Эпоха европейской стабильности

После завершения Наполеоновских войн идея европейской стабильности на многие десятилетия легла в основу международных отношений

Старая Вена. Худ. Р. Мозер

Перед победителями Бонапарта – монархами России, Австрии, Пруссии, Великобритании – стояли серьезные вопросы. Какой будет теперь Европа? Как гарантировать прочный мир после четверти века практически беспрерывных войн? И как при этом извлечь из одержанной победы наибольшие выгоды для своей страны? Для решения этих европейских проблем и был созван Венский конгресс (1814–1815).

Как заметил британский историк XX века Эрик Хобсбаум, «наше поколение столько раз эффектно терпело поражение в основной задаче международной дипломатии – избежании крупных войн, что сейчас с большим уважением оглядывается на государственных деятелей и методы 1815–1848 годов». Действительно, архитекторам той Европы – Европы, настрадавшейся в пламени Наполеоновских войн, – многое удалось.

Венская система

Три документа – Заключительный акт Венского конгресса, Акт Священного союза и Парижский мирный договор – легли в основу послевоенного устройства Европы, которое получило название Венская система и фактически просуществовало до Крымской войны.

Вот его основные черты.

Первое. За счет Франции, лишившейся всех наполеоновских завоеваний, державы-победительницы перекроили карту Европы в соответствии со своими политическими интересами. Новые границы не всегда учитывали интересы национальные, что создало очаги напряженности в Польше, Нидерландах (составленных из Голландии и южных, бельгийских провинций), на славянских и итальянских землях Австрии и т. д. Однако это был первый опыт системы договоров между европейскими государствами, которая закрепляла границы между ними на длительное время. Венская система оказалась более долговечной, чем, например, завершившая Первую мировую войну Версальская.

Второе. На трон во Франции, Испании, Пьемонте, Неаполе и в некоторых мелких германских государствах возвращались свергнутые революцией монархи, олицетворяющие восстановление прежнего строя и призванные гарантировать спокойствие и порядок.

Третье. Сохранение сложившейся системы должен был обеспечивать союз монархов Европы, образующий христианское братство с единой армией, готовой выступить в случае любой угрозы восстанавливаемому мироустройству. Принцип поддержки старого монархического порядка как основы политической стабильности назвали принципом легитимизма.

А.С. Пушкин оставил поэтические воспоминания о той эпохе:

Вы помните, как наш АгамемнонИз пленного Парижа к нам примчался.Какой восторг тогда пред ним раздался!Как был велик, как был прекрасен он,Народов друг, спаситель их свободы!

Кстати, считается, что именно после 1815 года вошел в употребление термин «Европейское сообщество». Однако новое европейское здание выстраивалось непросто…

Съезд победителей

К 1 (12 по новому стилю) октября 1814 года в столице Австрийской империи собрались два императора, четыре короля, более 200 светлостей и высочеств – представителей небольших герцогств и княжеств, а также почти 500 дипломатов и официальных лиц. Приехали и представители побежденной Франции. Русскую делегацию возглавлял Александр I.

Считается, что в Вене российский император показал себя искусным и тонким дипломатом. «Невзирая на великое число чиновников российского дипломатического корпуса, находящихся в Вене, Государь сам занимается беспрестанно делами, относящимися до конгресса. В затруднительных случаях, где уполномоченные его встречают противоречие, он лично ведет переговоры – не токмо с монархами, но даже с министрами их, которые проводят с ним наедине по несколько часов в его кабинете в жарких спорах. Мне часто случается приглашать к его величеству Меттерниха, Веллингтона, Каслри, Талейрана и других и слышать из другой комнаты весьма продолжительные и громкие их разговоры и споры, из коих господа сии выходят со столь пламенными лицами, что принуждены бывали отирать с них пот» – так писал о заботах императора в те дни его личный адъютант, будущий официальный историограф войн с Наполеоном Александр Михайловский-Данилевский.

Венский конгресс. Гравюра XIX века

О чем же так жарко спорили на конгрессе? Прежде всего о том, как разделить наследство поверженной Франции и перекроить границы Европы в пользу держав-победительниц. Александр I требовал передачи России польских земель вместе с Варшавой – территории недавнего Герцогства Варшавского, созданного Наполеоном на востоке Европы и являвшегося французским протекторатом. Он говорил британскому министру иностранных дел Роберту Каслри: «Я завоевал герцогство, и у меня есть 480 тыс. солдат, чтобы его защитить».

Антирусский сговор

Этому, естественно, противились Англия, Франция и Австрия. Они даже заключили тайный договор против России и Пруссии, намереваясь ограничить территориальные притязания обеих. Три державы условились на переговорах действовать согласованно.

Их оборонительный союз подразумевал, что каждая из сторон в случае опасности других обязана посредством дружеского вмешательства предупредить нападение, а если бы такие меры не помогли, то выставить армию в 150 тыс. человек. «Я не допущу, чтобы Россия перешла Вислу, имела в Европе 44 млн подданных и границы на Одере», – заявил французский министр иностранных дел Шарль Морис де Талейран. Договор стал его крупным дипломатическим успехом: он вернул свою страну в число важнейших европейских игроков.

Возникла реальная угроза, что вся Европа объединится против России, однако, как только речь заходила о территориальных приобретениях, противоречия между другими государствами оказывались не менее острыми. Франция опасалась усиления Австрии, поскольку издавна соперничала с ней в Северной Италии; Австрия опасалась усиления Пруссии, поскольку боролась с ней за господство в Центральной Европе; Пруссия стремилась укрепиться на берегах Рейна и ревниво относилась к будущим границам Франции…

Три документа – Заключительный акт Венского конгресса, Акт Священного союза и Парижский мирный договор– легли в основу того устройства Европы, которое получило название Венская система и фактически просуществовало до Крымской войныНесмотря на тяжело продвигающиеся переговоры, дела в австрийской столице постоянно прерывались увеселениями: выездами и прогулками, спектаклями и парадами, концертами и особенно балами, которые давали в честь друг друга представители всех европейских государств. Балов было так много, что конгресс прозвали «танцующим», а на вопрос: «Как идут дела в Вене?» – остряки отвечали: «Дела стоят, хотя конгресс и танцует».

Неторопливость и веселье резко пошли на убыль, когда в Вену (прямо на очередной бал) пришло шокирующее известие: Наполеон, который после падения Парижа по решению союзных монархов был отправлен в почетную ссылку на остров Эльба у Апеннинского полуострова, бежал оттуда и высадился во Франции! Его армия быстро растет и движется на Париж, не встречая сопротивления!

Известие о бегстве Наполеона с острова Эльба и его высадке в бухте Жуан 1 марта 1815 года вызвало шок у участников Венского конгресса

Кстати, именно от Наполеона Александр I узнал о тайном договоре Англии, Франции и Австрии. Король Людовик XVIII столь стремительно покидал Париж, что забыл этот секретный документ на столе в кабинете. Наполеон немедленно отправил трактат в Вену российскому императору. Он ожидал, что тот будет потрясен и в рядах коалиции начнется разлад. Александр действительно был потрясен, но отреагировал как истинный дипломат. Он вызвал к себе австрийского министра иностранных дел Клеменса фон Меттерниха, показал ему бумагу и спросил: «Известен ли вам этот документ?»

Один из хитрейших политиков Европы так растерялся, что не смог найти ответа. Насладившись создавшейся немой сценой, Александр сказал: «Пока мы оба живы, об этом предмете никогда не должно быть разговора между нами. Нам теперь предстоят другие заботы. Наполеон возвратился. Наш союз отныне должен быть крепче, нежели когда-либо». С этими словами он бросил антирусский договор в пылающий камин! Коалиция была спасена. Союзникам пришлось просто забыть о многих противоречиях и резко ускорить работу конгресса.

Союз трех императоров

27 мая (8 июня) 1815 года, незадолго до поражения Наполеона при Ватерлоо, уполномоченные восьми государств – России, Австрии, Великобритании, Испании, Португалии, Франции, Пруссии и Швеции – подписали Заключительный акт Венского конгресса, к которому в течение пяти лет присоединились еще 33 государства.

России отошла значительная часть Польши (хотя и не все земли, на которые претендовал российский император). Александр I намеревался создать там образцовую конституционную монархию под русским покровительством. На деле же Россия на ближайшие 100 лет получила в лице Польши недружелюбную, а то и прямо враждебную территорию. Поляки стремились к созданию независимого национального государства, а Венский конгресс вообще слабо учитывал интересы отдельных наций. Во главу угла ставилось поддержание политического равновесия между пятью крупнейшими европейскими державами: Россией, Великобританией, Францией, Австрией и Пруссией.

14 (26) сентября 1815 года – уже после того, как Наполеон был во второй раз повержен, – три монарха Европы (русский, прусский и австрийский) «во имя Пресвятой и Нераздельной Троицы» заключили Священный союз. Акт союза объяснял, кто и как будет поддерживать в Европе новый порядок, установленный Заключительным актом Венского конгресса. Для Александра «Пресвятая и Нераздельная Троица» была символом альянса между православием (Россия), протестантизмом (Пруссия) и католицизмом (Австрия).

Заключи­тельный акт Венского конгресса

Судьба же побежденной Франции была окончательно решена 8 (20) ноября 1815 года, когда в Париже был подписан мирный договор между ней и Россией, Великобританией, Австрией и Пруссией. Страна возвращалась в свои границы 1790 года и должна была выплатить значительную контрибуцию. На несколько лет (до 1818 года) во Франции оставались оккупационные войска союзников, в том числе русский корпус во главе с героем Наполеоновских войн Михаилом Воронцовым.

Союз трех императоров уже тогда вызывал неоднозначную реакцию. Вот как писал об этом Александр Михайловский-Данилевский: «Союз сей составляет теперь предмет замысловатых критик либеральных писателей, которые господствуют над умами; они утверждают, что он имеет целью препятствовать просвещению и водворению представительных правительств в различных государствах. Не будучи отнюдь защитником деспотизма и невежества, я с ними, однако же, вовсе не согласен… Когда все колеблется и ничто не ручается за спокойствие, когда не может существовать ни надежное обладание собственностью, ни семейное счастье, ибо в войне погибает то отец, то супруг, то сын, то и сами науки не могут процветать. Что Священный союз не препятствует водворению представительных правительств, то доказал сам Александр конституциею, дарованной им Польше…»

Эпоха конгрессов

Механизмом решения возникающих проблем международного масштаба стала система конгрессов, которые регулярно созывались в Европе с 1818 по 1822 год. Это можно назвать попыткой заседания нового «общеевропейского правительства».

Первый конгресс, состоявшийся осенью 1818 года в Аахене («общеевропейской столице» во времена Карла Великого), вынес решение о выводе союзных оккупационных войск из Франции и принятии этой страны в «четверной союз» на равных правах. Появился термин «большая пятерка»: Россия, Австрия, Пруссия, Франция и Великобритания.

Тогда же была подтверждена одна из главных идей Венской системы – «взаимное страхование государей против их народов» – и определена высшая международная обязанность правителей «предохранять власть от крушения путем избавления народов от их собственных заблуждений».

Через два года, осенью 1820-го, представители пяти ведущих европейских держав собрались на новый конгресс в Троппау в Силезии (ныне Опава, Чехия), к зиме 1821 года плавно перетекший в третий конгресс в Лайбахе (ныне столица Словении Любляна). Их необходимость была вызвана потрясением европейского порядка – революциями, сравнительно легко и бескровно совершившимися в Испании и итальянских государствах (это тогда «Тряслися грозно Пиренеи – волкан Неаполя пылал…», как писал А.С. Пушкин). Имя испанского революционера Риего стало символом удачного и бескровного военного мятежа. Итальянское слово «карбонарий» с невинным переводом «угольщик» получило всеевропейскую известность как синоним слова «заговорщик».

Александр I

В Троппау и Лайбахе было решено использовать военную силу для восстановления прав короля Обеих Сицилий. Для этого требовалось согласие «большой пятерки» и не требовалось согласия властей в Неаполе, охваченном революцией. Австрийские войска были объявлены «европейской армией» и отправлены в поход на Неаполь и Пьемонт. Александр I некоторое время пытался отстаивать идею мирного урегулирования конфликта, предлагал варианты ведения переговоров с карбонариями, но постепенно стал все больше склоняться к интервенции.

Дело в том, что гвардейский ротмистр Петр Чаадаев привез в Троппау крайне неприятную весть о солдатском бунте в Петербурге. В октябре 1820 года гвардейцы Семеновского полка отказались подчиняться начальству, что на фоне общего революционного настроения в Европе было воспринято императором как результат деятельности собственных карбонариев. Александр вызвал с Кавказа генерала Алексея Ермолова, чтобы поставить его во главе 100-тысячной армии, готовящейся вторгнуться в Италию в случае расширения революционных волнений. Однако вмешательства русских войск не понадобилось. Власть легитимных монархов Италии была восстановлена австрийскими штыками.

Оставалась проблема революции в Испании. Этот вопрос стал главным на последнем, самом представительном конгрессе Священного союза – Веронском (осень 1822 года). Александр I говорил о возможности введения в страну русской армии. В конце концов «от имени Европы» в испанские дела разрешено было вмешаться французскому королю. В результате через год в стране воцарился прежний порядок.

Венский конгресс недаром называли «танцующим»: деловые переговоры постоянно прерывались роскошными балами и другими увеселениями

В Вероне окончательно выяснилось, что если о подавлении революций ведущие европейские державы могут договориться, то вынести решения по другим вопросам у них не получается. Так, не пришли они к единому мнению относительно запрета работорговли и признания независимости бывших испанских колоний.

Но болезненнее всего Александр I воспринял отказ европейских держав от поддержки Греческого восстания, хотя он был продиктован именно строгим следованием идеям Венской системы. После подавления итальянских и испанской революций восставшая Греция попала в центр внимания. Попытка русского царя созвать подобие конгресса по греческим делам в Петербурге зимой-весной 1825 года оказалась довольно блеклой. По этому вопросу единства у европейских монархов не было, каждый преследовал свои интересы. Весной 1825-го, вместе с этой конференцией, ограничившейся декларативными дипломатическими заявлениями, завершилась «эпоха конгрессов».

Завещание брата

Перед своей последней поездкой на юг империи Александр I оставил брату Николаю нечто вроде завещания, в центре рассматриваемых вопросов которого была проблема безопасности Европы и России как ее важной части.

«В Европе повсюду революционное настроение умов. Оно проникло в Россию, хотя и притаилось, – наставлял император своего преемника. – Мы должны при помощи Божественного Провидения усугубить свою бдительность и свое рвение. Государи ответственны перед Богом за сохранение порядка и благоустройства среди своих подданных. Тебе, любезный брат, предстоит довершить важное дело, начатое мной основанием Священного союза царей».

Николай I

Николай I трепетно относился ко всему, что считал завещанием старшего брата, и выполнял его заветы с особым тщанием. Но при этом черты характера и взгляды нового императора не могли не придавать своеобразия российской внешней политике. Не обладая дипломатическим даром Александра, не умея так тонко вести политическую игру на европейской шахматной доске, Николай делал упор на военный авторитет России в Европе. А это не вызывало восторга у других монархов.

Для понимания внешнеполитических воззрений Николая I крайне важна его записка «Моя исповедь» 1830 года. Император писал ее не для показа, а для себя. Под впечатлением новой, «подлой», как он сам говорил, французской революции Николай приводил в порядок свои мысли, выстраивая на бумаге логическую последовательность собственных идей.

«Географическое положение России, – отмечал он, – до такой степени благоприятно, что в области ее собственных интересов ставит ее в почти независимое положение от происходящего в Европе: ей нечего опасаться; ее границы удовлетворяют ее; в этом отношении она может ничего не желать, и, следовательно, она ни в ком не должна возбудить опасений».

При этом Николай считал политику Австрии и Пруссии не соответствующей духу Священного союза, ибо эти страны слишком многое делали ради своей выгоды, но против общей (как ее понимал российский император). Не договариваясь с Россией, они признали нового французского короля, возведенного на трон революцией, а также независимость Бельгии от Нидерландов. Границы Европы стали меняться. «Господи Боже, неужели это союз, созданный нашим бессмертным монархом?» – восклицал Николай. И все-таки вывод его был таков: «Сохраним этот священный огонь неприкосновенным, <…> сохраним для торжественного мгновения, которого никакая человеческая сила не может ни избежать, ни отдалить, – мгновения, когда должна разразиться борьба между справедливостью и силами ада. Это мгновение близко, приготовимся к нему, мы – знамя, вокруг которого в силу необходимости и для собственного спасения вторично сплотятся те, которые трепещут в настоящем времени».

Революционные события 1830 года заставили Николая сохранять «священный огонь» с поправкой на меняющуюся ситуацию в Европе.

Горькая пилюля

Главным изменением в политике ведущих европейских держав стал отход от принципа «вмешиваться не спросясь». «Мы признали самый факт независимости Бельгии, – говорил Николай, – потому что его признал сам нидерландский король». Точно так же Петербург признал французского короля, после того как это сделали в Лондоне, Берлине и Вене. «Это решение есть горькая пилюля, которую я обязан проглотить», – писал Николай I брату Константину.

Тем не менее он сильно опасался, что революционная Франция вновь отправится завоевывать соседние территории, устранять «несправедливость» Парижского мирного договора 1815 года за счет Пруссии и Австрии. Это свидетельствует о том, что Николай, как и Александр, не сомневался: силы зла, начав революцию в одной стране, не преминут экспортировать ее по всему миру. Как бы в подтверждение начались восстания в германских государствах: народ требовал либеральной конституции. Николай I сосредоточил в Польше огромную армию, готовую выступить в поддержку Австрии и Пруссии против Франции и (или) Бельгии. Дипломатический циркуляр трех держав Священного союза напоминал Франции об их обязанности силой оружия устанавливать порядок в Европе и уничтожать во всякой стране общего врага, то есть революцию. Возникла угроза новой общеевропейской войны – во имя принципов Священного союза. Ее осуществлению помешало Польское восстание 1830–1831 годов…

После 1815 года вошел в употребление термин «Европейское сообщество» и был отлажен специальный механизм для решения проблем международного масштабаКогда к 1833 году Европа на время успокоилась, Николай добился новых соглашений между Россией, Австрией и Пруссией, касающихся принципов Священного союза. Монархи подтвердили свою готовность «поддерживать власть везде, где она существует, подкреплять ее там, где она слабеет, и защищать ее там, где на нее открыто нападают».

Однако было оговорено, что монарх любого из договаривающихся государств имеет право (но не обязан) позвать на помощь соседей в случае внешних или внутренних угроз, а соседи могут удовлетворить или отвергнуть просьбу «сообразно собственным интересам и обстоятельствам». Это стало важным отличием от идей 1815 года: принцип вмешательства был сильно ограничен.

Кроме этого, сам круг действия союза сузился до размеров Центральной Европы: из него фактически выпали Испания, Португалия, Франция, Бельгия. Великобритания же, защищенная морями и флотом, всегда проводила самостоятельную политику. Все это привело к тому, что Николай I не имел возможности вмешиваться в дела европейских стран в прежних масштабах. При всей симпатии, например, к претенденту на испанский трон дону Карлосу он мог оказывать ему только финансовую поддержку. Когда же встал вопрос о новом наведении порядка в Испании (где борьба за престол привела в 1830-х к гражданской войне) силами французских войск, Россия выступила против этого.

Между тем в Центральной Европе политика вмешательства оставалась эффективной. Именно с согласия трех держав сначала (в 1836–1841 годах) был оккупирован, а затем (в 1846-м) присоединен к Австрии Краков – «последний осколок польской вольности». Три государства – владельца польских земель сочли город рассадником революционных настроений и заняли его, используя как предлог одно из крестьянских восстаний в Галиции (его квалифицировали как вспышку революционной заразы).

Но пиком такой политики стали революции 1848–1849 годов.

«Седлайте своих коней!»

О начале новой французской революции в России стало известно 22 февраля (5 марта) 1848 года, прямо на балу у наследника, завершающем масленичную неделю.

Биограф Николая I, историк Николай Шильдер так описывал события того вечера: «Залы были наполнены как блеском огней, так и блеском туалетов; взгляд на беззаботно танцующую массу людей мог породить уверенность, что находишься в вечном царстве мира и счастья. Но вдруг раскрываются двери шумной залы; взоры всех устремляются туда, и через дверь выходит на середину залы император, с сумрачным видом, с бумагой в руке, подает знак, музыка обрывается на полутакте, и танцующее общество по его мановению замирает в безмолвной неподвижности. После нескольких секунд боязливого ожидания услышали, как Государь громовым голосом сказал: "Седлайте своих коней, господа! Во Франции провозглашена республика!"»

В 1848 году революционный пожар вновь охватил Европу

Что и говорить, казалось, в европейский мир снова ворвался 1789 год. Это мгновение Николай и счел тем самым, «когда должна разразиться борьба между справедливостью и силами ада». Однако его немедленный порыв отправить 300-тысячную армию к границам Франции был остановлен разумным доводом: у России нет таких денег, чтобы воевать в Европе. Пример антинаполеоновской коалиции, на который ссылались император и его любимый фельдмаршал Иван Паскевич, не годился. Тогда средства выделяла Великобритания, а теперь, уверяли трезвые головы, «не дадут ни гроша».

«Я не хочу трогать других, но и не дозволю трогать себя»– так четко и по-военному лаконично сформулировал Николай I суть внешней политики РоссииПришлось искать компромисс между духом Священного союза и современной политической реальностью. Было решено сдерживать революционный пожар, не давая ему распространяться по Европе. «Я хотел бы оставить французов истреблять друг друга сколько им угодно, – пояснял свой отказ от агрессии Николай I, – мы же должны ограничиться тем, чтобы мешать им распутаться и подавлять всякие попытки к революции в Германии».

Восстание 1830 года поставило крест на проекте польской автономии

370-тысячная русская армия сосредоточилась у западных границ и до поры до времени выжидала развития событий. Весь 1848 год русские дипломаты терпеливо разъясняли манифест царя, истолкованный на Западе как призыв к вооруженному вмешательству. Именно так в Европе трактовались слова: «Мы готовы встретить врагов наших, где бы они ни предстали, и, не щадя себя, будем <…> защищать честь имени русского и неприкосновенность пределов наших».

Министр иностранных дел Карл Нессельроде лично втолковывал европейцам: «Россия не намерена вмешиваться в правительственные преобразования, которые уже совершились или последуют. Пусть народы Запада ищут в революциях этого мнимого благополучия, за которым они гоняются. Пусть каждый из этих народов по своему произволу избирает тот образ правления, который признает наиболее себе свойственным. Россия, спокойно взирая на таковые попытки, не примет в них участия».

Такая политика России – признание права наций на самоопределение – была в Европе новостью. Николай I избрал оборонительную тактику, очертив свою зону ответственности: Австрия – Пруссия – Россия. «Я не хочу трогать других, но и не дозволю трогать себя» – вот его позиция в 1848 году.

Закат эпохи

Именно в это время на Западе за Россией утвердилось прозвище «жандарм Европы»…

Весной 1849 года русская армия двинулась в Европу (кстати, впервые переброска части войск осуществлялась по железной дороге). Дело в том, что тогда совсем юный австрийский монарх Франц Иосиф (тот самый, что через 65 лет начнет Первую мировую войну!) осознал критическое положение своей империи.

Венгры провозгласили независимость; на их стороне сражались отряды, руководимые участниками Польского восстания 1830–1831 годов. Скоро можно было ожидать нового польского мятежа, пламя которого с большой степенью вероятности захватило бы и российскую часть Польши. Поэтому Франц Иосиф, в полном согласии с договоренностями 1833 года и общим духом Венской системы, обратился за помощью к Николаю I. Тот заметил, что «не вмешался бы, ежели бы не видел в мошенниках в Венгрии не одних врагов Австрии, но врагов всемирного порядка и спокойствия». Он двинул в Венгрию, «на потушение мятежа», войска во главе со своим опытнейшим полководцем Паскевичем, которого император снабдил инструкцией всего из трех слов: «Не щади каналий».Александр I намеревался создать в Польше образцовую конституционную монархию под русским покровительством, однако на ближайшие 100 лет Россия получила в ее лице недружелюбную, а то и прямо враждебную территориюЛетом 1849 года русская армия спустилась с карпатских перевалов в тыл венграм, сражавшимся с австрийцами. Теряя солдат не столько в боях, сколько от холеры, Паскевич устремился в погоню за втрое слабейшими повстанцами. Через два месяца венгерская армия капитулировала. Кроме военной помощи Россия предоставила Австрии субсидию в 6 млн рублей. Австрийская империя была спасена от, казалось бы, неминуемого распада, чтобы всего через пять лет «отплатить» России враждебным нейтралитетом, во многом решившим судьбу Крымской войны. Николай и подумать не мог, что уже в 1850 году австрийский премьер Феликс Шварценберг скажет: «Мы еще удивим мир своей неблагодарностью!»

Именно после событий 1848–1849 годов Российская империя сочла возможным относиться к Австрии и Пруссии как к младшим партнерам по Священному союзу. Благодаря личному вмешательству Николая I была предотвращена попытка Пруссии занять принадлежавшие Дании герцогства Шлезвиг и Гольштейн (1850). По его настоянию было подписано Ольмюцкое соглашение между Австрией и Пруссией (тоже 1850 год). Это на какое-то время сняло напряжение в нараставшем соперничестве двух держав за лидерство в Центральной Европе (возможно, на 15 лет отодвинуло назревавшую войну), но в памяти Пруссии договор остался как Ольмюцкий «позор».

Николай I сообщает гвардии о вспыхнувшем восстании в Польше

На рубеже 1840-х и 1850-х противодействие Николая стремлению Пруссии усилиться и возглавить объединение Германии вызвало охлаждение российско-прусских отношений. По распоряжению императора граф Нессельроде летом 1848 года написал ноту, в которой говорилось, что объединение Германии «в том виде, в котором его желала жаждущая нивелировки и территориальных расширений демократия, рано или поздно вовлечет ее в состояние войны с соседями».

Неготовый к компромиссам, Николай I отстаивал свои внешнеполитические взгляды до конца. В результате к началу 1850-х внешняя политика России привела к неприязни сразу четырех крупнейших европейских государств: Великобритании, соперничество с которой на Востоке (в Турции и Иране) и в Греции вскоре определит ход международных событий на ближайшие десятилетия; Франции, которую Николай считал рассадником революции и нового монарха которой, Наполеона III, отказался признать за равного; Австрии, для которой спокойствие славянских провинций и контроль над Балканами были важнее чувства благодарности за 1849 год, и Пруссии, планам которой стать во главе объединения Германии Россия активно препятствовала.

Так круг друзей стал кольцом соседей. Эпоха Венского конгресса заканчивалась.

Автор: Дмитрий Олейников, кандидат исторических наук

ИЗ ПОСТАНОВЛЕНИЙ ВЕНСКОГО КОНГРЕССА«Герцогство Варшавское, за исключением тех областей и округов, коим в нижеследующих статьях положено иное назначение, навсегда присоединяется к Российской империи. Оно в силу своей конституции будет в неразрывной с Россией связи и во владении императора всероссийского, наследников его и преемников на вечные времена. Его императорское величество предполагает даровать по своему благоусмотрению внутреннее устройство сему государству, имеющему состоять под особенным управлением. <…> Поляки, как российские подданные, так равномерно и австрийские и прусские, будут иметь народных представителей и национальные государственные учреждения, согласные с тем образом политического существования, который каждым из вышепоименованных правительств будет признан за полезнейший и приличнейший для них, в кругу его владений».

ИЗ АКТА СВЯЩЕННОГО СОЮЗА«Статья I. Соответственно словам Священных Писаний, повелевающих всем людям быть братьями, три договаривающиеся монарха пребудут соединены узами действительного и неразрывного братства, и, почитая себя как бы единоземцами, они во всяком случае и во всяком месте станут подавать друг другу пособие, подкрепление и помощь; в отношении же к подданным и войскам своим они, как отцы семейств, будут управлять ими в том же духе братства, которым они одушевлены, для охранения веры, мира и справедливости.

Статья II. Посему единое преобладающее правило да будет, как между помянутыми властями, так и между подданными их, приносить друг другу услуги, оказывать взаимное доброжелательство и любовь, почитать всем себя как бы членами единого народа христианского, поелику три союзные государя почитают себя аки поставленными от Провидения для управления тремя единого семейства отраслями».

КОРПУС ВОРОНЦОВА

Герой Наполеонов­ских войн граф Михаил Семенович Воронцов (1782–1856)

Русский оккупационный корпус, насчитывавший 45 тыс. человек, прибыл в Париж для расквартирования в первых числах 1816 года. Местные жители встречали войска с понятной тревогой. Сначала их страхи как будто подтвердились: было совершено несколько актов насилия. Но командующий Михаил Воронцов железной рукой навел порядок: виновные были наказаны прогоном сквозь строй и в дальнейшем в корпусе царила образцовая дисциплина. После этого Воронцов ввел правило разбирать все конфликты строго по закону, уже без применения палок. Также он учредил школы для младшего офицерского состава и наладил доставку писем из России. Перед возвращением на родину он велел собрать сведения обо всех долгах, сделанных офицерами за время пребывания в Париже. В сумме получилось 1,5 млн рублей ассигнациями. Воронцов сам погасил долг, продав родовое имение.

КАК РОССИЯ СТАЛА «ЖАНДАРМОМ ЕВРОПЫ»

Историк Мартин Малиа в конце XX столетия признал: «Вторая четверть XIX века стала временем по преимуществу очерняющей Россию западной литературы. Именно тогда появились те негативные стереотипы и суждения относительно России, которые сохранились и до наших дней».

Прямота внешнеполитических заявлений русского царя Николая I на фоне общепринятой сдержанности и утонченности европейского дипломатического языка не вызывала восторга на Западе. Кроме того, значительную роль в формировании восприятия России как восточной деспотии, прямо угрожающей свободе европейцев, сыграли тысячи эмигрировавших в Европу участников Польского восстания 1830–1831 годов. Консерватизм Николая пришелся на эпоху либерализации Европы, для которой Россия с ее приверженностью Венской системе международных отношений становилась символом Старого порядка. Все это заметно повлияло на то, что «расправа над Польшей не была прощена Европой».

В парижском особняке Ламбер князь Адам Чарторыйский, когда-то один из «молодых друзей» императора Александра I и российский министр иностранных дел, а потом председатель правительства восставших поляков, создал «посольство» несуществующего государства и негаснущий очаг распространения неприязни к России.

Символом очерняющей Российскую империю литературы того времени стала книга маркиза Астольфа де Кюстина «Россия в 1839 году». Как многие западные и прозападные публицисты, Кюстин вроде бы целил в самодержавие, а попадал в Россию: «Прощение было бы опасным уроком для столь черствого в глубине души народа, как русский. Правитель опускается до уровня своих дикарей подданных; он так же бессердечен, как они, он смело превращает их в скотов, чтобы привязать к себе; народ и властитель состязаются в обмане, предрассудках и бесчеловечности. Отвратительное сочетание варварства и малодушия, обоюдная жестокость, взаимная ложь – все это составляет жизнь чудовища, гниющего тела, в жилах которого течет не кровь, а яд. Вот истинная сущность деспотизма».

Правительство в России было обеспокоено поиском достойного ответа на нашумевшую книгу-памфлет. Николай I, некогда принимавший де Кюстина и благосклонно беседовавший с ним, познакомившись с книгой, не стал скрывать: «Вся вина лежит только на мне, ведь я покровительствовал этому негодяю». Впрочем, мнения частных лиц казались императору не заслуживающими особого внимания: в 1835 году он наставлял наследника Александра (будущего Александра II): «Пренебрегай ругательствами и пасквилями, но бойся своей совести!»

Официально было решено «взирать на все, что публикуется о России, с совершенным равнодушием, нимало не заботясь ни о каких толках и слухах», поскольку, как заметил в том же 1839 году глава российского МИД граф Карл Нессельроде, «русофобия пройдет, как прошли другие безумства нашего века».

Когда прусские родственники посоветовали царю: «Вам надо завести орган, предназначенный для того, чтобы опровергать ту клевету, которая, несмотря на цензуру, постоянно подымает голову», Николай I лаконично ответил: «Я никогда в жизни не унижусь до того, чтобы начать спорить с журналистами». При этом император четко определил свою позицию в данном вопросе: «Хотя я плачу презрением за все личности [то есть личные нападки. – Д. О.] ко мне партикулярных лиц, никогда не потерплю, чтобы в лице моем могли обижать Россию даром те, кои представляют правительство».

ЧТО ПОЧИТАТЬ?

Дебидур А. Дипломатическая история Европы. 1814–1878. Ростов-на-Дону, 1995Хобсбаум Э. Век революции: Европа, 1789–1848. Ростов-на-Дону, 1999Олейников Д.И. Николай I. М., 2012 (серия «ЖЗЛ»)