«Карамзин как историк»

Русский историк Константин Бестужев-Рюмин очень точно выразил чувства многих поколений россиян по отношению к человеку, открывшему прошлое нашей великой Родины.

Портрет К.Н. Бестужева-Рюмина. Худ. Е.С. Зарудная-Кавос. 1889

«История государства Российского» Н.М. Карамзина оказала исключительное влияние на следующее поколение отечественных историков. Восторженные отзывы о знакомстве с «Историей» в детские и юношеские годы оставили такие мэтры историографии, как Михаил Петрович Погодин и Сергей Михайлович Соловьев. Среди поклонников таланта «последнего летописца» был и академик Константин Николаевич Бестужев-Рюмин (1829–1897). По его признанию, в первый раз он прочел труд Карамзина «от корки до корки» в семь лет и затем неоднократно перечитывал.

Став профессиональным историком, Бестужев-Рюмин около 20 лет возглавлял кафедру русской истории в Санкт-Петербургском университете, основал собственную историческую школу. В числе его трудов – фундаментальная «Русская история» в двух томах, доведенная до рассказа о смерти Ивана Грозного, диссертация «О составе русских летописей до конца XIV века», многочисленные статьи по вопросам источниковедения и историографии.

В 1866-м в связи со столетием со дня рождения первого российского историографа Бестужев-Рюмин произнес в Санкт-Петербургском университете речь «Карамзин как историк», которая в том же году была издана отдельной брошюрой. Предлагаем вниманию читателей наиболее значимые ее фрагменты.

«Можно выбрать, одушевить, раскрасить»

…По «Истории государства Российского» мы знакомились с тем, что совершалось в давние годы; в ней находили мы уроки высокой нравственности; учились любить родную землю, любить добро, ненавидеть зло, презирать ложь, лесть и коварство; в живых образах являлись нам и великие подвиги, и позорные деяния; яркие образы запечатлевались в памяти и на всю жизнь становились светлыми маяками. Каждый из нас, кто занялся историей своей страны, занялся, может быть, и потому отчасти, что впервые он познакомился с нею в высокохудожественном рассказе Карамзина, и в позднейшие годы, много раз обращаясь к знакомым страницам, находил здесь поучения другого рода: учился, как относиться к источникам, как их находить, как их изучать. <…>

Пушкин заметил чрезвычайно остроумно и метко, что Карамзин открыл древнюю Русь, как Колумб открыл Америку. В конце XVIII, а особенно в начале XIX века, в эту пору самого сильного разгара русского европеизма, в так называемой образованной среде древность русская была совершенно неизвестна: место отцовских библиотек, состоявших из старых рукописей, заняли в боярских палатах собрания французских писателей XVIII века и их английских первообразов, разумеется, во французском переводе; старинное воспитание, с детства приучавшее слух к звукам языка церковнославянского, то воспитание, о котором с таким умилением вспоминает Фонвизин, отошло в область преданий; русские дети с самого нежного возраста залепетали по-французски; многие герои и думали, и говорили по-французски…

В высших сферах действуют – как видно из книги барона Корфа и некоторых недавно изданных источников – галломаны, англоманы и даже враги России. Наполеонов кодекс – создание отвлеченного мышления – переводится на русский язык и назначается служить руководством в наших судах и училищах; поэты, в минуту опасности отечества чтоб одушевить войско, взывают к теням героев прежних лет, и встают на их зов тени Оссиановых героев, только названные русскими именами; в этих туманных картинах мы не узнаем тех, чьи имена должны быть дороги сердцу каждого русского; лица, создаваемые воображением тогдашних поэтов, так же мало похожи на русских людей, как эти герои на русских героев: это – лица Расина или Мольера, но не живые русские типы. <…>

До начала исторической работы Карамзин вырабатывал свой общий взгляд и вместе с тем развивал его и в обществе своей деятельностью. <…> «Говорят, – пишет он из Парижа в «Письмах русского путешественника», – что наша история менее других занимательна: не думаю; нужен ум, вкус, талант; можно выбрать, одушевить, раскрасить. <…> Что неважно, то можно сократить, как сделал Юм в «Английской истории»; но все черты, которые означают свойство народа русского, характер древних наших героев, отменных людей, происшествия действительно любопытные описать живо, разительно.

У нас был свой Карл Великий – Владимир, свой Лудовик XI – царь Иоанн, свой Кромвель – Годунов, и еще такой государь, которому нигде не было подобных, – Петр Великий. Время их правления составляет важнейшие эпохи в нашей истории, и даже в истории человечества; его-то надобно представить, а прочее можно обрисовать, но так, как делал свои рисунки Рафаэль или Микель-Анджело». <…>

Не думаю, чтобы кому-нибудь из людей, хорошо знающих «Историю государства Российского», – а кто из людей сколько-нибудь образованных не знает ее? – показалось странным то мнение, что трудно найти в какой-либо литературе произведение более благородное. Оно благородно сочувствием ко всему великому в природе человеческой, благородно отвращением от всего низкого и грубого.

9-й том «Истории» Карамзина служит лучшим доказательством, что автор не останавливался ни перед какими соображениями, если хотел высказать все свое негодование: мягкий, снисходительный, любящий, Карамзин умел быть неумолим, когда встречался с явлением, возмущавшим его душу; вспомните, с каким негодованием он относится к Грозному, с каким презрением к его окружающим. <…>

Карамзин не проходит ни одного позорного деяния, чтобы не выразить к нему своего отвращения. Зато, с другой стороны, посмотрите, с какою любовью он останавливается на каждом светлом лице, на каждом доблестном подвиге: как ярко выходит защита Владимира от татар, Куликовская битва; как он изображает митрополита Филиппа, Владимира Мономаха и т. д. <…>

В Карамзине мы видели редкое соединение сил, которые по большей части встречаются порознь: огромного таланта и изумительного трудолюбия

«Где нет любви, нет и души»

Любя хорошее везде, Карамзин преимущественно любил его в России. «Чувство: мы, наше, – говорит он в предисловии к «Истории», – оживляет повествование, и как грубое пристрастие, следствие ума слабого или души слабой, несносно в историке, так любовь к отечеству даст его кисти жар, силу, прелесть. Где нет любви, нет и души».

«Для нас, русских с душою, – писал он к Тургеневу, – одна Россия самобытна, одна Россия истинно существует; все иное есть только отношение к ней, мысль, привидение. Мыслить, мечтать мы можем в Германии, Франции, Италии, а дело делать единственно в России: если нет гражданина, нет человека, есть только двуножное животное с брюхом». «Истинный космополит, – говорит он в предисловии к «Истории», – есть существо метафизическое или столь необыкновенное явление, что нет нужды говорить о нем, ни хвалить, ни осуждать его. Мы все граждане, в Европе и в Индии, в Мексике и в Абиссинии; личность каждого тесно связана с отечеством: любим его, ибо любим себя».

Слова эти не оставались только словами: истинный патриотизм, состоящий не в том, чтобы без разбора хвалить все, особенно то, что льстит вкусу дня, не разбирая того, какой день – дни ведь бывают разные, – а в том, чтобы по совести сказать правду, – такой патриотизм в высокой степени отличал Карамзина. <…>

В «Истории» патриотическое чувство Карамзина сказалось чрезвычайно ярко и сказалось так, что невольно сообщается читателю: он страдает во время ига татарского, торжествует освобождение от него, тяготится временем Грозного, негодует на Шуйского. Высокий художественный талант Карамзина не подлежит никакому сомнению; но никакой талант не в состоянии увлечь до такой степени, если бы писатель сам не чувствовал того, что он внушает. Только любви дается эта способность живого представления, только живя сердцем в воображаемой эпохе, можно перенести в нее другого; тут мало и ума, и знаний. <…>

В Карамзине мы видели редкое соединение сил, которые по большей части встречаются порознь: огромного таланта и изумительного трудолюбия. <…> Такой талант, какой был у Карамзина, – редкий дар природы, и Бог знает, когда мы дождемся другого Карамзина в области русской истории; но каждый должен работать – по мере сил, каждый должен стараться искать истины и честно служить ей. В этом да служит Карамзин образцом всем нам.

Подготовил Александр САМАРИН