Конец шахматного междуцарствия

По давней традиции шахматный король сам выбирал себе соперника, в том числе и того, кто рано или поздно свергал его с трона. Но шахматный король Александр Алехин умер в Португалии в промозглую мартовскую ночь 1946 года. Умер, как и мечтал, непобежденным; как и боялся, – брошенным шахматным миром на краю земли. Наступило междуцарствие, наполненное смесью амбиций и растерянности – не только ведущих шахматистов, но и ведущих шахматных держав.

Уже была произнесена знаменитая фултонская речь Уинстона Черчилля, уже лязгал «железный занавес», и бывшие союзники день ото дня все больше становились соперниками во всех областях политики и культуры. Это напрямую задело и шахматы. В Соединенных Штатах зафиксировали необычное душевное расстройство: шахматный любитель вообразил, что между США и СССР идет война и при этом настоящий правитель России не Иосиф Сталин, а сильнейший советский шахматист Михаил Ботвинник. Американец считал, что ему непременно нужно ехать в Советский Союз, чтобы одержать шахматную победу над Ботвинником и добиться мира для Америки.

«Молодцы, ребята!»

Древняя настольная игра, признанное мерило интеллекта, сама стала фигурой на глобальной шахматной доске. Сейчас уже подзабыт тот шахматный бум, который переживала Америка в 1945 году. Американцы гордились тем, что четырежды побеждали в довоенных шахматных олимпиадах, что их лидеры – Ройбен Файн и Сэмюэл Решевский – добились мирового признания в турнирах с участием чемпионов и экс-чемпионов мира. Пресса тиражировала фотографию Марлен Дитрих: кинозвезда пристроилась рядом с игроками и не сводила взгляда с позиции на доске. На журнальных разворотах чемпион США Арнольд Денкер, заядлый курильщик, рекламировал сигареты Camel, якобы помогающие ему обдумывать сложные задачи. Главный покровитель американских шахмат мультимиллионер Морис Вертхейм не сомневался, что шахматная корона в ближайшее время приедет в США. Мечтая увериться в своих силах, американцы с 1943 года намеревались провести матч со сборной СССР, а чтобы проще преодолеть расстояния (пока географические), предложили, чтобы состязание прошло по радио.

Советский Союз не участвовал в довоенных шахматных («буржуазных», как тогда считали) олимпиадах, не признавал Международную шахматную федерацию – ФИДЕ (или ФИДЭ, как ее называли в СССР). Однако на радиоматч на 10 досках со сборной США в начале сентября 1945 года – в дни общей победы в мировой войне – согласие было дано на высоком правительственном уровне.

«Нет причин сомневаться в исходе грядущего поединка, – писала «Нью-Йорк таймс» накануне матча, – перспективы успеха американцев, мягко говоря, радужные». Но через неделю газете пришлось сообщать читателям, что американцы проиграли с треском – со счетом 4,5:15,5. Ботвинник дважды победил Денкера; легендарные Решевский и Файн набрали против советских шахматистов нового поколения Василия Смыслова и Исаака Болеславского всего пол-очка из четырех. Неофициально нашим участникам матча передали слова Сталина: «Молодцы, ребята!»

Стало ясно, что с русскими необходимо считаться. В канун 1946 года Файн написал личное письмо Ботвиннику (а тот его перевел и передал копию в Управление пропаганды и агитации ЦК). Американец предлагал свергнуть Алехина (он и Вертхейм поддерживали обвинения в его адрес в сотрудничестве с нацистами, до сих пор не доказанные) и решить вопрос о первенстве в поединке претендентов. Но кто и как разыграет титул, на каких основаниях? Вертхейм верил в Решевского и Файна; ЦК верил в Ботвинника, гроссмейстера-орденоносца, и восстановил в правах эстонца Пауля Кереса, во время войны оказавшегося на оккупированной территории (оба ранее бросали вызов на матч Алехину, обоим помешала война). Кроме того, свои претензии на шахматный трон имела маленькая Голландия – родина единственного здравствовавшего на тот момент экс-чемпиона мира Макса Эйве (в 1935 году отобравшего корону у Алехина, в 1937-м – ему ее вернувшего). Посреди послевоенной нужды Голландская шахматная федерация выделила Эйве стипендию в размере его средней преподавательской зарплаты (600 гульденов), чтобы он снова поборолся за звание чемпиона.

От ФИДЭ к ФИДЕ

Единственным арбитром в столь важном вопросе могла бы быть Международная шахматная федерация, но она еще не обладала достаточным авторитетом. После войны ФИДЕ лежала в руинах, как и вся Европа: на конгресс 1946 года удалось собрать только 6 делегатов из шести стран – вместо числившихся 44 стран-членов. Журнал «Шахматы в СССР» комментировал конгресс с иронией («неудачная попытка», «скромные результаты»), но к одному решению, осторожно названному самими делегатами рекомендацией, в Советском Союзе отнеслись серьезно. Речь шла о розыгрыше звания чемпиона в турнире сильнейших игроков, выбранных по предложениям федераций США, СССР и Голландии.

При новом главе Всесоюзного комитета по делам физкультуры и спорта Николае Романове от «классового» подхода, когда признавалось участие лишь в соревнованиях трудящихся (прежде всего в рамках Спортинтерна – детища Коминтерна), наметился поворот к пониманию необходимости работы в составе международных федераций. Стараниями Романова с лета 1946 года началась процедура вхождения различных всесоюзных спортивных секций в соответствующие международные организации (первым это удалось сделать советским футболистам, принятым в ФИФА). Но на каждый такой шаг требовалось разрешение свыше.

Матч-турнир за звание чемпиона мира по шахматам. Партия Ботвинник – Эйве. Москва, 1948 год

Через Управление пропаганды и агитации ЦК к Георгию Маленкову и Андрею Жданову пошли письма с просьбой разрешить начать подготовку к первенству мира по шахматам, наладив сотрудничество с шахматными федерациями других стран. Письма подкреплялись подробными отчетами Романова о международном турнире, проходившем в голландском Гронингене (там впервые после войны встретились Ботвинник, Эйве, Смыслов и Денкер). «Секретарю ЦК ВКП(б) товарищу Жданову А.А. Докладываю Вам о ходе международного шахматного турнира в Гронингене. На 29 августа сыграно 12 туров, до конца остается еще 7 туров. 1-е место занимает чемпион СССР М. Ботвинник. <…> На втором месте идет экс-чемпион мира М. Эйве. Эйве проиграл одну партию (Смыслову) и 3 партии свел вничью. <…> Уверенно ведет турнир второй представитель СССР гроссмейстер В. Смыслов. Он сейчас занимает третье место», – говорилось в одном из таких отчетов.

Ботвинник в конце концов победил, хотя и не без приключений (упорным трудом спас тяжелую позицию против Эйве, получилась ничья). Эйве пришел вторым, Смыслов третьим, а Денкер оказался только десятым, и его кандидатура в претенденты на звание шахматного короля отпала…

Окончательным козырем для советских шахматистов должен был стать исход нового матча СССР – США. Уязвленные американцы прилетели в Москву для личной встречи в сентябре 1946-го, едва дождавшись завершения турнира в Гронингене. Из-за океана в подарок товарищу Сталину привезли курительную трубку с изящной деревянной резьбой: ее украсили фигурки Иосифа Сталина и покойного президента США Франклина Рузвельта за шахматным столиком. «Не только для того, чтобы запечатлеть соединявшую их дружбу и дружбу американского и советского народов, – подчеркивалось в сопроводительном письме, – но также для того, чтобы символизировать наши будущие дружеские отношения во всех областях».

В упорной борьбе американцы «отыграли» три очка по сравнению с радиоматчем, однако этого не хватило даже для ничейного исхода. Сборная СССР победила со счетом 12,5:7,5. Посрамленный и расстроенный Вертхейм навсегда отказался от идеи продвигать американские шахматы, а его главный протеже Файн, проигравший микроматч Паулю Кересу, неожиданно осознал, что ему пора завершать докторскую диссертацию по психологии и вообще строить свое будущее вне шахмат.

Зато в СССР к началу 1947 года последовало решение сверху: «В письме на имя тов. Маленкова Г.М. председатель Всесоюзного комитета по делам физкультуры и спорта т. Романов просил разрешить советским шахматистам принять участие в матч-турнире на первенство мира по шахматам. Решение вопроса о матч-турнире было передано тов. Берия Л.П. Тов. Берия было разрешено Всесоюзному комитету по делам физкультуры вести переговоры с шахматными федерациями Великобритании, США и Голландии о сроке, месте и условиях проведения матч-турнира».

Но в Гааге на открытии нового конгресса Международной шахматной федерации советская делегация не появилась. Ее ждали день, ждали два, тянули время, объявив выходной для посещения международного турнира неподалеку. В предпоследний день конгресса специальная комиссия определила судьбу пустующего трона: раз русские молчат, а Файн от соревнований отказался, справедливо будет провозгласить чемпионом мира единственного экс-чемпиона Эйве, а дальнейшую судьбу высшего титула решить в его матче с американцем Решевским…

Советская делегация тем временем преодолевала бюрократическую волокиту в Москве, блуждала в руинах Берлина, ползла по Ганноверу на английском военно-санитарном поезде, на ходу вскакивала в вагоны местного сообщения на голландской границе… И появилась на последнем заседании конгресса прямо накануне окончательного голосования.

Пятеро

С тех пор Эйве подчас говорил о своем своеобразном рекорде: во второй раз он был чемпионом мира по шахматам кратчайший срок – один августовский день 1947 года, до приезда советской делегации. Ее прибытие на конгресс не только обозначило вступление СССР в ФИДЕ – оно превратило организацию в авторитетную «шахматную ООН», поднимающуюся из руин прежней «неограниченной монархии» чемпионов и отныне устанавливающую справедливое для всех «шахматное законодательство».

Неоднократный чемпион мира по шахматам Михаил Ботвинник (Фото: РИА Новости)

Теперь розыгрыш главного титула опирался на стройную систему отборочных соревнований. Но начаться все должно было с реализации «джентльменского соглашения» – проведения матч-турнира сильнейших игроков. После отказа от игры Файна их осталось пятеро: голландец Эйве, американец Решевский и три представителя СССР – Ботвинник, Керес и Смыслов. Каждый играл с каждым по пять партий. Проводили соревнование страны, финансировавшие матч, – надеявшаяся на Эйве Голландия (Гаага) и выбиравший между Кересом и Ботвинником Советский Союз (Москва). Долго зазывавшие к себе США (Лос-Анджелес) отпали вместе с Вертхеймом и его миллионами.

Президент ФИДЕ голландец Александр Рюб провел жеребьевку: протянул к советскому представителю Дмитрию Постникову зажатые кулаки. Постников ударил по правому и увидел в ладони белую пешку. Это означало, что соревнование начнется в Гааге и закончится в Москве, где и будет провозглашен новый чемпион мира.

Система Ботвинника

Михаил Ботвинник стал примером всепоглощающей подготовки к мировому первенству. Он жил по принципу «надо – значит хочу» и считал, что для победы нужны «твердый характер, способность к глубокой самокритике и напряженная творческая работа». Созданная, а можно сказать, выстраданная им на протяжении многих лет система подготовки к соревнованиям и обеспечила тот прорыв в профессиональной работе над шахматами, который приведет к господству «советской шахматной школы».

Ботвинник пришел к заключению, что «силу шахматиста определяют четыре фактора: талант, характер, здоровье и подготовка», и понял, что многие серьезные игроки не могли реализовать свой потенциал из-за слабости хотя бы в одном из этих компонентов. Его план подготовки учитывал каждое из четырех направлений работы. Все было тщательнейшим образом, по дням расписано (и исполнено!) – от «секретных» тренировочных партий, да еще и с включенным радио и «обкуриванием» папиросами покрепче, до ходьбы на лыжах с впервые освоенными жесткими креплениями.

Еще одна сторона «советской шахматной школы» – государственная поддержка. Наверху выделили автомашину с обслуживанием, нашли места для всей семьи шахматиста в лучшем санатории, усилили рацион дефицитными сливочным маслом, зернистой икрой, шоколадом, фруктами, обеспечили оплату труда спарринг-партнерам и тренерам…

Курительная трубка, подаренная Иосифу Сталину американскими шахматистами

Битва титанов началась 1 марта 1948 года. В первом же туре Керес разгромил Эйве и вскоре вырвался вперед с двумя очками из двух. Однако Ботвинник вычислил слабость Кереса (фактор номер два, «характер»: «в сложных позициях плавает, нервничает») и старался строить игру так, чтобы она шла «на нервах», требовала – пусть от обоих соперников – большого расхода психической энергии. Керес дважды проиграл, стал отставать…

Не менее важной оказалась победа Ботвинника над Эйве – первая в жизни: до этого советский чемпион проигрывал экс-чемпиону мира дважды и сделал несколько ничьих. К концу гаагской части турнира Ботвинник лидировал с шестью очками из восьми. Его преследовал Решевский. Поползли сплетни: «У Ботвинника больше очков, но у Решевского больше таланта».

Эта гонка и эти сплетни так взволновали советское руководство, что накануне московского этапа соревнования Ботвинника вызвали в ЦК. В кабинете Жданова – Климент Ворошилов, ведавший физкультурой в Совете министров, важный генерал Аркадий Аполлонов, только что сменивший Романова на посту главы Комитета по делам физкультуры и спорта, начальник Управления пропаганды и агитации Михаил Суслов… Жданов нервно вышагивал по кабинету и прямо на ходу начал с главного: «Мы опасаемся, что чемпионом мира станет Решевский». Затем, вежливо выслушав возражения шахматиста, ошарашил его идеей: «Как бы вы посмотрели, если бы советские участники стали проигрывать вам нарочно?»

Ботвинник потерял дар речи. Для него, ставившего принципом жизни добиваться всего самостоятельно, настоящим могло быть лишь звание чемпиона мира, завоеванное собственным трудом, а тут… Пережив минуты унижения, Ботвинник стал доказывать, что этого не нужно, что он с 1941 года берет в соревнованиях только первые места (и с большим отрывом!), что матч-турнир просто зафиксирует очевидное положение вещей… Жданов настаивал, и сошлись на компромиссе: «Давайте посмотрим, нужно это вообще или нет. Оставим вопрос открытым: может быть, и не понадобится?»

И вот – Колонный зал Дома союзов. Зал забит, билетов не достать, спекулянты предлагают их за десять, а то и за двадцать номиналов. Вокруг Дома союзов, в том числе на проезжей части Охотного ряда, такая толпа, что пробирающиеся сквозь нее троллейбусы напоминают корабли, медленно плывущие сквозь волны людского моря, а те неохотно расходятся и мгновенно смыкаются за кормой. По радио – неповторимый хрипловатый голос Вадима Синявского.

Участники матч-турнира за звание чемпиона мира по шахматам (слева направо): голландец Макс Эйве, представители СССР Василий Смыслов, Пауль Керес и Михаил Ботвинник и американец Сэмюэл Решевский. 1948 год

Ботвинник еще раз победил Эйве, но через два тура перед его мысленным взором всплыло круглое лицо Жданова: проиграл Решевскому! (А московская публика хлопала американцу не слабее, чем своим победителям.) Благо разрыв в очках сохранился, и потом Ботвинник обыграл Решевского дважды.

В том году 9 мая было праздничным, но рабочим днем. Работали и шахматисты. До конца соревнования оставалось еще четыре круга, но Ботвиннику с его отрывом от преследователей уже было достаточно не проиграть Эйве белыми фигурами. Он повел партию с большим запасом прочности, не давал противнику и намека на контригру. На 14-м ходу Ботвинник двинул белую пешку «b» на два поля – и предложил ничью. Дальнейшее он запомнил навсегда: «Здесь я почувствовал, что больше уже играть не могу. К этому времени турнирное положение экс-чемпиона было безрадостным, и я не сомневался, что он примет мое предложение. К моему удивлению, Эйве неожиданно ответил, что хотел бы еще поиграть. Я рассвирепел, боевое настроение вернулось. "Хорошо, – сказал я, – будем играть дальше". Тут Эйве тонко почувствовал перемену обстановки и протянул мне руку, поздравляя с победой в турнире».

Взрыв оваций часами молчавшего зала был таким, что судьи приостановили игравшуюся рядом партию Керес – Смыслов. Друг и покровитель Ботвинника министр электростанций Дмитрий Жимерин пригласил чемпиона к себе домой – праздновать, но предложил идти не через служебный вход, а «в народ», через выход Колонного зала, через море болельщиков. Ботвинник вспоминал: «Собственно, не шли, а качались из стороны в сторону в восторженной толпе, которая заполнила Охотный ряд. Как ни относились дружелюбно к нам окружающие, двигались мы с черепашьей скоростью». Увез Ботвинника автомобиль с символическим названием «Победа».

Счастливый чемпион мира покинул Колонный зал Дома союзов, а кинохроникеры спохватились, что последний ход партии, принесший Ботвиннику долгожданный титул, не увековечен на пленке. Несложно восстановить позицию, несложно воспроизвести ход… Но кто «сыграет» руку Ботвинника? Повезло демонстратору партии Якову Эстрину: у него костюм был того же цвета, что и у Ботвинника. Это его рука передвигает в кинохронике белую пешку. Пешка окажется волшебной: Эстрин впоследствии выиграет чемпионат мира в шахматной игре по переписке, а унесшая пешку домой в качестве талисмана Елизавета Быкова завоюет звание чемпионки мира среди женщин.