Первый царь

В январе 1547 года в Успенском соборе Кремля состоялось венчание на царство великого князя Московского Ивана Васильевича…

Царский венец и трон. Государственный историко-культурный музей-заповедник «Московский Кремль» (Фото: Сергей Субботин/РИА Новости)

Иван Васильевич первым из русских государей стал царем всея Руси, а Русское государство во всеуслышание заявило о себе как о наследнике великой Византийской империи.

«Невозможно христианам иметь Церковь и не иметь царя»

Со времени Крещения Руси Византия была для русских своеобразным эталоном, которым поверяли политическое устройство, развитие культуры и искусства. Так, по словам великого князя Московского Симеона Гордого, царство ромеев «есть источник всякого благочестия и училище законодательства и освящения».

Даже накануне падения Константинополя авторитет византийского императора в глазах русских был чрезвычайно высок. Византийскую идею царя раскрыл в письме великому князю Московскому Василию I Дмитриевичу (1389) патриарх Константинопольский Антоний IV: «Святой царь [имеется в виду византийский император. – Т. С.] занимает высокое положение в Церкви, но не то, что другие поместные князья и государи. Цари вначале упрочили и утвердили благочестие во вселенной; цари собирали Вселенские соборы, они же подтвердили своими законами соблюдение того, что говорят божественные и священные каноны о правых догматах и благоустройстве христианской жизни, и много подвизались против ересей. <…> На всяком месте, где только имеются христиане, имя царя поминается всеми патриархами и епископами, и этого преимущества не имеет никто из прочих князей и властителей. <…> Невозможно христианам иметь Церковь и не иметь царя. Ибо царство и Церковь находятся в тесном союзе и общении между собой и невозможно отделить их друг от друга. <…> Один только царь во вселенной, и если некоторые другие из христиан присвоили себе имя царя, то все эти примеры суть нечто противоестественное и противозаконное».

Впитав уроки византийских учителей, на Руси хорошо усвоили саму идею царя как некой от Бога данной и Богом утвержденной силы, призванной в согласии со священством охранять и укреплять правоверие во вселенной…

Уния и падение Второго Рима

Василий Темный в 1440 году отвергает соединение с латинскою церковью, принятое митрополитом Исидором на Флорентийском соборе. Гравюра Б.А. Чорикова. XIX век (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Московские князья никогда не забывали, что они связаны с императорским домом узами кровного родства. Как было написано в инструкциях, данных в 1489 году Иваном III русскому послу, направленному к императору Священной Римской империи Фридриху Габсбургу, князья на Руси «по изначальству были в приятельстве с передними римскими цари… да и государь наш в братстве и любви был с ними…».

Однако образ вселенского владыки на протяжении многих десятилетий оставался для московских правителей недостижимым, хотя и влекущим идеалом. Известно, что еще со времен Дмитрия Донского отдельные князья в некоторых случаях именовали себя царями. Но это был титул «для внутреннего пользования»: он лишь подчеркивал значение князей как независимых правителей, получивших такой статус по праву наследства. Общаясь же с внешним миром, русские князья не требовали от владык других стран называть их царями.

Ситуация резко изменилась в середине XV века. В 1439 году во Флоренции была подписана уния православной церкви с католической, а спустя несколько лет, в 1453-м, под ударами турок пал Константинополь. То, что византийский император, от Бога призванный охранять основы веры, решился на подписание унии, произвело неизгладимое впечатление на русских. А еще большее впечатление произвело на них падение Второго Рима под ударами «неверных»: в Москве оно воспринималось как «наказание Божье» за союз греков с латинянами.

В сложившейся ситуации впервые в новой для русских правителей роли блюстителя православия выступил Василий Темный. В одном из полемических сочинений, направленных против унии, – «Сказании о Флорентийском соборе» – великий князь Московский уже назван «всея русския земли утверждением, а греческой веры подтверждением и поддержанием».Венчание на царствоТем ощутимее для русских было значение венчания на царство Ивана IV в январе 1547 года, демонстрировавшего всему миру право наследования Россией той роли, которую некогда играли на международной арене Византия и ее император, почитавшийся царем всех православных христиан.

Одни историки (в частности, этой точки зрения придерживался Василий Ключевский) считают, что инициатива венчания на царство исходила непосредственно от молодого великого князя Ивана Васильевича, которому к тому моменту не исполнилось и 17 лет. Однако большинство исследователей (вслед за Николаем Карамзиным) полагают, что первым с такой идеей выступил тогдашний глава Русской церкви – митрополит Макарий, один из наиболее близких советников будущего царя и его духовный наставник.

«СВЯТОЙ ЦАРЬ ЗАНИМАЕТ ВЫСОКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ В ЦЕРКВИ, НО НЕ ТО, ЧТО ДРУГИЕ ПОМЕСТНЫЕ КНЯЗЬЯ И ГОСУДАРИ»

Известно, что Иван IV венчался на царство не получив благословения патриарха Константинопольского и, следовательно, незаконно согласно средневековым канонам. Венчание молодого государя проходило в соответствии с чином и ритуалом, которые специально по этому случаю разработал, вероятнее всего, митрополит Макарий.

Как отмечают исследователи, составленный тогда чин имел ряд отличий от византийского. Так, в русский чин не вошло возглашение царя святым, которое следовало сразу после миропомазания. По-видимому, сам ритуал миропомазания не был совершен над Иваном IV. Дело в том, что подробный текст византийского чина был прислан из Константинополя лишь в начале 1560-х годов, когда после долгих переговоров Ивану Грозному post factum удалось добиться патриаршего благословения на уже свершившееся венчание и тем самым обеспечить законность своего царского титула.

Митрополит Макарий возложил на великого князя знаки царского достоинства – крест, бармы и шапку Мономаха – и благословил его. Затем он обратился к нововенчанному государю с наставлением, которому отводилась очень важная роль в церемонии. Пастырь увещевал царя: «Братию свою по плоти люби и почитай… Бояр же и вельмож жалуй и береги по их отечеству; ко всем же князем и княжатам, и детем боярским, и ко всему христолюбивому воинству буди приступен, и милостив, и приветен по царскому своему сану и чину; всех же православных христиан блюди и жалуй и попечение о них имей от всего сердца…»

Почему Иван – Четвертый?

Интересно, что Иван Грозный не всегда обозначался как Четвертый. Во-первых, в допетровскую эпоху цифрового обозначения монархов вовсе не существовало. А во-вторых, известно, что в 1740 году Иван Антонович был провозглашен императором под именем Иоанна III.

Таким образом, Иван Грозный считался Иоанном I, поскольку именно он первым был венчан на царство. И только Николай Карамзин в своей «Истории государства Российского» начал отсчет с великого князя Ивана Калиты: тогда Иван Грозный и стал Четвертым. В дальнейшем в историографии утвердилась именно эта традиция.

Иван I (Калита)

Иван II (Красный)

Иван III (Великий)

Иван IV (Грозный) (Фото предоставлено М. Золотаревым)

«Великое православное самодержство»

В Европе изменение титула московского правителя было воспринято болезненно: если ранее великий князь по своему значению был равен принцу или великому герцогу, то теперь царь становился на один уровень с императором Священной Римской империи.

Католическая Европа провозгласила Ивана «самозванцем», а вот протестантские страны достаточно быстро признали его царское достоинство – первыми в этом ряду стали Англия и Дания. Позже к этой позиции присоединился и император Священной Римской империи Максимилиан II. Польские же короли, опираясь на поддержку папского престола, не признавали московских правителей царями вплоть до XVII века. Эта проблема явилась одним из узловых пунктов дальнейших русско-польских конфликтов…

Православные поместные церкви вскоре после венчания на царство Ивана Васильевича признали его новый титул, и даже патриарх Константинопольский поминал русского царя по обряду, ранее применявшемуся только к византийским императорам. В новых исторических условиях, когда Русь оказалась единственным неподвластным турецкому султану православным государством, страны-единоверцы начали воспринимать ее как «великое православное самодержство». Именно в ней отныне видели оплот православия. Многочисленные посольства просителей милостыни и защиты из Константинополя и монастырей Афона исподволь внушали русским правителям мысль об их долге «избавить угнетенных христиан от агарянского племени».

Несмотря на то что в Москве к этим идеям относились с большой осторожностью, они ложились на хорошо подготовленную почву. Уже в 1548 году братия Хиландарского монастыря в послании к Ивану IV титуловала его «единым правым государем, белым царем восточных и северных стран… святым, великим благочестивым царством, солнцем христианским… утверждением седми соборных столпов». А в 1557 году посланные от патриарха Константинопольского с просительной грамотой именовали в ней русского царя «святым царством» и заявляли о соборном уложении «молить Бога о царе и великом князе Иване Васильевиче, яко же о прежних благочестивых царях».

Трудно сказать точно, было ли это соборное уложение результатом политики Ивана IV, требовавшего признания своего царского титула, либо это было одним из направлений политики восточного духовенства, доказывавшего русским, что их долг – защищать восточную церковь. Очевидно лишь то, что Иван Грозный воспринял эти идеи весьма непосредственно.

Венчание Ивана IV на царство. Миниатюра Лицевого летописного свода. XVI век (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Венчавшись царским венцом, он действительно почувствовал себя самодержцем, равным византийским императорам – повелителям восточной половины мира. Однако в реальной политике ему пришлось столкнуться с резким непризнанием его нового статуса государями европейских держав и с «неповиновением подданных». Отныне вся деятельность царя – политическая, литературно-публицистическая – была посвящена построению изощренной системы доказательств его законного права на царский венец.

Мономахов трон

Несмотря на враждебное отношение со стороны западных правителей, сам Иван Грозный ощущал себя помазанником Божиим, противиться воле которого – все равно что противиться воле Бога. Одну из важнейших своих задач он видел в том, чтобы изменить традиционное для Руси отношение к правителю как к первому среди равных. Всеми доступными ему средствами венчанный государь проводил в жизнь идею о том, что царь – фигура священная. Это нашло отражение не только в политических шагах, предпринятых им вскоре после венчания на царство, и литературных произведениях, вышедших из-под его пера, но и в своеобразной художественной «программе», осуществленной царем.

Одним из пунктов этой «программы» было появление в Успенском соборе Кремля в 1551 году, то есть по прошествии четырех лет после венчания на царство, знаменитого Мономахова трона. Ивану Грозному было хорошо известно о существовании особого императорского моленного места в Святой Софии Константинопольской: оно называлось митаторием и располагалось в юго-восточной экседре храма. Идея «трона» в Успенском соборе была явно навеяна византийским образцом.

Царское моленное место и поныне стоит вблизи алтаря на южной стороне храма. Это монументальное сооружение имеет форму четверика с шатровым покрытием. Сюда, под сень шатра, венчанный царь, как некая святыня, восходил для молитвы в дни торжественных служб в Успенском соборе.

Заметим, однако, что если сама идея митатория была заимствована из Византии, то форма и декор «трона» весьма оригинальны. Его боковые стенки украшены барельефами, на которых воспроизведены легендарные сюжеты из русской истории. Здесь рассказывается о том, как русский великий князь Владимир Мономах получил в дар от византийского императора знаки царского достоинства – венец и бармы, венчался ими на царство и заслужил право именоваться царем. Эта легенда в годы правления Ивана Грозного имела огромное политическое значение. Она использовалась для доказательства законности права великого князя на царский венец и упоминалась практически во всех официальных документах того времени.

Резная надпись на подзоре (фризе) Мономахова трона представляет собой библейский текст, восходящий ко Второй и Третьей книгам Царств. Это обетование Господне израильским царям Давиду и Соломону, утверждающее божественный характер царской власти: «Аз избрах тя царя, взях тя за десницу твою и устроих тебе обладати людьми моими во вся дни живота твоего…»

В сочетании с сюжетами барельефов, где главным действующим лицом был русский великий князь, библейский текст воспринимался как обетование царскому роду Рюриковичей и русскому царю как преемнику ветхозаветных царей и византийских императоров. Не случайно в одном из своих посланий Иван Грозный, основываясь на родословии «дозаконных» царей, происшедших от Авраама, так объяснял возникновение института царской власти: «И сице обетова Бог Аврааму: яко отца многим языком сотворю тя, и царие из тебе изыдут».

Митрополит Макарий

Одним из наиболее значительных церковных деятелей эпохи Ивана Грозного был митрополит Московский и всея Руси Макарий. Уроженец Москвы, он принял постриг в монастыре преподобного Пафнутия Боровского. В 1526 году Макарий стал архиепископом Новгородским и Псковским, а в 1542-м был возведен на московскую митрополичью кафедру. Ряд историков считают, что именно он предложил Ивану венчаться на царство. Он же благословил царя на поход против Казанского ханства в 1552 году, завершившийся взятием Казани.

При нем получило продолжение прославление (канонизация) русских святых, для чего было созвано два больших церковных собора – в 1547 и 1549 годах, а в 1551-м проходил Стоглавый собор, решения которого были зафиксированы в сборнике, известном под названием Стоглав. Под руководством митрополита Макария были составлены «Великие Четьи-Минеи» – первый полный свод житий святых, святоотеческих поучений и других богословских текстов (впоследствии он был переработан святым Димитрием Ростовским). Сборник, выстроенный по месяцам, состоял из 12 томов.

Макарий покровительствовал первопечатнику Ивану Федорову: Печатный двор на Никольской улице в Москве был открыт при деятельном участии митрополита. После падения «Избранной рады» Макарий оказался единственным ее членом, избежавшим царской опалы. Скончался он в последний день 1563 года. В 1862 году его образ был увековечен среди скульптурных изображений крупнейших деятелей церкви на знаменитом памятнике «Тысячелетие России» в Великом Новгороде, а в 1988-м на Поместном соборе Русской православной церкви митрополит Макарий был причислен к лику святых.

Митрополит Макарий венчает на царство Ивана IV. Гравюра с оригинала К.В. Лебедева (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Портретная галерея Архангельского собора

Существовал еще один византийский обычай: при восшествии на престол императоры отдавали распоряжения об устройстве своей будущей гробницы, им даже приносили куски мрамора, чтобы они выбрали материал для саркофага. Смысл этой церемонии состоял в том, чтобы напомнить царю о его человеческой, смертной и греховной природе.

Следуя византийским примерам, Иван Грозный проявил особую заботу об украшении московского Архангельского собора – усыпальницы Рюриковичей, где в алтарной части, в диаконнике, приготовили место для царского погребения. Сам собор был расписан по царскому указу в 1564–1565 годах.

Главной отличительной чертой программы росписи храма, в разработке которой Иван IV, вероятно, принимал участие, стали надгробные портреты покоящихся в нем князей московского дома, предков венчанного царя. Примечательно, что все князья были изображены с нимбами над головой как представители династии, породившей царя-помазанника, каким себя ощущал Грозный. Их святость подтверждала и узаконивала его право на царский венец.

Не случайно и появление на стенах Архангельского собора портрета византийского императора Мануила Палеолога (в росписи, обновленной в XVII веке, Мануил превратился в Михаила), который был помещен на юго-восточном столпе среди изображений русских князей. Его портрет в этом ряду лишний раз подтверждал, что имперская традиция не умерла с падением Византийской империи, но нашла свое развитие при дворе русского царя.

В системе росписи Архангельского собора портрет императора уже не демонстрировал идею власти главы христианского мира, а символизировал верность русских князей имперской идее и тем традициям, которые были восприняты ими от Византии. Он служил напоминанием о праве московской державы – нового Рима – наследовать статус христианской империи.

Для доказательства царского происхождения кроме демонстрации святости рода необходимо было и детальное знание генеалогического древа, причем чем глубже в века уходили его корни, тем больше оснований находилось для подтверждения величия династии.

Византийский император Михаил Палеолог. Фреска юго-восточного столпа в Архангельском соборе Московского Кремля

Об актуальности этой идеи свидетельствует переписка Ивана Грозного с европейскими монархами. В письме шведскому королю Юхану III, не желавшему признавать русского великого князя царем, Иван IV высказывал сомнения относительно царского происхождения самого Юхана и указывал на то, что шведский государь не аргументировал свои претензии генеалогическими построениями: «Всего же достовернее будет, если ты пришлешь запись о своем государском роде, о котором ты писал, что ему 400 лет, – кто и какой государь после кого сидел на престоле, с какими государями были в братстве, и мы оттуда уразумеем величие твоего государства». С этой точки зрения княжеские портреты в Архангельском соборе не только подтверждали законность власти царствующего самодержца, но и были призваны демонстрировать мощь и величие державы.

Сакрализация власти

За долгие годы правления первый русский венчанный царь Иван Васильевич пережил многое – от радостного и бодрого упоения величием своей власти, по праву наследованной от византийских императоров, до мрачного разочарования и ощущения бессилия изменить что-либо в собственной судьбе и судьбе своего государства, что обернулось для его подданных невиданными по жестокости казнями.

В одном лишь царь был всегда последователен: на протяжении всей своей жизни самыми разными способами – сочинением литературных произведений, введением в обиход ритуалов византийского императорского двора, созданием художественных ансамблей со сложной идеологической программой, раскрывавшей идею царства, – он проповедовал воспринятую от Византии концепцию харизматической, то есть наделенной особыми благодатными дарами, царской власти.

На этом поприще Иван IV преуспел. Благодаря его стараниям традиционные для Руси представления о власти в значительной мере изменились. Отныне в царе видели не просто личность, которой полагается воздавать определенного рода почести, а предмет священного чувства и веры. С этого момента стал набирать силу процесс сакрализации царской власти, уже через столетие сформировавший специфически русское отношение к самодержавию как к понятию, принадлежащему не столько к области права, сколько к области веры.

Татьяна Самойлова,кандидат искусствоведения (при участии Никиты Брусиловского)