Выбор тринадцатого года
№11 ноябрь 2015
Было ли восшествие Михаила Романова на престол исторической случайностью? И чего больше достойны Романовы по итогам своего 300-летнего царствования в России – восхищения или порицания?
Призвание Михаила Федоровича Романова на царство 14 марта 1613 года. Худ. Г.И. Угрюмов. Не позднее 1800 (Фото предоставлено М. Золотаревым)
В 1913 году массовым тиражом была выпущена юбилейная монета – серебряный рубль с изображениями царей Николая II и Михаила Федоровича, помещенными рядом, лицом к лицу. Держава праздновала 300-летие монархического правления Романовых, даже не подозревая, что через год грянет Первая мировая, через четыре – Романовы потеряют престол, а через пять лет всю императорскую семью расстреляют в Екатеринбурге. И никто, ни один человек не мог вообразить себе, до какой степени дойдет глумление над родом Романовых после того, как их виднейшие представители будут уничтожены, а их власть растоптана.
Земский собор
Осенью 1612 года земское ополчение приняло капитуляцию у польского гарнизона Кремля и отбросило иноземных захватчиков от Москвы. Начало зимы 1612–1613 года прошло в хлопотах, связанных с созывом Собора. Люди съезжались медленно, съезжались трудно. Земский собор открылся лишь в начале января 1613 года. Его заседания проходили в Успенском соборе Кремля.
Миниатюра из книги «Избрание на царство Михаила Федоровича Романова». С экземпляра, находящегося в Главном архиве МИД в Москве (Фото предоставлено М. Золотаревым)
Съехались многие сотни «делегатов» от городов и земель России. По некоторым сведениям, число представителей превышало тысячу, но большинство историков придерживаются мнения, что в Москве собралось тогда от 500 до 700 человек. Точных данных на сей счет нет. В итоговой грамоте Собора стоят подписи и упомянуты имена лишь части «делегатов». По этому документу устанавливаются личности менее 300 участников Собора. Из него же ясно, что их было намного больше, но сколько именно – определить невозможно. В целом ряде случаев один человек подписывался за целую группу «выборных» от какого-либо города или земли, а численность всей группы при этом не указывалась.
Собрали тех, кто сумел прибыть: иные опустевшие земли и послать-то никого не могли. К тому же страна была переполнена шайками «воровских» казаков и бандами авантюристов всякого рода. А тех, кто смог приехать, ждали голод, холод и разруха послевоенной Москвы. Осенью 1612 года там даже ратники земского ополчения порой умирали от голода. Так что само появление на Соборе уже было актом гражданского мужества.
Юбилейный серебряный рубль «300 лет дома Романовых». 1913 (Фото предоставлено М. Золотаревым)
Те же «выборные», кто добрался до столицы, представляли огромную территорию и потому имели право совокупным своим голосом принимать решение за всю державу. Среди них были выходцы из разных социальных групп – аристократии, дворянства, стрельцов, казаков, купцов, ремесленников, духовенства. Затесалось даже небольшое число крестьян, которых в документах Собора именовали «уездными людьми».
«Кого Бог призовет»
Монархический выбор, совершенный в 1613 году, отражает настроения если не всех «выборных», то во всяком случае абсолютного большинства. «А без государя Московское государство <…> не строится и <…> воровство многое множится», – справедливо считали участники Собора.
Однако определение наилучшего претендента на трон проходило в спорах и озлоблении. «Делегаты» решили эту задачу нескоро и отнюдь не в согласии. «Многое было волнение людям: каждый хотел по своему замыслу делать, каждый про кого-то [своего] говорил, забыв писание: «Бог не только царство, но и власть кому хочет, тому дает; и кого Бог призовет, того и прославит». Было же волнение великое», – сообщает летописец. Иначе говоря, борьба мнений, агитация сильных «партий», посулы и тому подобные прелести избирательного процесса не обошли стороной и Собор 1613 года.
Михаил Федорович, чистый от всех грехов смуты, стоял намного выше иных претендентов на царство – столпов Семибоярщины, тушинских бояр и откровенных слуг польской власти
Земскими представителями было выдвинуто больше дюжины кандидатур на царский трон.
Легче всего оказалось отвести предложения, относившиеся к иностранным правящим домам: довольно скоро ушел из поля зрения собравшихся польский королевич Владислав, а позднее пропал из обсуждения герцог Карл-Филипп, сын шведского короля.
Идея самозванчества потускнела в глазах всей русской земли. Стало ясно, что царь должен быть истинный – по крови и по божественному изволению. Все прочие варианты несут неминуемое зло. Поэтому быстро отказались от кандидатуры Марины Мнишек и ее малолетнего сына, прозванного Ворёнком, – а значит, и от мира с атаманом Иваном Заруцким, поддерживавшим их силою казачьих сабель. Марина Мнишек в 1605 году была возведена Лжедмитрием I в русские царицы, но раз «государя», приведенного самозванческой интригой на трон, признали ложным, то и царица его – ложная.
Отказ от этих предложений был единодушно высказан на Соборе и зафиксирован в грамотах, рассылавшихся от имени его участников по городам и землям. Все склонялись к тому, чтобы выбрать царя из представителей высшей русской аристократии. По разным источникам известны лица, которых участники Собора выдвигали на царство.
Самый длинный список претендентов содержит «Повесть о Земском соборе 1613 года». Вот как в ней изложен порядок избрания: «Князи ж и боляра московские мысляще на Росию царя из вельмож боярских и изобравше седмь вельмож боярских: первый князь Феодор Ивановичь Мстиславской, вторый князь Иван Михайловичь Воротынской, третей князь Дмитрей Тимофиевичь Трубецкой, четвертой Иван Никитин Романов, пятый князь Иван Борисовичь Черкаской, шестый Феодор Ивановичь Шереметев, седьмый князь Дмитрей Михайловичь Пожарской, осмый причитается князь Петр Ивановичь Пронской, но да ис тех по Божии воли да хто будет царь и да жеребеют. А с казаки совету бояра не имеющи, но особь от них».
Позднее казаки все же назовут своего кандидата, а точнее, кандидата, подсказанного им частью московского боярства: «атамань же казачей глагола» так – отрок Михаил Федорович Романов, отпрыск старинного боярского рода.
«Повесть о Земском соборе» в общих чертах передает обстановку, сложившуюся при избрании государя. Правда, в ней названы далеко не все претенденты. Другие источники сообщают, что в списке кандидатов на русский престол звучали также имена князя Дмитрия Мамстрюковича Черкасского, знатного аристократа, популярного среди казаков, князя Ивана Васильевича Голицына, не менее родовитого вельможи, и князя Ивана Ивановича Шуйского, томившегося в польском плену.
«Не ведаше лести их казачей»
Кандидатом на трон номер один являлся князь Трубецкой. Ему принадлежало формальное первенство в объединенной земской освободительной армии, а до того Дмитрий Тимофеевич признавался старшим из военачальников Первого народного ополчения – его имя писали на грамотах ополчения первым. Да и грамоты из городов при обращении к руководству Первого ополчения тоже начинались с его имени. В октябре 1612 года именно его подчиненные взяли штурмом Китай-город. Когда к Москве подошли отряды короля Сигизмунда III, Трубецкой вместе с Пожарским отбросил их от города.
Однако Трубецкой проиграл. Одна из повестей о Смутном времени рассказывает: «Князь же Дмитрей Тимофиевичь Трубецкой учрежаше <…> пиры многая на казаков и в полтора месяца всех казаков <…> зазывая к собе на двор по вся дни, чествуя, кормя и поя честно и моля их, чтоб быти ему на Росии царем и от них бы казаков похвален же был. Казаки же честь от него приимающе, ядяще и пиюще и хваляще его лестию, а прочь от него отходяще в свои полки и браняще его и смеющеся его безумию такову. Князь же Дмитрей Трубецкой не ведаше лести их казачей».
Дмитрий Тимофеевич тяжело переживал свое поражение на выборах. «Лицо у него ту с кручины почерне, и [он] паде в недуг, и лежа три месяца, не выходя из двора своего», – свидетельствуют современники. Почему же так вышло? Видимо, Трубецкой оказался в странном положении: он никому не был до конца своим, хотя и до конца чужим его тоже никто не считал.
Князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой (ум. 1625) – один из руководителей Первого ополчения, глава Земского правительства (1611–1613), кандидат на царский престол в 1613 году (Фото предоставлено М. Золотаревым)
Свой для казаков? Не вполне. Ведь князь возвысился прежде всего как глава дворянской части Первого ополчения. Дворянской, а не казачьей. Свой для дворян? Но он не сумел защитить их от казачьего буйства и, наверное, в глазах дворян выглядел предателем своего круга, заигрывающим с социально чуждой стихией. Свой для аристократии? Да, верно! Однако молодой вельможа в аристократической среде был всего лишь одним из игроков, причем не самым знатным, не самым опытным по части интриг и не самым авторитетным из царедворцев. Трубецкой «играл в свою пользу» и достаточного для победы числа союзников не нашел.
Кроме того, предводителя земцев подвело еще одно обстоятельство. Дело в том, что Шуйские, Мстиславские, Романовы, Черкасские, Глинские, Сабуровы и некоторые другие роды знатнейших людей царства соединены были с династией московских Рюриковичей-Калитичей брачными узами. А Трубецкие нет! Ни одного брака, который связал бы напрямую Трубецких с Московским монаршим домом, заключено не было.
Самый знатный аристократ
Из прочих претендентов особого внимания заслуживает князь Федор Иванович Мстиславский. Он происходил из Гедиминовичей, причем своей знатностью безусловно превосходил даже других князей Гедиминовичей, выставлявшихся на выборах, – Голицына и Трубецкого. Мстиславские были связаны брачными узами и с московскими Рюриковичами: один из предков Федора Ивановича женился на внучке Ивана III Великого! Словом, в начале XVII столетия князь Федор Иванович Мстиславский считался самым знатным аристократом в России.
Если бы при выборах на русский трон главную роль играла кровь, то есть высота происхождения, Мстиславский определенно стал бы победителем. Однако знатность была только одним из факторов, учитывавшихся участниками Собора. Ее, разумеется, брали в расчет: так, недостаток знатности отвел от престола нескольких кандидатов, среди которых князь Дмитрий Михайлович Пожарский, Федор Иванович Шереметев, а также Иван Никитич Романов (последний приходился дядей Михаилу Федоровичу Романову, но Михаил был сыном старшего из братьев Никитичей – Федора, а Иван Никитич – пятым из сыновей Никиты Романовича Захарьина-Юрьева, прародителя Романовых, что, по местническим счетам, резко снижало уровень его знатности).
Между тем не меньшее значение при выборе царя имели позиция и действия претендентов в эпоху Смуты. Например, князь Петр Иванович Пронский, высокородный Рюрикович, не замечен был ни в большом добре, ни в большом зле. Смута как будто прошла мимо него, сформировавшегося, взрослого человека. Он был пассивен. Князь Дмитрий Мамстрюкович Черкасский показал себя скверным полководцем. Но все это маленькие грехи. А вот князь Мстиславский открыл полякам ворота Кремля. Он возглавлял Семибоярщину, и именно он привел Россию к униженному положению. Дать ему царское звание после этого означало ни во что поставить подвиг земского ополчения.
Древнее боярское семейство
У Михаила Федоровича Романова было родство с прежними царями Рюриковичами, но не кровное: сестра его деда, Анастасия Романовна, стала первой женой Ивана IV Грозного. А сам дед, Никита Романович, женился на Евдокии Александровне Горбатой-Шуйской. Князья Горбатые-Шуйские являлись высокородными Рюриковичами, потомками великих князей из Суздальско-Нижегородского дома. Впрочем, к истинным Рюриковичам Романовы оказались в лучшем случае «прислонены». А для титулованных потомков Рюрика и Гедимина естественнее было бы, конечно, покоряться монарху, более тесно связанному с одним из великих царственных домов.
И все же выдвижение юного Романова в претенденты на трон никоим образом не являлось случайностью.
Один из моментов избрания Михаила Федоровича на царство. Сцена на Красной площади (Фото предоставлено М. Золотаревым)
Михаила Федоровича выдвигала на престол сильнейшая аристократическая партия. Что такое Романовы? Это ветвь древнего боярского семейства Захарьиных-Юрьевых. В их жилах не было ни капли царской крови, они всегда являлись слугами московских государей. Но их предки находились при московских государях как минимум с середины XIV века; родоначальником этого семейства и нескольких других являлся крупный великокняжеский служилец Андрей Кобыла. На протяжении всего XVI века предки Михаила Федоровича оказывались в Боярской думе, ходили в чинах окольничих и собственно бояр, воеводствовали в больших городах, водили в бой полки и целые армии. Отец Михаила Федоровича, Федор Никитич Романов, в результате опалы утратил место при дворе, вынужден был принять иноческий постриг и монашеское имя Филарет. Но он считался настолько крупной фигурой, что в годы Смуты поднялся из простых монахов до митрополита Ростовского. Воцарившийся сын сделал его патриархом.
Романовы и их предки – Юрьевы, Захарьины, Кошкины – высокий род, пусть и род слуг княжеских, а не князей. И вместе с ними роль таких же слуг, не имеющих царской крови, играли многочисленные старинные роды московского боярства: Салтыковы, Сабуровы, Пушкины, Шереметевы, Шеины, Морозовы, Плещеевы, Вельяминовы, Бутурлины. Все эти роды и множество других, не столь именитых, составляли социально близкую Романовым среду. Как видно, именно они в нужный час собрали деньги для казаков, мобилизовали собственных бойцов, проявили дипломатические способности и нажали на недовольных…
Князья боролись разрозненно, всяк за себя. Нетитулованная же знать выставила всего два рода на выборы, а когда Шереметевы решили поддержать Романовых, вся ее мощь сконцентрировалась в единой точке. Общими усилиями наладили связи с властями Троице-Сергиева монастыря, богатейшими купцами и казачеством. Троицкие власти предоставили сторонникам Михаила Федоровича московское подворье обители для совещаний. Купцы дали средства на ведение «предвыборной кампании». Казачьи атаманы обеспечили военную силу, поддержавшую эту «партию».
«Редкостный портрет царя Михаила Федоровича». Открытка. Издание И.С. Лапина в Париже. 1905–1917 (Фото предоставлено М. Золотаревым)
В итоге Михаил Федорович, чистый от всех грехов Смуты, оказался намного выше столпов Семибоярщины, тушинских бояр и откровенных слуг польской власти. А они составляли большинство среди выдвинутых кандидатур. Итак, Михаил Федорович победил по трем основным причинам. Во-первых, за ним стояла самая сильная аристократическая коалиция; во-вторых, его поддержала Церковь. А в-третьих, и это главное, страна возрождалась из руин, из грязи, из пепелища, начинала жить с чистого листа. И в такой ситуации лучшим оказывался тот претендент на царство, которого никто не имел оснований упрекнуть в неблаговидных деяниях смутных лет. Михаил Федорович был чист, и чистота его внушала добрую надежду.
Романовы и Церковь
Что принесла стране династия Романовых?
Прежде всего надо сказать, что династия эта выглядит достойно в ряду современных ей монархических династий Европы и мира. Романовы правили огромной державой в течение 304 лет, при них территория государства значительно расширилась, его население умножилось, вес в мировой политике существенно вырос. Романовы приняли разоренную, обезлюдевшую, едва живую страну, а привели к страшному революционному рубежу одно из величайших государств в мире.
Не все, разумеется, складывалось гладко. Так, например, в отношениях династии с Церковью было несколько резких поворотов.
Тяжело приходилось Русской церкви в XVIII столетии, когда Московское государство превратилось в Петербургскую империю.
Введенская церковь Новинского монастыря в Москве. В XVIII столетии правящая династия проявляла в отношении Церкви чудовищную бесцеремонность. В частности, в 1764 году Екатерина II упразднила Новинский монастырь, превратив его Введенский храм в приходской (Фото предоставлено М. Золотаревым)
При Петре I Русская церковь стала частью государственной машины. С 1721 года она лишилась духовного главы – патриарха. Церковным организмом теперь правил Синод – фактически «коллегия по делам веры», госучреждение. Надзирал за его деятельностью обер-прокурор (светский чиновник). Порой он назначался из персон, бесконечно далеких не только от православия, но и от любой разновидности христианства. Пять лет, с 1763 по 1768 год, обер-прокурором числился крупный и весьма энергичный масон Иван Иванович Мелиссино. Потом еще шесть лет, с 1768 по 1774-й, – Петр Петрович Чебышёв, не только масон, но еще и открытый проповедник безбожия. Позднее, при Александре I, в обер-прокуроры был поставлен князь Александр Николаевич Голицын – «веселый эротоман», по отзывам современников, и сторонник идеи «универсального христианства».
Петр I запретил учреждать новые монастыри, строить скиты, постригать во инокини женщин моложе 50 лет, ограничил число монахов произвольными штатами. При Анне Иоанновне издевательство над русским монашеством продолжалось: обители «вычищались» от «лишних» иноков, дабы у правительства появились новые работники на рудниках и новые солдаты. По закону запрещалось постригать во иночество кого-либо, кроме вдовых священников. Екатерина II отобрала у храмов и монастырей землю. Без малого 600 обителей предполагалось упразднить, и действительно, в результате екатерининской реформы множество монастырей просто исчезло, оказавшись без источников пропитания.
На заре XVIII века в России было около 1200 обителей. Число их сокращалось стремительно. К середине 1760-х осталось 536 монастырей. Из них содержание от государства получали только 226, а прочим 310 позволялось влачить существование на пожертвования. К началу XIX века общее число обителей уменьшилось приблизительно до 450.
Можно констатировать, что в XVIII столетии правящая династия проявляла в отношении Церкви чудовищную бесцеремонность, причем это принималось за норму, как нечто само собой разумеющееся.
В XIX веке дела русского духовенства несколько выправились. В то время среди Романовых были государи благочестивые, ставшие для Церкви истинными благодетелями. При Николае I из церковного управления был вычищен масонский дух, нанесший большой урон духовному состоянию русского общества во второй половине XVIII – начале XIX столетия. Тогда же правительство позволило монастырям приобретать большие участки ненаселенной земли. Николай Павлович – первый русский монарх после Петра I, в царствование которого возобновился устойчивый рост монашества.
В годы правления императора Александра III началось настоящее возрождение православия. Все 13 лет своего царствования он покровительствовал Церкви и сделал для ее блага исключительно много. Обнищавшее донельзя православное духовенство получило от правительства вспомоществование, позволившее несколько поправить дела. Одна за другой выходили «народные книжки», разъяснявшие простым людям христианский этический идеал. Церковь, тяжело переживавшая эпоху нигилизма и воинствующего атеизма, бушевавших у нас в 60-х и 70-х годах XIX века, наконец-то ощутила сочувствие власти, ее готовность помочь и защитить. При том же Александре III велось обширное церковное строительство, на которое щедро выделяла средства казна.
Возрождение православия продолжилось при следующем монархе – Николае II. Тогда появилось около 300 новых монастырей. Представляют интерес такие факты. В начале XVIII века установилась норма: если Церковь считала кого-либо достойным канонизации, то окончательное решение принимал Синод, а утверждал его император. И за все столетие только две персоны удостоились причисления к лику святых... Николай II унаследовал трон в 1894 году. На протяжении почти целого века – до начала его правления – Церковь смогла провести канонизацию еще трижды. А за 20 лет царствования этого благожелательного к православию государя появилось семь новых святых!
Въезд Петра I в Москву после Полтавской битвы. Худ. А.А. Афанасьев. 1890-е (Фото предоставлено М. Золотаревым)
Отец Иоанн Кронштадтский за несколько лет до смерти сказал о Николае II: «Царь у нас праведной и благочестивой жизни. Богом послан ему тяжелый крест страданий, как Своему избраннику и любимому чаду». Пророческие слова. Государю российскому еще предстояло принять вместе с семьей горчайший крест; Николай II нес его достойно, как добрый христианин, вплоть до последнего срока…
Между Романовыми и Церковью на закате времени, отпущенного династии, возникли принципиально новые отношения. Идеал христианского государя возвращался в политическую реальность. Между монархией и духовенством открылся доброжелательный диалог. Правящие особы повернулись к православию и показали свою преданность ему.
Миф о слабом царе
Русская монархия времен Романовых являлась стержнем всего государственного строя. Она обладала значительными преимуществами по сравнению с набирающим силу в Европе и Америке республиканством и парламентаризмом.
Коронация императора Александра III и императрицы Марии Федоровны. Худ. Жорж Беккер. 1888 (Фото предоставлено М. Золотаревым)
В 1917 году русская монархия была уничтожена именно в тот момент, когда она уже нащупывала новую социальную базу и могла получить перспективу массовой поддержки
Прежде всего, русский царь не испытывал зависимости от политических партий и финансовых домов, оказывающих им поддержку. Так, независимая политика Александра III вывела империю из тяжелого финансового кризиса именно благодаря тому, что монарх имел возможность вести ее как самостоятельный игрок.
Монарх мог не опасаться «потерять место» на следующих выборах, даже если он проводил непопулярные, но при этом жизненно необходимые меры, такие, например, как строительство флота при Петре I, освобождение государственных крестьян при Николае I и частновладельческих – при Александре II.
В большинстве случаев русского царя готовили к деятельности у кормила власти с детства. Он получал не только ориентированное особым образом образование, но и наставления от членов семьи, давно погруженных в дела большой политики и имеющих опыт военной и административной работы. Со второй половины XVIII века на российском престоле не было людей необразованных или не подготовленных к трудам правителя. В отличие от наследственной монархии республиканская парламентарная система могла привести на высоту верховной власти человека случайного, не имеющего систематических знаний, злонамеренного демагога, слабовольную марионетку. В силу этого Российской империей на протяжении полутора веков никогда не управляли столь слабые по части способностей к государственной работе, сомнительные и даже прямо скандальные люди, как, скажем, президенты США Ратерфорд Хейс и Уоррен Хардинг.
В 1917 году русская монархия была уничтожена именно в тот момент, когда она уже нащупывала новую социальную базу и могла получить перспективу массовой поддержки. Церковь, как уже отмечалось, обрела помощь по целому ряду важных вопросов как при Александре III, так и при Николае II. Столыпинские преобразования создавали слой крупных земельных собственников крестьянского происхождения, и реформы должны были найти продолжение. Отношения государственного промышленного заказа вкупе с протекционистским курсом могли привязать набирающих вес отечественных предпринимателей к высшей светской власти. Таким образом, слабеющее, «разбавленное» русское дворянство передало бы роль главной опоры трона классу предпринимателей. Но в экстремальных условиях войны, давления извне, оказываемого в том числе и путем искусственного раздувания революционного движения, а также подкупа элиты, позитивная перспектива для русской монархии была разрушена.
Роль же самого Николая II, последнего монарха из династии Романовых, в судьбах империи очень хорошо передана в рассуждении историка Г.А. Елисеева: «Ни у кого не вызывает ни протестов, ни сомнения правомочность канонизации сына и дочерей последнего российского императора. Не слышал я возражений и против канонизации государыни Александры Федоровны. Даже на Архиерейском соборе 2000 года, когда речь зашла о канонизации царственных мучеников, особое мнение было высказано только относительно самого государя. Один из архиереев заявил, что император не заслуживает прославления, ибо «он государственный изменник <…>, он, можно сказать, санкционировал развал страны». И ясно, что в такой ситуации копья преломляются вовсе не по поводу мученической кончины или христианской жизни императора Николая Александровича. <…> Его подвиг как страстотерпца вне сомнений. Дело в другом – в подспудной, подсознательной обиде: «Почему государь допустил, что произошла революция? Почему не уберег Россию?» Или, как чеканно высказался А.И. Солженицын в статье «Размышления над Февральской революцией»: «Слабый царь, он предал нас. Всех нас – на все последующее».
Миф о слабом царе, якобы добровольно сдавшем свое царство, заслоняет его мученический подвиг и затемняет бесовскую жестокость его мучителей. Но что мог сделать государь в сложившихся обстоятельствах, когда русское общество, как стадо гадаринских свиней, десятилетиями неслось в пропасть?
Изучая историю николаевского царствования, поражаешься не слабости государя, не его ошибкам, а тому, как много он ухитрялся сделать в обстановке нагнетаемой ненависти, злобы и клеветы.
И в самом деле, династия Романовых, три века стоявшая во главе Русского дома, достойна почтительного отношения. Тот несуразно обвинительный, менторский тон, который в годы советской власти был взят историками по отношению к представителям династии, в наши дни стал анахронизмом и должен быть окончательно отброшен.
Дмитрий Володихин, доктор исторических наук
Дмитрий Володихин