Я единственный, кто представляет старую россию...

Барон Эдуард Александрович фон Фальц-Фейн. Русский из Лихтенштейна. Чаще вы могли слышать это имя в эпоху «ранней перестройки», когда наши СМИ наперебой стали знакомить с благородными фигурами русского зарубежья. «Народный барон» выделялся и в том блестящем ряду, и прозвище своё оправдал неоднократно. К известному разделению: эмиграция первой волны, второй, третьей… можно добавить и «волны» возвращения на Родину. Возвращения в широком смысле слова, подобно Эдуарду Фальц-Фейну, который, оставаясь гражданином княжества Лихтенштейн, по масштабам своих благодеяний стал, можно сказать, событием нашей культурной, социальной и даже экономической жизни. А уж помогать СССР барон начал ещё, когда это было сопряжено лишь с неприятностями. Эдуарду Александровичу 102 года. Но он согласился поделиться идеями и воспоминаниями с читателями «Историка». Получился сбивчивый, искренний монолог

Эдуард Фальц-Фейн:

...Хотите, чтобы я рассказал о моих первых визитах в СССР? Тогда слушайте. Мне дали сопровождающую (каждый имел сопровождающую). Она была кореянка, еле-еле по-русски говорит. Ну ладно. Конечно, она должна была писать, что я делал, что я говорил и куда выходил. Я не имел права выходить из отеля без неё… И мне надоело, что она, как собачка, ходит за мной. Сказал: «Я устал, иду спать». А сам вышел из отеля, посмотрел, чтобы никто не следил. Хотел сам погулять по Москве! На другой день встречаю эту девочку в слезах: «Что вы мне сделали вчера вечером? Меня выгонят с работы, если вы ещё раз пойдёте без меня из этого отеля!» Это был олимпийский год! Сказал, что больше не буду этого делать. Нет в мире такого, что ты не имеешь права один выходить. Успокоил её, но это была целая драма! Ещё один интересный анекдот, как я попал в Петербург. В эти 15 дней Олимпиады я имел чудный парадный костюм: красная одежда, здесь герб… был красавец! Все смотрели! И поехал в Петербург вместе с этой девочкой. Она меня повсюду, как собачка, возила. Приехали в Петербург. А там был финал футбола. Там мои предки лежат на кладбище… Мы разместились в отеле. А это недалеко от Садовой было, где располагался Пажеский корпус моего дедушки. Теперь Суворовское училище. Хотел посмотреть, на что похож этот дом, где дедушка служил директором. Помню, мама говорила, что, когда попаду в Петербург, налево дом, наверху наша квартира. Ворота были открыты, как полагается, все входили-выходили. И я. Как только вошёл, подходит суворовец в форме: «Кто вы такой? Куда вы идёте?». Я: «Хочу посмотреть!» — «Здесь это не полагается. Лишь наши люди или нужно иметь документ, почему вы сюда приходите». Я побоялся сказать почему. Я ж эмигрант — враг народа. И меня выгнали оттуда, но, слава Богу, ничего не случилось! А через несколько лет, когда я свободно смог приехать, я, конечно, пошёл туда, представился перед директором, он меня очень мило принял, тогда были уже другие времена. 500 суворовцев учатся. А знаете, что Пажеский корпус был самым знаменитым военным училищем, откуда выходили лучшие офицеры России? И там находилась церковь, чудная церковь, чудные иконы, и, когда я спросил: «А где церковь?», мне сказали: её нет. Вот здесь была. А я стою в библиотеке. Места, где можно сидеть и писать… Остались какие-то знаки того, что здесь было раньше. Но, слава Богу, хотя бы стены церковные! Там была масса икон, они находятся в Русском музее. Во время революции их увезли, в подвале лежат.

Я пошёл к директору Русского музея, представился, он меня мило принял, я умею говорить с людьми, и одежда на мне была... Что-то специальное всегда надевал. Он меня мило принял и сказал, что иконы действительно в подвале. Я удивился: «Какого чёрта они в подвале! Их ведь можно обратно в Суворовское училище». Мне это стоило 110 000 долларов, но я там снова построил церковь. Как она раньше была при дедушке. Если попадёте в Петербург, передайте привет теперешнему директору, скажите, кто вы такие. Там служба по воскресеньям… А директор Русского музея мне не дал иконы, чтобы их там повесить: «Они здесь! И здесь останутся!» Оказывается, был закон: что украдено во время революции, должно оставаться там, где есть. И как раз настало время, когда «Кодак» замечательно делал репродукцию на полотне, как настоящее! Замечательно! Не отличишь! Однако дорого стоит. Я попросил сфотографировать эти иконы, их было 12, большие иконы! Он разрешил, я снял, привёз в «Кодак». И они мне сделали. Такие репродукции! Когда привёз и подарил, они ахнули! Даже знатоки не сказали, что это репродукции! Мама мне рассказывала и даже нарисовала, где лежат наши предки. У нас было четыре адмирала в семье: два брата выиграли сражение против турок. Один — директор Морского корпуса. А другой — начальник Севастополя! Я не знал, где находятся эти надгробия. Священника не было. А другие люди понятия не имели. Я пошёл к сторожу, объяснил, что приехал в Петербург ради того, чтобы найти надгробие своих предков. А он посмотрел на меня и сказал, что никогда не слышал такого имени. Чтобы я сам искал! Грубо ответил. Я начал сам искать. И не нашёл. Но я же хитрый. Поехал в Адмиралтейство. Дал визитку и попросил проводить меня к адмиралу. Спросили, зачем. Я им всё рассказал: что у меня предки похоронены, и я надеюсь, что они мне помогут. Попал в кабинет к адмиралу Фадееву. Он в белой форме, лето на дворе, а я в своём олимпийском наряде. Я ему рассказываю: «Моя мама сказала, что у вас в Адмиралтействе находятся портреты всех… Я бы хотел посмотреть на них и сфотографировать!» Он меня провёл, показал, я сфотографировал. Они теперь вот здесь на стене висят.

А второй вопрос: «Я хочу найти надгробия, может, у вас есть возможность?» Он сказал, что может помочь, но это нелегко. Где искать? Там одни листья… Сказал, что поможет, чтобы я ехал домой, а он мне их найдёт, и мне устроят торжественный приём: с моряками, духовенством, музыкой и так далее… Ведь мои адмиралы были действительно знамениты… А! Самый главный анекдот: когда я вошёл в кабинет и представился, я начал ругать его: «Вы русский! Я русский! Такой же патриот, как и вы! Как вам не стыдно оставлять в таком виде надгробия великих русских моряков, которых в каждой исторической книге описывают?» Была тишина. Я подумал, что он нажмёт на кнопку, и меня выведут. Он сказал: «Смелый эмигрант, который ругает советского адмирала в форме!» Опять тишина. Он вдруг переменил лицо и сказал: «Правильно ругаешь! Несмотря на то что я адмирал в форме… Обещаю, сделаю всё правильно». Эти 5 или 10 минут я никогда не забуду. Действительно, я, эмигрант, ругаю советского адмирала. Кураж! Это одно из самых больших впечатлений во время моего пребывания в Петербурге… Целый год ждал. Я был знаком с Сергеем Михалковым. Написал ему письмо, попросил помощи. Через две недели получил от Михалкова телеграмму: «Всё готово! Приезжай тогда-то». Михалков большим человеком был! Обещал — надо выполнить! И я приехал… Это было шикарно! Стояли моряки на карауле. Музыка, священник. Я пригласил много людей, с которыми познакомился во время Олимпиады. А потом забавная вещь случилась: за помощь я пригласил Михалкова к себе. Он попал на встречу с авторами детских книг. Приехало около 100 человек. Советские люди, которые имели заграничную визу, не могли поехать в другое место. Если написано «Цюрих», значит, в Цюрих! Когда мы даём визу, мы даём для страны, а не для города. А бедным русским не давали права покинуть Цюрих, и они не могли приехать ко мне. Однако он всё равно ко мне приехал. Не один, с дамой. Она мне понравилась! Вкус у него, конечно, был. Он представил мне её. Её звали Агния Барто!

Самое дорогое для меня — подарки, что я преподнёс России. Эмигрант, который всё потерял и снова заработал деньги, вернул всё культуре. Я очень горд, что что-то оставил на память. Я сделал то, что надо было сделать. Мог и сделал. Так что могу спокойненько уйти из этой жизни.

Свои выступления, речи я не готовлю заранее. Если начинаю, могу целый час что-то рассказывать. И никто ничего не спрашивает. Однажды говорю: «А почему меня никто ничего не спрашивает?». — «А вы рассказывайте, так интереснее!»… Так вот, очень интересный снимок. Я часто говорю про Пажеский корпус, и, пока я был в Петербурге во время Олимпиады, я узнал, когда я пошёл в Суворовское училище, что последний паж ещё жив! Ему 90 лет. И мы познакомились с ним. Вот фотографии. Последний паж! Снимите! Это последний паж Пажеского корпуса! Чудеса! Правда, он взял и умер через 2 недели.

За всю жизнь я не выпил ни одной рюмки. Меня мать просила никогда не пить! Не знаю даже, что значит быть пьяным… О! Ещё вспомнил. Иду по улице Champs-Illysies, я там учился… Вижу, двое проходят, и громкий разговор: «Эйфелева башня не там!» Как было приятно русский язык услышать! Подхожу: «Чем могу помочь? Эйфелеву башню ищите?» И один мне говорит: «Ты кто такой? Эмигрант? Убирайся вон отсюда!» Никогда не забуду. Они ж в России все должны были подписать, что за границей не имеют права встречаться с эмигрантами!

А сейчас из эмигрантов того времени никого не осталось. Я единственный, кто представляет старую Россию. Единственный из первой волны эмиграции! Никого больше. Все померли. Я остался живым чудом.

Беседовала Мария Третьякова