автор – Борис ИЛИЗАРОВ, доктор исторических наук

Борис Илизаров