Назад

Версия для слабовидящих

Настройки

Маркс uber alles

04 Мая 2018

Дата, мимо которой трудно пройти. 5 мая — 200 лет со дня рождения Карла Маркса (1818–1883). Новые биографии Маркса появляются в Германии чуть ли не каждый год. Автор одной из последних, профессор Берлинского университета имени Гумбольдта Вильфрид Ниппель, рассказал «Историку» о том, что заставило его, специалиста по античной истории, обратиться к жизни и творчеству философа сер. XIX века.

Память о Марксе на родине в Германии почти такая же противоречивая, как в России. С одной стороны, быть марксистом давно немодно. С другой — для многих немцев он остаётся едва ли не величайшим соотечественником в истории. Одну и другую сторону следует понимать с географической буквальностью: отношение к философу на западе и востоке страны во многом продиктовано разделением Германии в XX веке.

В ГДР Маркс был повсюду: на плакатах, на почтовых марках, в виде памятников на площадях. Хорошо знакомая нашему человеку картина. В ФРГ, напротив, он оставался лишь одним из длинного ряда выдающихся немецких философов XIX века. После воссоединения страны казалось, что именно западный, «облегчённый» вариант памяти о Марксе восторжествует. Однако убрать границы оказалось легче, чем объединить общество, и с ростом ностальгии по ГДР вернулся и образ Маркса как символа исчезнувшей страны.

«Человек не характера, а убеждений»

— Большую часть научной карьеры вы занимались античной историей и ранним Средневековьем. А в этом году издали биографию Маркса. Что заставило вас так резко изменить сферу интересов?

— Действительно, большая часть моих исследований посвящена древней истории. Хотя раз за разом в своих публикациях я возвращался к восприятию античных и средневековых сюжетов и явлений в Новое время, и, в частности, к истории исторической науки. В моих книгах об Иоганне Густаве Дройзене, который первым из немецких историков в XIX веке обратился к систематическому изучению эллинизма и ввёл сам этот термин, а также об античном и современном представлении о свободе я в значительной степени сосредоточился именно на Новом времени. Надо сказать, что и к наследию Маркса я обращался прежде в различных, пусть и в довольно ограниченных аспектах, касающихся прежде всего его представлений об античности. Предложение написать его биографию поступило мне от издательства, и я был этому рад, поскольку смог погрузиться в новые для себя области знания.

— Если говорить предельно коротко: кем был Карл Маркс из Трира?

— Человеком, при всех плюсах и минусах пытавшимся дать — но только будущему! — рабочему классу теорию, с помощью которой он мог бы преодолеть капитализм.

Что в биографии Маркса произвело на вас наибольшее впечатление? Что это был за человек? Как личность, как учёный, как политический лидер?

— О его семье мы знаем меньше, чем многие думают. Дочери уничтожили переписку Маркса и его жены, что, надо сказать, полностью законно. Известно, что Маркс, разумеется, имел право голоса при выборе женихов для своих дочерей, но в целом его отношение к ним было необычайно либерально для того времени.

Это особенно впечатляющий контраст на фоне того, что едва ли у него с кем-то была настоящая дружба, переносящая любое напряжение и всякие разногласия. За исключением, разумеется, Энгельса, но это настоящий нонсенс, если иметь в виду характер Маркса. Во времена Союза коммунистов он становился причиной бесконечных конфликтов из-за своего повелительного, властного, авторитарного нрава.

Однако я это сказал и подумал, что, наверное, важнее было то, что он был человеком не определённого характера, какого-то психологического склада, а убеждений. Потому что в Международной ассоциации рабочих, которую мы сегодня знаем как 1-й Интернационал, он долгое время играл роль связующего звена между различными течениями. И, наоборот, после 1871 года вёл ожесточённую борьбу против «бакунистов», во имя которой даже смирился с расколом Интернационала. Могу сказать, что как учёный он придерживался принципа сомневаться во всём, даже в собственных работах. Правда, при этом другим усомниться не давал.

«Марксизм нельзя было не развивать»

Возвращаясь к Ленину, насколько он вообще был знаком с творчеством Маркса во всём его многообразии, учитывая, что не все работы были изданы к нач. XX века?

Это касается только газетных публикаций, которые появлялись анонимно, и части ранних работ. Все важные тексты после смерти Маркса издал или переиздал Энгельс. Помимо «Капитала» Ленин регулярно обращался к «Манифесту Коммунистической партии», «18 брюмера Луи Бонапарта», «Гражданской войне во Франции», «Классовой борьбе во Франции», «Критике Готской программы» в качестве центральных текстов для развития своего революционного мировоззрения и трактовки роли государства после революции. Естественно, всякий раз в зависимости от того, как это ему было политически удобно. С 1913 года стала известна переписка Маркса с Энгельсом в «очищенной редакции», а в 1902 году были опубликованы письма Маркса к Луи Кугельману с оценками Парижской коммуны, к которым часто обращался Ленин.

Понимаете, в самом термине «марксизм-ленинизм» подчёркивается не просто равновеликий статус русского вождя, не просто то, что он являлся правоверным толкователем марксизма, но и то, что он, в общем-то, «развил» теорию. А «развил» — значит, до известной степени изменил. Это потому что «не развивать» её оказалось невозможно: в чистом виде в качестве политической программы она не годилась уже через пару десятилетий после смерти Маркса.

— То есть Маркс всё-таки был больше утопистом, чем автором прикладной теории?

— Он создал теорию, которая ставила правильные вопросы, но не на все давала вполне определённые ответы. В ней было очень мало элементов утопии, и Маркс всегда отказывался от того, чтобы давать какое-то конкретное описание социалистического общества будущего.

Всё это — революционным путём?

— Работа Маркса всё время была обусловлена напряжённым ожиданием скорой революции, хотя в своих прогнозах ему множество раз приходилось «переносить» её. Позже он, а ещё больше Энгельс склонился к тому, что завоевание парламентского большинства способно оказаться хорошим способом изменить общественное управление. Ну и дальше вы знаете лучше меня: прогнозы Бернштейна, что всеобъемлющая революция в развивающемся обществе ведёт исключительно к хаосу и вовсе не улучшает условия жизни широких кругов общества, оказались верны.

Важная ипостась Маркса, о которой мы не говорили, — это его журналистский успех. Я считаю его одним из самых блестящих журналистов XIX века. Имею в виду его комментарии к событиям в Германии, во Франции, в Великобритании, его споры с оппонентами и с товарищами. Это важная часть его наследия, но в чём-то печальная: у него имелись большие планы теоретической работы, однако он растратил много сил и времени на то, чтобы оперативно реагировать на события, статьи и книги других людей. И неслучайно ни одна из его крупных экономических работ так и не закончена. Отсюда и ваши вопросы, и во многом то, что происходило с марксизмом: он не успел создать законченной теории. Уверен, что потенциал для этого у Маркса был.

«Марксизм пал жертвой своего успеха»

— Можно ли говорить о том, что западный капитализм каким-то образом адаптировал идеи Маркса и тем самым избежал революции? И какова здесь роль русской революции?

— Вообще уже Отто фон Бисмарк, реагируя на отдельные требования рабочего движения, заложил основы социального государства. Русская революция породила трения между социал-демократами, которые выступали за парламентаризм, участие в управлении, правовое государство и реформы, и коммунистами, увидевшими в большевизме надежду на то, что можно быстро достичь всех целей — и многовековых, если мы говорим о социальной справедливости, и достаточно конъюнктурных, если мы говорим об индустриальном проекте и освобождении пролетарского труда. Ну и, конечно, я не открою Америки, если скажу, что всё более активное строительство социального государства в большинстве западных стран после Второй мировой войны было напрямую вызвано конкуренцией с советской системой.

Тем не менее марксизм в нынешней политике на Западе — это, скорее, маргинальное явление?

— Я не знаю сегодня ни одной значимой марксистской политической группы. Зато хорошо известно, что почти повсюду социал-демократия переживает кризис, в том числе как результат успеха распространения собственных идей, который привёл к тому, что рабочий класс фактически исчез. Те, кто чувствует себя проигравшим от социального или экономического развития, с большей охотой склоняются к поддержке правых популистов типа «Альтернативы для Германии» или «Национального фронта».

Мне кажется, что у марксизма как такового не так много политического потенциала в современном западном мире. У так называемой экологической волны, я думаю и надеюсь, — больше. Маркс, к слову сказать, предвидел проблему уничтожения окружающей среды, хотя, конечно, нельзя назвать его отцом движения по защите природы. Однако чему у него точно можно научиться — и неслучайно многие экологи, по крайней мере прошлого поколения, — имели левый политический опыт, так это моральной значимости трезвого и объективного анализа ситуации.

Беседовал Дмитрий Пирин