Балтийские войны

Ивана IV обвиняют не только в тирании и жестокости, но и в том, что он был «неэффективным менеджером». Главные доводы в отношении бездарности Ивана Васильевича связаны с его внешнеполитической деятельностью, и прежде всего с поражением в Ливонской войне. Однако было ли в действительности поражение?

Осада Пскова польским королем Стефаном Баторием в 1581 году. Худ. К.П. Брюллов. 1839–1843 (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Взгляд на Ливонскую войну как пример бездарной и безответственной политической авантюры, порожденной тираническим режимом Ивана Грозного и приведшей Россию к военному и политическому краху, за многие годы стал едва ли не общим местом. Что и говорить, Ливонская война 1558–1583 годов относится к незнаменитым войнам России. Считается, что попытка царя выйти к Балтийскому морю окончилась полным провалом и понадобилось еще почти 150 лет, чтобы ту же задачу смог решить Петр Великий…

Впрочем, все эти оценки основываются главным образом на анализе итогов последних трех лет войны – 1579–1582 годов. Действительно, в эти годы Псковская земля подверглась оккупации войсками Речи Посполитой, были потеряны все завоевания русских в Ливонии. Итог был, несомненно, проигрышный. Однако если мы посмотрим на события 20 предшествующих этому периоду лет, то картина окажется совершенно иной.

Незнаменитая война?

Русские войска вторглись на территорию Ливонского ордена в январе 1558 года. Уже 11 мая был получен первый «главный приз» – Нарва. 2 августа 1560 года под Эрмесом русские войска уничтожили отряд, в который входил цвет ливонского рыцарства – орденская аристократия. Считается, что после этой битвы орден северных крестоносцев уже не смог оправиться. Точку в его истории поставила армия Ивана Грозного: в 1561 году Ливонский орден официально прекратил существование, а его последний магистр Готхард Кетлер стал герцогом курляндским, вассалом короля Польши.

В Прибалтике в это же время была создана так называемая «Русская Ливония» – подвластный России большой территориальный анклав со столицей в Юрьеве Ливонском (бывшем Дерпте, ныне Тарту). В 1562 году легитимность «Русской Ливонии» признала Дания, что, безусловно, стало важной победой русской дипломатии. В 1563-м был взят Полоцк – он оказался самой дальней точкой продвижения России на запад в XVI веке.

Итоги военного противостояния были подведены в 1575 году в рамках соглашения со Священной Римской империей о разделе Восточной Европы: Польша признавалась сферой интересов германской стороны, а России доставались земли Великого княжества Литовского. Правда, соглашение не было реализовано из-за скорой смерти заключившего его императора Максимилиана II, но показательна сама идеология этого договора: Россия и империя фактически на двоих делили целый регион Европы.

В 1577 году русская армия грандиозным походом прошла по Ливонии, захватывая один замок за другим, и вышла к берегам Западной Двины. По сути, под властью Ивана Грозного оказалась вся современная территория Эстонии, кроме Ревеля (ныне Таллин) и острова Эзель (ныне Сааремаа), и половина Латвии.

Все это трудно назвать поражением: наоборот, можно уверенно говорить, что вплоть до 1577 года война для России развивалась абсолютно успешно. Были проиграны отдельные битвы (например, на реке Уле в 1564 году), но в целом царю сопутствовала удача.«Баториева война»Другое дело, что «Баториеву войну», как называли в Москве военные действия 1579–1582 годов (для европейцев она была Московской), и русско-шведскую войну 1578–1583 годов Россия действительно проиграла.

В 1578-м последовало поражение русской армии в битве под Венденом – бывшей столицей Ливонского ордена, одной из ключевых крепостей Ливонии. В 1579 году войска польского короля Стефана Батория прорубили дорогу по заросшему Виленскому тракту, пришли под стены Полоцка и взяли его. В 1580-м польско-литовские войска, в состав которых входили наемники почти из всех стран Европы, вторглись в пределы России. Были захвачены Великие Луки.

Развивая наступление, Баторий постепенно завладел ключевыми крепостями русско-литовского пограничья и вступил в Псковскую землю. Остров, Врев, Воронич, Владимирец, Выбор, Велье – крепости, призванные оборонять Псков от литовских нападений, – пали один за другим. Видимо, уцелела только Опочка: крепость находилась на острове и гарнизон просто отсиделся там, пока Баторий хозяйничал на Псковщине. В 1581 году был осажден Псков – главный город северо-запада Руси. Впрочем, сам город баториевцы взять не смогли, Псков выдержал тяжелую осаду. Устоял и Псково-Печерский монастырь.

В Прибалтике шведы продвигались все дальше и дальше и в том же 1581 году захватили Нарву. Это событие имело символическое значение: с приобретения Нарвы началась для русских война в Ливонии и с ее потерей она заканчивалась…

Нулевой результат

Точка в войне была поставлена Ям-Запольским перемирием 1582 года. Россия, согласно его положениям, уходила из Прибалтики: все ее завоевания оказались утрачены, фактически она возвращалась на позиции, которые занимала до вступления в войну.

Иными словами, Россия в середине XVI века завоевала часть Ливонии и Полоцк и в конце XVI века их же и потеряла. При этом практически все русские (псковские) земли, захваченные польско-литовскими войсками в ходе наступления в 1579–1581 годах, Баторий вернул обратно. Русские лишились только Велижа. А значит, если брать территориальный аспект, получается, что война завершилась с нулевым результатом: Россия ничего не приобрела и почти ничего не потеряла.

Речь Посполитая войну выиграла, но ее главные приобретения были сделаны не за счет России, а за счет погибшей Ливонии, на территории которой образовалось подвластное Польше Задвинское герцогство. Впрочем, период польского владычества в Прибалтике оказался непродолжительным: в начале XVII века поляков оттуда выбили шведы. Этот краткий исторический миг «Польской Прибалтики» и был основным итогом Ливонской войны. Но, подчеркнем еще раз, это были не русские, а ливонские территориальные потери.

Что касается Плюсского перемирия, заключенного между Швецией и Россией в 1583 году, то русско-шведская граница прошла по реке Стрелке. Это район современной Стрельны. Россия потеряла Ивангород и Ям – форпосты на Балтике. На Карельском перешейке она лишилась Корелы. Однако все эти земли и крепости были утрачены ненадолго. Уже в 1589–1590 годах удача в новой войне оказалась на стороне русских, и по Тявзинскому миру 1595 года Швеция возвратила Корелу, Ивангород, Ям, Копорье, Орешек, Ладогу. То есть Россия вернулась на позиции довоенного 1558 года.

Распространенный в литературе тезис, что Россия потеряла по итогам Ливонской войны выход к Балтике, ошибочен. Буквально через несколько лет он был возвращен. Реальная потеря балтийского побережья произойдет только в Смутное время, что закрепят условия русско-шведского Столбовского мира 1617 года.

Итак, в территориальном отношении общий итог Ливонской войны для России вовсе не был проигрышем. Тогда как можно объяснить распространенный стереотип о военной катастрофе, о «бездарно проигранной войне»?

Он порожден в первую очередь неправильным пониманием военной истории Прибалтики второй половины XVI века. В русских источниках XVI века нет никакой «Ливонской войны». Ее нет и в европейских источниках: там присутствует термин Bello Livonica, но для него существуют иные хронологические рамки (1556–1561, 1556–1571 и другие), и под ним понимаются в основном военные действия на территории Ливонии.

В этом смысле представляется, что правильнее говорить о целой серии локальных войн за Прибалтику и Восточную Европу: 1555–1556 – русско-шведская, 1556 – «война коадъюторов» в Ливонии, 1558–1561 – русско-ливонская, 1561–1570 – русско-литовская, 1563–1570 – датско-шведская, 1578–1583 – русско-шведская, 1579–1582 – русско-польско-литовская, 1589–1590 – русско-шведская. И вот если мы рассматриваем именно серию Балтийских войн второй половины XVI века, то все становится на свои места. Россия выиграла большинство из них и проиграла две – русско-шведскую 1578–1583 годов и русско-польско-литовскую 1579–1582 годов. Выходит, что, только когда мы произвольно объединяем все эти войны в единую, у нас и получается одна большая проигранная война.

«Вдруг все отдал – и славу и пользу»

А откуда тогда взялась «Ливонская война»? Этот термин впервые появился в трудах Михаила Щербатова и Николая Карамзина. «История российская от древнейших времен» князя Щербатова (издавалась в 1770–1780-х годах) имела большое значение для развития историографии Ливонской войны. Именно там (правда, всего один раз) был употреблен термин «Лифлянская война» как обозначение боевых действий с 1558 по 1582 год.

Князь предлагал понимать события 1558–1582 годов как звенья одной цепи, последовательные эпизоды борьбы за Прибалтику, являющиеся частями единого исторического процесса. Общая оценка итогов войны была критической: заключенный мир явился следствием «робости и слабости» Ивана IV. По мнению Щербатова, объективно царь вполне мог бы продолжать войну. «Но, кажется, такое было состояние сего государя, что, горд и страшен врагам при благополучных успехах, во время нещастия твердости не имел», – сетовал князь-историк.

Однако решающее влияние на русскую историографию, в том числе и по вопросу о Ливонской войне, оказала «История государства Российского» Карамзина. Историограф явился создателем концепции Ливонской войны, которая на долгие годы утвердилась в научной и учебной литературе. Он привлек данные как летописей, так и посольских книг, а главное – использовал в качестве источника иностранные материалы, чем, видимо, и обусловлено появление в его «Истории» дискурса о Ливонской войне как войне за прорыв к Балтийскому морю, а также представлений о том, что война была вызвана торговой и культурной блокадой Западом Российского государства.

Как и Щербатов, Карамзин осудил Грозного за прекращение войны и бездарный мир: «Россия казалась слабою, почти безоружною, имея до восьмидесяти станов воинских или крепостей, наполненных снарядами и людьми ратными, – имея сверх того многочисленные воинства полевые, готовые устремиться на битву! Зрелище удивительное, навеки достопамятное для самого отдаленнейшего потомства, для всех народов и властителей земли; разительное доказательство, сколь тиранство унижает душу, ослепляет ум привидениями страха, мертвит силы и в государе и в государстве! Не изменились россияне, но царь изменил им! <…> Так кончилась война… постыдная для Иоанна, который в любопытных ее происшествиях оказал всю слабость души своей, униженной тиранством; который, с неутомимым усилием домогаясь Ливонии, чтобы славно предупредить великое дело Петра, иметь море и гавани для купеческих и государственных сношений России с Европою, – воевав 24 года непрерывно, чтобы медленно, шаг за шагом двигаться к цели, – изгубив столько людей и достояния – повелевая воинством отечественным, едва не равносильным Ксерксову, вдруг все отдал – и славу и пользу».

Именно Карамзиным Ливонская война была вписана в широкий геополитический и исторический контекст: она была обозначена как элемент стратегического продвижения России в Прибалтику. В этом-то продвижении, по мысли историографа, и был главный смысл всей кампании, ее значение для отечественной истории. Именно этот дискурс и стал основой трактовки Ливонской войны в российской послекарамзинской историографии…

«Не смеют, что ли, командиры?..»

Сомнителен, на наш взгляд, и тезис о том, что Ливонская война является ярким примером бездарной и безответственной политической авантюры. Что касается русского военного командования, то оно за все годы войны проиграло лишь одно крупное полевое сражение – битву на реке Уле (1564). Также был потерян ряд крепостей: Полоцк (1579), Великие Луки (1580), псковские пригороды (1581).

Зато было выиграно полевое сражение под Эрмесом (1560), поставившее точку в истории Ливонского ордена. Количество крепостей, взятых русскими войсками в годы войны, и вовсе исчислялось десятками. Победоносными были полоцкий (1563) и ливонский (1577) походы. Оборона Пскова (1581) покрыла защитников города неувядаемой славой. Можно по-разному оценивать действия Грозного в конце войны, но – так или иначе – ему удалось не допустить военной катастрофы: Баторий не смог взять Псков и армия царя не была разбита.

Русская дипломатия во второй половине XVI века также имела на своем счету не только крупные просчеты и неудачи, но и вполне успешные акции. К таковым прежде всего следует отнести недопущение создания антирусского литовско-крымского союза, установление союзнических отношений с Данией в 1550–1560-х годах, признание Данией законности русских аннексий в Прибалтике в 1562 году, использование Ватикана и Священной Римской империи в своих политических интересах в 1580-е годы.

На последнее обстоятельство стоит обратить особое внимание. Подписание Ям-Запольского мира действительно можно отнести к числу блестящих побед русской дипломатии. Русский посол в Риме Истома Шевригин сумел «соблазнить» папу и императора даже не обещаниями, а туманными намеками на обещания. Ему удалось убедить Ватикан в том, что в дальнейшем Россия будет готова присоединиться к антиосманской коалиции европейских стран и что после разгрома турок якобы есть даже шанс на заключение между Россией и Западом католической унии…

В итоге Рим отправил миссию Антонио Поссевино с призывом к Стефану Баторию помириться с Москвой, чтобы освободить русские и польские силы для войны с турками. В Киверовой горке (деревня рядом с Ямом Запольским, в которой проходили переговоры) Поссевино активно помогал русским дипломатам, и в том числе благодаря этому перемирие было заключено на вполне приемлемых для России условиях.

Русское посольство во главе с Дмитрием Елецким сумело разыграть в Киверовой горке великолепную дипломатическую комбинацию. В итоге договор был подписан на основе одного из предварительных вариантов, утвержденных Иваном Грозным. Россия теряла свои завоевания в Прибалтике, но возвращала почти все собственно русские территории, которые были утрачены в 1580–1582 годах. Фактически дипломаты спасли страну от более страшного поражения, ведь к январю 1582 года армия Батория заняла почти всю Псковскую землю и вполне могла остаться там надолго – в военном отношении у русских не было сил, чтобы ее оттуда выбить.

Самооценка победителей

В таком вопросе, как подведение итогов войны, всегда очень важна самооценка: собственно факт победы или поражения определяется во многом на основе того, что об этом думают сами воевавшие стороны. Если мы обратимся к текстам XVI века, то увидим, что русские книжники воспринимали результат этих военных действий как несомненную победу.

В «Повести о прихождении Стефана Батория на град Псков» осада города изображена как борьба православия и дьявольских сил. Баторий – это Змей-аспид, слуга Сатаны, который хочет извести православие. Русские люди отстояли Псков, разбили слуг дьявола, победили супостата. Рассказу об обороне сопутствует описание многочисленных чудесных видений, явления Богородицы. Божественные чудеса приводят монахов к победе и в «Повести о Псково-Печерском монастыре». Все это показывает: Бог на русской стороне. О каком же поражении тут можно говорить? Книжники были убеждены, что Батория мы победили, свою землю освободили! Судьбы далекой Прибалтики их волновали мало. Панорамным (а уж тем более ретроспективным!) взором историков современники Ивана Грозного не обладали, поэтому оценивали итоги конкретных сражений, а не итоги 25-летней кампании.

Для Польши война также завершилась победой, но связанной, конечно, не с Псковом, а с захватом Прибалтики. По удачному выражению современного историка Александра Виноградова, в Речи Посполитой наступило «головокружение от успехов». У поляков после войны в отношении России сложился определенный «комплекс полноценности», великая уверенность в своих силах. Именно это сыграло в истории Польши самую роковую роль: в начале XVII века, будучи убежденной в собственном превосходстве, Речь Посполитая в Прибалтике ввязалась в конфликт со Швецией, а кроме того, активно вмешалась в русскую Смуту. И то и другое в конечном счете привело ее к катастрофе – «Шведскому потопу» 1655–1660 годов и русскому реваншу 1654–1667 годов, в результате которого она потеряла Украину. Получается, что Польша в конце XVI века откусила слишком большой кусок и проглотить его не смогла…

Итак, общие итоги боевых действий России во второй половине XVI века, безусловно, нельзя назвать безоговорочно победными. Однако и популярные в историографии представления о военной и политической катастрофе надлежит признать предвзятыми.

Александр Филюшкин,доктор исторических наук

ЧТО ПОЧИТАТЬ?

КОБРИН В.Б. Иван Грозный. М., 1989

ФИЛЮШКИН А.И. Изобретая первую войну России и Европы. Балтийские войны второй половины XVI века глазами современников и потомков. СПб., 2013