«Он на всех парах рвался через болото»

О причинах неудачи большевистского эксперимента и роли Ленина в истории размышляет руководитель центра истории России, Украины и Белоруссии института всеобщей истории РАН, доктор исторических наук Александр Шубин

В.И. Ленин провозглашает советскую власть. Худ. В.А. Серов

- Владимир Маяковский на смерть вождя откликнулся поэмой «Владимир Ильич Ленин», в которой констатировал: «Ленин и теперь живее всех живых». С тех пор прошло девять десятилетий. Как по-вашему, Ленин и теперь жив?

– Жив. Он оказал очень большое влияние на историю нашей страны и всего мира, последствия его действий мы видим до сих пор, очень многие люди разделяют его идеи. А всякие идеи, которые внушают доверие политически активным людям, имеют шанс реализоваться, пусть и в каком-то ином, порой даже искаженном виде.

ЛИБО МАРКСИЗМ, ЛИБО НАРОДНИЧЕСТВО

– Почему из всего многообразия идеологий, существовавших во второй половине XIX века, Ленин выбрал именно марксизм?

– После того, как он решил посвятить себя борьбе с самодержавием и социальной несправедливостью, выбор у него был невелик: либо марксизм, либо народничество. Потому что в социализме, по пути которого Ленин пошел, во второй половине XIX века в России были популярны именно эти два течения.

Марксизм тогда действительно соответствовал чаяниям эпохи. Дело в том, что Карл Маркс – теоретик, который наиболее последовательно провел идеал индустриализма в социалистической идеологии. Марксистский идеал будущего – это государство-фабрика. Это уже даже не государство в собственном смысле слова, это централизованная система единого планового управления, которая охватывает весь мир.

Социалисты делали ставку на фабрично-заводских рабочих

Очень соблазнительная идея для того времени. Перед Россией стояли задачи индустриальной модернизации, и в связи с этим марксистская идеология имела большие шансы и в России, и во всех других модернизирующихся странах. Другой ответ на тот же вызов – модернизироваться, учитывая и щадя национальные традиции, защищая массы от последствий модернизации, которые всегда тяжелы. Это вариант народничества.

Однако Ленин был человек очень решительный, очень волевой, внутренне цельный, и в конечном счете сантименты для него не много значили. Для него было важно достижение идеала, в какой-то момент он четко представил себе этот идеал и начал к нему двигаться.

– Какую роль здесь сыграла семья Ленина?

– Конечно, трагическая история с казнью старшего брата Александра в 1887 году стимулировала его интерес к политике. Из этого не следует, что «Ленин отомстил царю», но враждебное отношение к режиму после казни брата было практически неизбежно.

Хотя надо отдать Ленину должное: нелюбовь к самодержавию для него была не главной. Он смотрел дальше. Он боролся с капитализмом, который, естественно, мог существовать и после свержения самодержавия.

ПЕРИФЕРИЙНЫЙ КАПИТАЛИЗМ

– А капитализм разве не был тогда достаточно современен?

– Ленин увидел в России проявления того капитализма, который мы теперь, с легкой руки философа-неомарксиста Иммануила Валлерстайна, называем периферийным. На самом деле, это же замечали и наши народники, скажем, теоретик эсеров Виктор Чернов: капитализм делит мир на страны, которые являются его «землей обетованной», и страны-данницы. Ленин эту проблему тоже понимал, он говорил об азиатском капитализме.

В начале ХХ века политическая борьба становилась все более ожесточенной, и забот у полиции прибавилось

В чем смысл такого подхода? Россия, как и любое периферийное общество, опоздала к накрытому столу капитализма: он уже не решал ее вопросов. И Ленин искал путь, который позволит превзойти стадию капитализма.

С этой точки зрения марксизм – это попытка вырваться с периферии, и, кстати, именно то, что потом с восторгом восприняли в Китае, Индии, Вьетнаме – в отстающих странах. Это то, что сделало советский проект мировым. Да, Германия не пошла по пути Маркса, но Китай пошел (сам Маркс очень бы удивился этому). Однако Китай получил знание об этом пути через Россию.

– Почему возникло убеждение, что пролетариат – это передовой класс общества? Ведь что тогда представляли собой заводы? Дикие условия труда, бедность – не Силиконовая долина, одним словом. Тем более в России, которая вообще была отсталой крестьянской страной...

– В этом нет противоречия. Что видели социалисты середины XIX века даже в Англии – самой передовой стране того времени? Что люди, трудом которых создается богатство страны, живут в скотских условиях. Значит, благородная задача – освободить их от этих скотских условий. Освободить сверху невозможно. Потому что классовая система, классовое господство буржуазии не даст этого сделать. Следовательно, систему нужно снести, а сломать ее могут только люди отчаявшиеся, то есть сами пролетарии.

Между тем это не только отчаявшиеся люди, но и организованные фабричные работники. Не один Маркс понял, но он в наибольшей степени развил идею, что фабрика создает армию, которая свергнет всю систему, и тогда появится возможность освободить этих людей.

Социалисты обращали внимание на то, что, несмотря на тяжесть условий существования, у пролетариев есть внутренняя мораль. Но это не мораль буржуазии, которая, по мнению социалистов, в основе своей фарисейская. Они полагали, что пролетарии имеют чувство искренней внутренней солидарности, выкованное той же фабрикой. Они альтруистичны, потому что им «нечего терять, кроме собственных цепей», они решительны, они организованны. Да, пока они некультурны, но, во-первых, культура постепенно проникает в их ряды, и марксисты будут содействовать проникновению именно социалистической культуры, а во-вторых, после свержения буржуазии все просветительские проекты будет гораздо легче организовать – и проблема решится сама собой.

УПРАВЛЯЕМЫЙ КЛАСС

– Они просто верили в пролетариат и его миссию?

– Конечно, с нашей колокольни, когда мы уже знаем, что было дальше, можно понять, что пролетариат на самом деле хотел не социализма, а социальных гарантий. Более того, в силу своей внутренней структуры он при социализме не мог сохраниться. Ведь социализм – это общество без разделения на господствующие, управляющие и трудящиеся, управляемые классы. А пролетариат организован как управляемый класс. Он стремился к тому, что сегодня мы называем социальным государством. Сверхзадача пролетария, если он остается пролетарием, – получить высокую зарплату и социальную защиту, то есть стать, по существу, средним слоем того же индустриального общества. Социальное государство это обеспечивает.

Социалисты же говорят: ты давай, бери в свои руки производство, рули им. Пролетарий отвечает: да вы чего, я в свободное время должен еще и рулить?! И это проблема, с которой социалисты очень часто сталкивались. Я не критикую сейчас пролетариев: нормальные люди, они хотят жить, получать достаточные зарплаты. И ни к чему большему они не стремятся. Кто стремится к большему, вскоре выходит за рамки пролетариата.

Изменить ситуацию всегда и везде пытаются креативные классы. Когда я говорю «креативный», то имею в виду, что в каждом обществе есть класс, который несет креативную, творческую функцию. Это могут быть монахи в Средневековье, это информалиат [«информационные ремесленники», «умственные рабочие» – новый класс, сочетающий в себе функции творчества, труда и руководства. – «Историк»] в постиндустриальном обществе, и это, безусловно, интеллигенция в индустриальном обществе.

Марксистская интеллигенция нашла себе армию в лице пролетариата и думала, что с помощью этой армии сломает капиталистический строй, после чего сам собой получится именно социализм в том варианте, который они называли коммунизмом. Маркс не учел, что может получиться что-то еще…

– При этом большевистская партия никогда не была собственно пролетарской. Ленин ни дня на заводе не работал...

– Но писал от первого лица: «Мы, сознательные рабочие…»

Уже в «Манифесте Коммунистической партии» Маркс предполагал, что от имени пролетариата будет действовать организация пролетарских революционеров, которую составят выходцы из других классов, служащие пролетариату.

Это вызывало большие споры в социалистическом движении, связанные с вопросом о том, кто придет к власти: организация пролетариата или организация, действующая от имени пролетариата? Теоретик анархизма Михаил Бакунин, например, критиковал Маркса за стремление управлять обществом от имени пролетариата.

Владимир Ленин в своем кабинете в Кремле беседует с английским писателем Гербертом Уэллсом. Москва. Октябрь 1920 года

Ленин откровенно писал, что пролетариат сам не может выработать пролетарскую идеологию, что она возникнет в результате работы интеллигенции и затем будет привнесена в рабочую среду. Здесь с ним можно согласиться. Но он шел дальше: раз есть интеллигенция, которая сейчас служит пролетариату в таком важном деле, то и потом она будет служить ему на ответственных постах. И вот это уже очень сомнительное

ЧЕЛОВЕК НА ПЕРЕСЕЧЕНИИ

– Чем Ленин отличался от других русских революционеров и вообще политических лидеров?

– Прежде всего, как я уже сказал, это была волевая цельная натура, неплохо подготовленная в культурном смысле. Это был не лучший мыслитель столетия, но он мог вести интеллектуальную полемику на одном уровне с другими яркими социал-демократами.

Однако Ленин понял, что пребывать в бесконечных спорах неинтересно. Нужно двигаться вперед и заниматься делом, в первую очередь организационным строительством. Он выделил из социал-демократической среды деловых и радикальных людей, которые были слабее его в теории. И дальше пестовал не всю социал-демократическую партию, а эту свою школу. Он собирал и готовил будущих офицеров рабочей армии, трансляторов идей, в том числе таких ярких, как Григорий Зиновьев и Лев Каменев, но за собой все-таки оставлял нишу самого сильного теоретика.

Он всегда побеждал в теоретических спорах со своими, но позволял им снова нападать, чтобы искать в этой дискуссии новые эффективные пути борьбы.

Таким образом, Ленин – это человек на пересечении. Не самый яркий интеллектуал среди социал-демократов, но самый организованный среди ярких интеллектуалов социал-демократии. И при этом самый яркий интеллектуал уже среди самых организованных – большевиков.

– В собственной партии Ленин был диктатором?

– При Ленине шли внутрипартийные дискуссии, но на основе так называемого демократического централизма. С Лениным можно было спорить, но время от времени говорилось: «Стоп. Обсудили. Делаем так».

– И кто это говорил? Сам Ильич?

– Нет. Официально – органы партии, Центральный комитет. Но в каждой эффективно действующей организации есть определенный набор функциональных ниш. Плохо, когда какая-то ниша либо отсутствует, либо перегружена (скажем, слишком много теоретиков), либо когда один человек мечется в нескольких нишах – тогда он перегружается сам.

Так вот Ленин, конечно, перегружался, потому что он сочетал нишу арбитра с нишей одного из стратегов. С одной стороны, ему было интересно, вести внутрипартийную полемику и всегда ее выигрывать, а с другой – он, как лидер партии, добивался вынесения окончательного решения вовремя, продавливая его через ЦК уже волевым путем, а не только аргументами.

Умеренные социалисты – большевик Лев Каменев (на фото слева) и меньшевик Юлий Мартов (на фотосправа) – часто спорили с Лениным о путях развития революции и страны в целом. Фотохроника ТАСС

Но, подчеркну, он говорил «стоп» после того, как проводил решение через внутрипартийную полемику. Благодаря этому принятые решения лучше понимались партией, ощущались как внутренне легитимные, люди были готовы выполнять их с душой. Оппоненты были уверены: их или победили с помощью аргументов, или они не смогли убедить большинство, то есть не один самодур что-то такое решил, а «мы все вместе приняли это решение».

Причем Ленин учитывал критику, был чувствителен к импульсам среды. В этом отношении марксистская идея праксиса очень даже работала. Ощущая, скажем, что крестьянство совсем озверело от военного коммунизма, он делал откат, отступление.

В крестьянской стране с не вполне сформировавшимся, маргинализированным пролетариатом Ленин не стал дожидаться идеальных марксистских условий. Он организовал массы городской бедноты и повел их на штурм во имя «целей пролетариата». И таким образом разрядил социальную бомбу в городах. Часть «лишних людей» погибла при штурме, часть из них сделала карьеру в новой системе.

Но вся эта бурная деятельность требовала огромной нагрузки, потому что Ленин сочетал несколько функций. А оказавшись у власти, он стал вмешиваться еще и в организационную текучку, поскольку не хватало подготовленных и преданных большевистскому проекту кадров для управления страной и экономикой.

СОСЛАГАТЕЛЬНОЕ НАКЛОНЕНИЕ

– Если бы большевики не пришли к власти, мы бы помнили Ленина?

– Мы можем назвать несколько моментов, которые могли в силу субъективных причин вывести Ленина из большой политической игры 1917 года.

Он мог утонуть в Ботническом заливе в 1907-м, когда шел по его льду и тот треснул. Тогда бы его помнили специалисты как одного из основателей российской социал-демократии.

Он мог остаться в Швейцарии в 1917-м, потому что был блокирован Великобританией и Францией, а Германия, не исключено, могла просто не сыграть в эту игру с пломбированным вагоном и не пустить его в Россию. И тогда мы бы помнили его как лидера крупной, важной фракции в РСДРП, который играл большую роль во внутрипартийной борьбе, причем даже впоследствии, ведь война бы закончилась, он вернулся бы в Россию, РСДРП бы сохранилась.

Но тогда в России большевиков возглавили бы Каменев и Сталин, сторонники более умеренного курса, которые шли к союзу с меньшевиками, а может быть, и к восстановлению единства РСДРП. Ленин же был очень твердым в отстаивании именно радикальной версии марксизма. Остальные говорили, что, мол, «условия не созрели».

– То есть тоже ссылались на «практику»?

– Все на нее ссылались и называли оппонентов утопистами. «Утопист» Ленин потом оказался практиком очень серьезным: он-то в ходе Гражданской войны выиграл у огромного количества врагов. Совершенно не факт, что социалисты, если бы они столкнулись с гражданской войной, смогли бы удержаться у власти, а Ленин смог.

Другое дело, что, вероятно, у социалистов был шанс избежать гражданской войны благодаря именно компромиссу большевиков, меньшевиков и эсеров. А это уже, в свою очередь, очень многое меняет в истории страны.

Лидер эсеров Виктор Чернов (1873–1952) пережил большинство своих политических оппонентов

Путь эсеров в союзе с меньшевиками и умеренными большевиками – это движение к модели «Швеция + Швейцария», с российскими особенностями, разумеется. Сочетание федерализма, местного самоуправления и региональной автономии (Швейцария) и сильного демократического социального государства (Швеция) для России оптимально. Страна большая, а значит, необходима передача значительной части власти на места, а также ее распределение между разными уровнями, а не концентрация. Кстати, еще Бакунин апеллировал к опыту Швейцарии. А шведская модель, при всей ее противоречивости, больше всего соответствует характерному для жителей России стремлению к социальной справедливости, к решению тех самых задач социальной защиты, которые были так важны в начале века, да и сейчас. Большевики и без Ленина включились бы в это движение, как мотор, но угроза гражданской войны при сохранении широкого левого фронта резко бы снижалась.

Впрочем, с другой стороны, без Ленина левый проект мог бы и заглохнуть (как это произошло в Германии), потому что лидером большевиков стал бы Каменев, который был человеком компромисса, очень осторожным. А Ленин на всех парах рвался через болото, так как видел цель – коммунистическое общество будущего – и думал, что ее можно достичь быстро.

Именно эта утопия оказалась его сильным козырем, потому что он перешел через болото, а Чернов и Каменев вместе с лидером меньшевиков Юлием Мартовым могли бы 40 лет водить Россию по пустыне, причем неизвестно, не привели бы они ее к поражению демократии, что в раскладах того времени, скорее всего, означало бы скатывание к фашизму. Об этом говорит опыт Восточной, Центральной и Южной Европы: только Чехословакия не прошла через правоавторитарный режим. А Россия – большая страна с мощным националистическим потенциалом, с разрухой и озверением. Выбор в конечном итоге был жесткий: либо социалистический проект, либо фашизм.

КРАСНЫЙ ТЕРРОР

– Откуда эта печально знаменитая большевистская жестокость, пресловутый красный террор?

– Так бывает, когда радикальный проект осуществляется насильственно и накладывается на архаические традиции страны. Радикализм Ленина опирался на утопию коммунизма. При этом я считаю, что слово «утопия» само по себе не ругательное. Утопия – это проект, который может очень серьезно менять реальность. Проекты движения в будущее необходимы, но общество нужно убеждать в их правильности, а не навязывать силой. Большевики решились действовать силой. Они надеялись, что им удастся быстро преодолеть небольшое сопротивление эксплуататоров, а остальные массы поддержат строительство коммунизма (то есть напряженную, тяжелую работу по созданию современной промышленности, управляемой из единого центра).

Они думали, что все это получится автоматически, просто в результате естественного исторического развития, и социализм – нетоварное, саморегулируемое, индустриальное общество – начнет расти как на дрожжах в силу его оптимальности.

– Напоминает рассуждения некоторых современных, особенно либеральных мыслителей, что сейчас мы быстренько институты хорошие наделаем – и все само пойдет.

– Да, похоже. Ленин рассуждал: заключаем мир, разбиваем слабо сопротивляющиеся силы буржуазии (заметьте, все это было реалистично) и делаем главное – налаживаем экономику. Будут работать электромоторы, крестьянин пересядет с лошади на трактор, ничего не будет расходоваться зря (все же предусмотрит мудрый план), в нашем распоряжении окажутся огромные ресурсы, которые прежде пропадали из-за капиталистической неразберихи.

Ленин на всех парах рвался через болото, так как видел цель – коммунистическое общество будущего – и думал, что ее можно достичь быстро

Но Ленин ошибался, думая, что через болото проблем сможет прорваться быстро. Ведь, захватив власть насильственным путем, большевики рассорились с левыми силами, за которыми стояло большинство активного населения. Сначала вроде бы получалось, как надеялся Ленин. Первая Гражданская война конца 1917 – начала 1918 года оказалась относительно легкой. Генерала Корнилова прогнали – бродить по степям в «Ледяной» поход. А вот с крестьянством и представлявшими его интересы эсерами, как выяснилось, было куда сложнее.

При Сталине ближайший соратник Ленина Григорий Зиновьев (1883–1936) был расстрелян за антисоветскую деятельность

Вошли во вкус насилия, нажали на широкие крестьянские массы и средние городские слои – и доразломали страну. Разогнали Учредительное собрание – поссорились с политически активными слоями общества. Включили на полную мощь продовольственную диктатуру, и это спровоцировало недовольство крестьян. Развернулась борьба массовых сил не на жизнь, а на смерть. Из этого вытекают концлагеря, из этого же вытекает втягивание в государственный аппарат подонков общества, потому что нужны люди, которые умеют расстреливать без сантиментов. Началась деформация большевистской элиты: если прежде это были деловые люди – организаторы переворота, агитации, в перспективе строители нового общества, то теперь это люди, которые умеют только воевать, и воевать долго.

– Репрессии и прочие ужасы замысливались как временные меры или это была долгосрочная программа?

– Это было ситуативно, была надежда все это вскоре ликвидировать. Более того, концлагеря действительно ликвидировали после Гражданской войны. ГУЛАГ – уже продукт конца 1920-х годов, а до этого оставили лишь Соловецкий лагерь для политических.

Но очень важный урок этой истории заключался в том, что Ленин на практике опроверг идею Маркса, будто через диктатуру можно прийти к супердемократии. И сам Ленин в конце жизни пришел в ужас от того, что они понастроили, что бюрократическая гора оказалась лишь подмазана «советским миром» (он имел в виду «миро» – церковное масло). Выяснилось, что они не смогли перебороть русскую архаику, бюрократию – то, что было Ленину так ненавистно еще с юности.

Коммунисты бюрократию даже укрепили. Они создали мобилизационную экономику и думали, что получится марксова схема: супердемократия наверху и плановое общество внизу; а вышла классическая фабрика. Ну а если вы делаете фабрику размером с государство, то у вас управленческий аппарат будет соответствующий – гигантский. Вы его заполняете обычными людьми, а не идейными большевиками, и все это дальше начинает работать по законам бюрократии, а не по законам, открытым Карлом Марксом.

«ШТУРМ НЕ УДАЛСЯ – НАЧИНАЕМ ОСАДУ»

– То есть можно сказать, что к концу жизни Ленин – уже разочаровавшийся и немножко потерявшийся человек?

– Конечно, немножко потерявшийся, но не отказавшийся от цели. Большевики сохранили власть – вообще для любого правителя это считается победой. В шахматной партии Гражданской войны и революции Ленин выиграл, а в дальнейшем стал думать: к реализации основного проекта не очень приблизились, но мы удержали власть и у нас есть командные высоты экономики.

Штурм не удался – начинаем осаду. Поднимаем уровень культуры, развиваем кооперацию. Восстанавливаем промышленность с помощью плановой экономики.

Советские чекисты были готовы выполнить любой приказ

Это – не тотальное поражение. Ленин считал, что продвинулся к цели. Просто не настолько к ней приблизился, как казалось возможным в 1917 году.

В крестьянской стране с не вполне сформировавшимся, маргинализированным пролетариатом Ленин не стал дожидаться идеальных марксистских условий. Он организовал массы городской бедноты и повел их на штурмво имя «целей пролетариата»

При этом Ленин преувеличил размеры «советского мира». На самом деле идейные большевики концентрировались в Политбюро, но в аппарате идейные кадры были рассеяны среди других бюрократов, и отсюда легкость, с которой потом бюрократия их давила, когда Сталин дал на это добро.

Созданная Лениным система годилась для последующей мобилизации сил в целях индустриализации страны. Да, тоже дикими средствами, потому что такие «дикие» кадры были унаследованы от Гражданской войны, но задача-то была решена.

– Сталин – продолжатель дела Ленина?

– Сталин – продолжатель дела Ленина, но там свой праксис и свои психологические особенности. Ленин, очевидно, тоже совершил бы многие вещи, которые мы считаем ужасами сталинизма. Индустриализация, к примеру, без нажима на крестьянство была непредставима. Но, возможно, это было бы несколько более рационально, возможно, больше бы прислушивались к так называемым буржуазным специалистам. Иными словами, по-видимому, это все же была бы более динамичная, гибкая система.

Между тем не факт, что при стареющем Ленине большевизм не развалился бы на несколько фракций, которые сохранялись бы в партии долго. В условиях империалистического окружения, которое было реальностью, а не просто лозунгом, открытое противостояние правого и левого крыла в одной партии или создание многопартийности привели бы к потере господствующих высот.

Жертвой красного террора стала семья Николая II, расстрелянная вместе с последним императором в ночь с 16 на 17 июля 1918 года. Фотохроника ТАСС

Смог бы Ленин, более склонный, чем Сталин, к маневрированию, но стареющий, усталый, реализовать марксистский проект или его окружение свернуло бы, скажем, в сторону Николая Бухарина, с последующим выходом уже на обычную колею периферийного капитализма? Тогда получилась бы политическая модель Мексики, где тоже была правящая революционная партия, на которую возлагались большие надежды, но в итоге страна не смогла сойти с колеи периферийного капитализма.

Сталин жесткой рукой сумел провести Россию через болото по пути, который указал Маркс, – к централизованной системе управления экономикой.

– Значит, если бы Карл Маркс увидел себя на советских знаменах, он бы не обиделся?

– Ну, его интеллигентская душа могла бы дрогнуть, если б он увидел реки крови, которые полились при практической реализации его идей. Но с другой стороны, теоретически он не боялся террора. Он восхищался Великой французской революцией, которая тоже была весьма кровавой. Поэтому думаю, что при Ленине Маркс вполне мог бы не обидеться. Но вот Сталина, наверное, уже не вытерпел бы.

Сталин жесткой рукой сумел провести Россию через болото по пути, который указал Маркс, – к централизованной системе управления экономикой

Результат «пролетарской революции» Маркса бы разочаровал, как и многих большевиков. По его теории, в посткапиталистическом обществе эксплуатация и закрепленная социальная иерархия были невозможны. В Советском Союзе и то и другое было. В этом отношении Сталин, объявив социализм в 1937 году, очень серьезно отошел от марксизма. Но опять же вопрос: это развитие марксизма или отход от него? Да, они привели корабль совсем не туда, куда предполагал Маркс, но мог ли марксистский проект привести к чему-то принципиально другому? Ветер истории сдувал корабль в определенную сторону. Ленин еще мог оставаться в рамках марксизма, а вот наследники уже нет.

Практика Иосифа Сталина, Мао Цзэдуна, Иосипа Броз Тито и других коммунистов-победителей уже очень жестко выявила внутренние противоречия марксизма, противоречия между централизмом и демократией. Общегосударственная фабрика не может быть демократичной.

– Получается, все дело в противоречиях, которые изначально содержались в марксизме?

– В марксизме и в нашей культуре. Марксистская система создала тоталитарный каркас, но на этом каркасе была оболочка из нашей культуры, и эта культура является не менее важным элементом, чем сам каркас.

Для одних большевиков фактор отечественной культуры был сопротивлением среды, а для других – опорой. Сталин, например, пытался опереться на особенности России. А Ленин хоть и признавал важность отечественной культуры, но все-таки был человеком мирового образования и мировых предпочтений.

Александр Шубин, д.и.н. Фото Натальи Львовой

Беседовал Дмитрий КАРЦЕВ