Настройки

Печальный детектив

19 Января 2022

Беседовал Владимир Рудаков

В 1019 году в результате кровопролитной междоусобной борьбы к власти в Киеве пришел князь Ярослав, впоследствии получивший прозвище Мудрый. О том, что достоверно известно о событиях тех лет и о чем можно только догадываться, «Историку» рассказал главный научный сотрудник Института всеобщей истории РАН, руководитель Центра истории религии и Церкви Института российской истории РАН, доктор исторических наук Александр Назаренко.

Александр Назаренко

Памятник князю Ярославу Мудрому в Ярославле (фото: RESIZEME.CLUB)

Один из наиболее известных древнерусских князей Ярослав Мудрый (около 978–1054) пришел к власти в результате кровопролитной схватки, развернувшейся между сыновьями Владимира Святославича. Потомки крестителя Руси, почившего летом 1015-го, сражались за наследство отца долгих четыре года. В ходе этой борьбы погибли братья Ярослава — Борис и Глеб, позже прославленные Церковью в качестве первых русских святых, Святослав (он правил в древлянской земле), а также Святополк, который, согласно летописной традиции, был убийцей Бориса и Глеба и получил уничижительное прозвище Окаянный. «Перебью всех своих братьев и стану один владеть Русскою землею» — такие слова вложил в уста Святополка древнерусский книжник.

Впрочем, детектив не был бы детективом (а в том, что это и есть древнейший в русской истории детектив, сомневаться не приходится), если бы поиски настоящего убийцы были столь просты. На протяжении последнего полувека не раз звучали сомнения в отношении канонической версии братоубийственной войны. Прежде всего ученые обращают внимание на нестыковки, существующие в разных, независимых друг от друга источниках, причем как отечественных, так и зарубежных. И похоже, с течением времени ясности по поводу того, кто же был настоящим братоубийцей, не прибавляется. Скорее наоборот.

Завещание князя Владимира

— В свое время и сам Владимир Святославич, отец Ярослава Мудрого, оказался у власти при схожих обстоятельствах. Можно ли говорить о неких общих чертах «транзита власти» в Киевской Руси?

— В данном случае было и общее, и особенное. Закономерность заключалась в том, что когда после смерти того или иного князя у него оставалось несколько сыновей, то довольно часто это приводило к схватке за власть. Да, не только Ярослав, но и его отец Владимир пришли к власти в Киеве в результате кровавой замятни между братьями (напомню, что в той борьбе, из которой будущий креститель Руси вышел победителем, погибли два его брата — князья Ярополк и Олег).

Причина регулярности такого рода конфликтов понятна: политический строй не только Руси, но и других стран Европы того времени был организован так, что на династические отношения проецировалось обычное семейное право. Ведь что такое государство в глазах правителей той эпохи? Это в первую очередь возможность получать доходы с податных территорий. А коль скоро все это — семейное владение княжеского рода и у умершего князя насчитывается несколько наследников, значит, нужно между ними все поделить. Разумеется, на этой почве возникали споры. По понятиям семейного права старший — киевский — стол должен был доставаться старшему в роде. Но история прихода к власти князя Владимира показывает, что и соблюдение этого правила не гарантировало от столкновений. Что уж говорить, когда счесться родством бывало действительно непросто, когда в «деле» появлялись сыновья от разных жен, многочисленные дядья и племянники? Племянник мог оказаться старше дяди, и тут кровавая разборка была практически неизбежна.

Это об общей закономерности такого рода конфликтов…

— Но имелись еще и конкретные обстоятельства.

— Именно. Как раз в случае с Владимировичами почти запрограммированный конфликт приобрел особую остроту из-за того, что Владимир Святославич (вероятно, предвидя неблагоприятный сценарий и желая его избежать) пытался урегулировать вопрос о престолонаследии заранее. Похоже, он либо составил завещание, либо просто объявил престолонаследником одного из своих младших сыновей — князя Бориса. В сущности, речь шла о принципиальном сломе привычного порядка наследования по старшинству.

— Почему он выбрал именно Бориса?

— Для этого имелась особая причина. По матери Борис, судя по всему, был болгарского царского рода, а для Владимира это представлялось очень важным. Ведь, приняв крещение из Византии и взяв в жены сестру византийского императора, он стремился по возможности византинизировать и политическую жизнь Руси, да и сам видел себя, очевидно, кем-то вроде русского царя…

— Столь радикальный слом устоявшегося порядка наследования не мог не вызвать конфликта…

— Из-за попытки слишком крутой реформы возникло сразу несколько конфликтов: сначала — между старшими Владимировичами и их отцом, самим князем Владимиром, а потом, после его смерти, — между ними и князем Борисом. Ситуация оказалась настолько острой, что наша летописная традиция обходит стороной ее причину — чересчур необычные династические планы Владимира. Видимо, чтобы не бросать тень на крестителя Руси. На самом деле оба старших Владимировича — и Святополк, и Ярослав — уже при жизни отца практически одновременно выступили против него.

Монета князя Святополка. На оборотной стороне (справа) — княжеский знак в виде двузубца

— Откуда же мы тогда знаем об этом конфликте?

— Про возмущение Святополка нам известно из иностранных источников, а про Ярослава не умолчал и русский летописец, упомянув, что в 1014 году Ярослав, княживший в то время в Новгороде, перестал платить дань Киеву. Иными словами, выступил против родного отца…

— И против нового порядка престолонаследия?

— Летопись ничего не говорит о причинах, указывая лишь на то, что Ярослав перестал платить дань Киеву, как платили новгородские князья до той поры. Но мы догадываемся почему. Мятеж Святополка, судя по немецким источникам, произошел в 1013 году, а в 1014-м — такой поступок Ярослава. Одновременность их действий свидетельствует о том, что был какой-то общий мотив, и я нахожу этот мотив именно в таком необычном, нарушающем традицию завещании князя Владимира.

Мятеж сводных братьев

— Расскажите про мятеж Святополка. О том, как он действовал после смерти Владимира, подробно говорит «Повесть временных лет». Но что происходило в 1013 году, когда отец был еще жив?

— Мы знаем об этом из иностранного источника, но источника очень информированного. Речь идет о «Хронике» Титмара, епископа Мерзебургского. Титмар — один из выдающихся писателей-историографов начала XI века, современник Владимира. Он умер через три года после кончины князя, в декабре 1018-го. А Мерзебург — город на востоке Саксонии, в сущности, уже в славянских землях. Здесь немцами была создана одна из епископий, главная задача которых состояла в миссионерстве среди славян. Поэтому интерес Титмара к востоку Европы, к Польше прежде всего, а через нее и к русским землям, понятен.

Значительная часть информации о событиях на Руси последних лет жизни князя Владимира и вплоть до смерти самого Титмара была получена им из первых рук, от участников этих событий. Почему фигура Святополка оказалась в поле зрения саксонского хрониста? Дело в том, что Святополк был зятем польского князя Болеслава I, а персона Болеслава — одна из главных тем у Титмара. Мерзебургский епископ сильно недолюбливал поляков и лично их князя, чему были свои причины. Тогда шла почти непрерывная война между немцами и поляками, и поэтому Болеслав в «Хронике» Титмара выставлен главным злодеем, а кроме того, все, что касалось Болеслава, рассказано с величайшими подробностями. В том числе история со Святополком.

Святополк Окаянный, скрывающийся в Богемском лесу. Худ. В.В. Шереметев. 1867 год

Благодаря Титмару нам известно, что Святополк был женат на дочери Болеслава. Далее хронист пишет, что Святополк (а он к тому времени сидел на княжеском столе в Турове) начал злоумышлять против отца — «по наущению Болеславову», конечно. Владимир узнал об этом и посадил под замок и Святополка, и его жену-польку, и польского епископа Рейнберна, которого Болеслав отправил на Русь вместе с дочерью. Это 1013 год. А в 1014-м, как мы знаем уже из русской летописи, по неизвестной причине и Ярослав выступил против отца.

— Кто считался старшим из сыновей Владимира: Святополк, которого часто называют его приемным сыном, или Ярослав?

— На этот вопрос трудно ответить с определенностью именно потому, что Святополк, видимо, все-таки действительно не кровный сын Владимира. Многие историки сомневаются в летописном рассказе о том, что на самом деле отец Святополка — князь Ярополк Святославич, старший брат Владимира, усматривая здесь агиографическое преувеличение ради большей демонизации Святополка Окаянного — «сына двух отцов». Но я не сторонник такой версии. Я думаю, в данном случае летописец прав, что, кстати, подтверждается целым рядом косвенных свидетельств.

— Каких именно?

— Ну, например, у того же Титмара Мерзебургского рассказывается, как в 1018 году Святополк вместе со своим тестем Болеславом взял Киев. Что же русский князь предпринял сразу после этого? Он отправил посольство к Ярославу с целью вернуть Болеславну — захваченную тем в плен свою жену. А взамен предлагал, со своей стороны, передать Ярославу девять его сестер, которые были пленены в Киеве Святополком и Болеславом, а заодно и мачеху (очевидно, неизвестную нам по имени вторую христианскую супругу Владимира, который, оказывается, успел жениться после смерти в 1011 году византийской принцессы Анны). Обратите внимание, что, с точки зрения Святополка, дочери князя Владимира — Ярославу сестры, а самому Святополку, получается, вроде как бы и нет.

Перевозка на телеге раненого князя Бориса Владимировича и убийство его по приказу князя Святополка. Миниатюра из Радзивилловской летописи. Конец XV века

Я уж не говорю о знаменитом родовом знаке Святополка, известном очень хорошо и давно по его монетам и восходящем отнюдь не к трезубцу Владимирову, а к двузубцу, который был у его отца Святослава. Очевидно, этот двузубец перешел к старшему в роде — Ярополку, после гибели которого был усвоен Святополком. Выходит, что, по признанию самого Святополка, он — Ярополчич.

Вряд ли от Святополка можно было скрыть его происхождение, и у него имелись все основания пестовать и холить эту свою родословную. Ведь получалось, что он в отличие от Владимировичей происходил от старшего из сыновей Святослава, а значит, имел больше прав на стол в Киеве, чем они.

— В этом смысле вопрос о том, кто из них — Святополк или Ярослав — родился раньше, отходил на второй план?

— Совершенно верно. Они могли даже появиться на свет одновременно, ведь у них разные матери. По всей вероятности, так оно примерно и было: все, что мы знаем о времени их рождения, подсказывает, что оба родились около 978 года. Один из них мог быть чуть старше, другой, соответственно, чуть моложе, но кто именно — нам судить трудно. Да это и не слишком важно. Важно другое: после смерти Владимира Святополк первым захватил власть в Киеве, потому что, судя по летописи, он в тот момент там уже находился. Ярослав же пребывал в Новгороде, ему до Киева было шагать и шагать…

«Печать Святополка»

— Как правильно трактовать историю гибели Бориса и Глеба? Есть традиционная версия, согласно которой Святополк Окаянный поступил подобно Каину, убив братьев, есть более модная трактовка, согласно которой смерть Бориса и Глеба на самом деле на совести Ярослава Мудрого. А как вы считаете?

— История не совсем проста. Если бы вы мне этот вопрос задали еще года два назад, я бы сказал с определенностью: та версия, которую вы совершенно справедливо назвали «модной», не заслуживает внимания, ведь и летописец, и агиографическая борисоглебская традиция прямо называют убийцей Святополка.

Основание для такой определенности простое: вот если бы житийное предание о святых Борисе и Глебе складывалось где-нибудь к концу XI века или еще позже, тогда фантазии на тему, кто подлинный убийца братьев, могли бы иметь место. Очевидцев на свете уже не было бы, современники трагедии перешли бы в мир иной, и потомкам можно было бы внушить любую «альтернативную» версию событий. Скажем, обелить подлинного убийцу, выставив преступником его политического противника. Но в том-то и дело, что официальная канонизация Бориса и Глеба, как теперь можно с достаточной уверенностью говорить, произошла еще при жизни Ярослава Мудрого, около 1050 года.

— А не в 1072 году, как долгое время считалось?

— В свете последних исследований эта поздняя датировка официального церковного постановления все-таки не выдерживает критики. А если прославление Бориса и Глеба в лике святых произошло около 1050 года, то очень трудно себе представить, как при жизни еще большого числа современников событий Ярослав мог бы решиться на столь откровенную и очевидную фальсификацию.

В принципе я и сейчас продолжаю считать, что это обстоятельство — почти непреодолимое препятствие для признания версии о причастности Ярослава к убийству братьев. Но почему я сделал оговорку, что еще два года назад мое отношение к проблеме было намного категоричнее?

— Почему?

— Связано это вот с чем. Часто приходится слышать, что в наши дни практически не случается открытий новых источников, которые способны были бы изменить представления о событиях далекого прошлого. К счастью, это не так.

Уже много лет благодаря публикациям нашего выдающегося ученого академика Валентина Лаврентьевича Янина хорошо известен замечательный артефакт — так называемая печать Святополка. На лицевой стороне печати представлен князь (примерно так же, как князь Владимир на своих монетах: в княжеском венце, с крестом или державой в правой руке), а на обороте — плохо сохранившееся изображение какого-то святого, которого Янин принял за Петра. Именно поэтому он и приписал печать Святополку Окаянному, ведь в крещении тот был наречен, как мы знаем, Петром.

Однако Янин поначалу имел дело только с одним, потом — с двумя экземплярами «печати Святополка». Позднее такие печати стали обнаруживаться друг за дружкой, в том числе и в лучшей сохранности, и оказалось, что там не святой Петр изображен, а… святой Роман. А кто у нас Роман?

— Это крестильное имя князя Бориса.

— Правильно! И о каком-то другом Романе думать трудно, поскольку сфрагистический тип здесь очень ранний, уже печати Ярослава 1030–1040-х годов совсем иначе выглядят. Возникает впечатление, что Борис, коль скоро он в таком «царском» виде был изображен, все-таки успел какое-то время покняжить. Может быть, в качестве соправителя отца? Это, кстати говоря, было обычной византийской практикой, когда император объявлял сына своим соправителем. Но для византийских монет и печатей подобного типа характерны изображения одновременно обоих суверенов — и отца, и сына. Тут же ничего такого нет. На этих печатях князь Роман один. Значит, какое-то время, пусть и короткое, Борис успел побыть в роли единоличного правителя Киева?

Найдено, кажется, уже семь или более экземпляров этой печати. Правда, они до сих пор не опубликованы, и потому трудно пока делать далекоидущие радикальные выводы на этот счет. Но если Роман на печати — это Борис, то, получается, именно Борис выступил поначалу в качестве преемника князя Владимира.

Версия епископа Титмара

— Что это меняет в трактовке событий тысячелетней давности?

— Если признать версию, что Борис (Роман) действительно успел покняжить после смерти Владимира хотя бы чуть-чуть, тогда открывается совсем другая картина. Совсем не та, что представлена в нашей летописи, где Борис на предложение дружины поддержать его в борьбе за киевский стол ответил категорическим отказом. Вспомним слова Нестора: «Сказала же ему дружина отцовская: "Вот у тебя отцовская дружина и войско. Пойди, сядь в Киеве на отцовском столе". Он же отвечал: "Не подниму руки на брата своего старшего: если и отец у меня умер, то пусть этот будет мне вместо отца". Услышав это, воины разошлись от него. Борис же остался стоять с одними своими отроками». После чего он и был убит по приказу Святополка. И что же, все было, мягко говоря, не совсем так?

Памятник епископу Титмару в Мерзебурге

Тогда выходит, что Титмар Мерзебургский все верно написал. Согласно Титмару, князь Владимир по смерти оставил свою державу двум сыновьям, тогда как третий, Святополк, все еще находился в темнице. (Титмар, к слову сказать, не знал, сколько всего было Владимировичей, для него существовали только те, которые участвовали в схватке за отцовское наследие.)

Кому же Владимир завещал державу? Первый сын — это, конечно, Ярослав, о котором Титмару было хорошо известно и которого впоследствии он прямо назвал по имени. Но в момент кончины отца Ярослав находился в Новгороде. Кто же второй? Точно не Святополк, ведь он сидел в темнице. Титмар не привел имени этого второго Владимировича, но им может быть только один человек — князь Борис. Получается, что, согласно «Хронике», после смерти Владимира Борис действительно какое-то время правил в Киеве. Что в этот период происходило со Святополком? Он, как пишет Титмар, в связи с кончиной отца сумел освободиться из заключения и бежал к своему тестю — польскому князю.

Если верить хронисту, Святополка не было на Руси в первые годы замятни. Только в 1018 году он вместе с Болеславом пришел и захватил Киев. В Киеве же он застал уже Ярослава. Значит, за это время произошло что-то, в результате чего Ярослав занял Киев. А куда тогда делся Борис? Вопрос остается без ответа. Вот какая картина событий восстанавливается, если буквально следовать рассказу Титмара. И это как раз и есть главный аргумент тех, кто обвиняет Ярослава в убийстве Бориса.

— Но есть же еще скандинавский источник — так называемая Эймундова сага, в которой говорится о том, как некий варяг Эймунд, вместе с дружиной служивший конунгу Ярислейфу, по приказу этого конунга убил главного конкурента в борьбе за власть — конунга Бурислейфа. Под Ярислейфом и Бурислейфом некоторые исследователи видят князей Ярослава и Бориса…

— Такой источник есть, вы правы, но все-таки не будем забывать, что это сага, и потому как таковая, сама по себе она источник не слишком надежный. К тому же ее кодификация, то есть запись устной традиции, произошла довольно поздно, уже в XIV веке. Действительно, в повествовании «Эймундовой саги» угадывается ситуация на Руси, относящаяся к 1015–1019 годам, но представлена она очень сбивчиво. При этом данные саги не выглядели бы столь, скажем так, соблазнительно для исследователей, если бы мы не располагали «Хроникой» Титмара.

— Однако утверждать, что все именно так и было, как пишет епископ Мерзебургский, насколько я понимаю, все-таки нельзя. Это одна из версий, в отношении которой есть и контраргументы?

— Да, я в свое время и пытался поставить под сомнение эту версию, причем опираясь на другие данные того же Титмара.

— Каким образом?

— Понимаете, если допустить, что летом 1015 года Святополк сразу бежал к Болеславу, становится трудно объяснить поведение самого польского князя. В течение едва ли не трех лет — в 1015, 1016 и даже 1017 годах — он продолжал упорно воевать с немцами, не обращая никакого внимания на то, что происходило на Руси. Святополк будто бы явился к нему с известием, что его дочь (она же, как мы помним, жена Святополка) осталась в тюрьме, что наступил наконец удобнейший момент вмешаться в киевские дела, а Болеслав почти три года вел себя как ни в чем не бывало. И вдруг внезапно польский князь начал настойчиво искать мира на западе, который и заключил в январе 1018 года. Затем последовал летний поход на Русь. Словом, Болеслав действовал так, как должен был бы, если бы Святополк прибыл к нему не летом 1015-го, а именно осенью 1016 года, как эти события и представляет наша летопись, а не Титмар.

— Сомнительно?

— На мой взгляд, да. При всей своей осведомленности Титмар мог и не быть посвящен во все детали происходившего на Руси. Зная, что Святополк сидел в заключении при Владимире, а теперь, после его смерти, пошел с польским войском на Киев, Титмар мог сделать самостоятельный, естественный в таких обстоятельствах вывод о бегстве Святополка из-под стражи.

Итак, все было бы вполне объяснимо, но с появлением печатей князя Романа (Бориса) в стройной картине событий возникает новое напряжение. Печати хорошо вписываются в гипотезу о Ярославе как виновнике убийства Бориса и не неудобны для традиционной версии. Вопрос требует дальнейших изысканий. Таково состояние наших знаний на этот счет в данный момент.

Борисоглебский культ

— Мы все время говорим о Ярославе, Святополке и Борисе, но еще ни разу не упомянули Глеба. А ведь Борис и Глеб — фактически парные святые. Что можно сказать про этого молодого князя?

— Глеб Владимирович — пассивная фигура во всей этой истории. С одной стороны, он был еще слишком юн. Обычно княжич считался достигшим династического полнолетия в 13–15 лет, то есть уже в 13 лет Глеб мог получить в управление город, согласно летописи — Муром. Однако по-настоящему ввязаться в усобицу в 13 лет, конечно, немыслимо. Поэтому его неучастие в борьбе за власть совершенно понятно. С другой стороны, понятно и то, почему он все-таки погиб в этой схватке.

— Почему?

— Потому что Глеб — брат Бориса не только по отцу, но и по матери. Летопись называет их мать просто «болгарыней». Вполне допустимо, что в свое время она была захвачена в плен. Русь участвовала в долгой византийско-болгарской войне на стороне Византии, и князь Владимир многое получил тогда в качестве трофеев — церковные книги, священников… Вот, видно, и знатную пленницу из царского семейства. На происхождение сыновей от «болгарыни» указывают, между прочим, их имена: Борис, Глеб, а в крещении Роман и Давид — все это, кроме Глеба, династические имена болгарского царского рода. Я даже не исключаю, что потом, после смерти гречанки Анны, Владимир мог жениться вторым христианским браком именно на царевне-«болгарыне». Это было бы вполне в духе его замысла о престолонаследии. И если он избрал Бориса наследником из-за его болгарского царского происхождения, то Глеб также мог быть помехой для того, кто захотел бы воспротивиться завещанию князя.

Надо отметить, что и в самой ранней церковной службе святым Борису и Глебу, написанной митрополитом Иоанном I (как я полагаю, к канонизации, состоявшейся около 1050 года), Борис выделен особо. О нем сказано: «Царственным венцом от юности украшен». Такое многозначительное определение относится только к нему, а не к обоим братьям. О Глебе также говорится в панегирических тонах, но иначе. То есть даже в литургических текстах Борис отделен от Глеба не просто как старший, а еще именно как «царствующий». Видимо, это намек на его место в завещании Владимира.

— С чем связана их ранняя канонизация? Ведь к этому времени их отец, крестивший Русь, еще не был прославлен в лике святых…

— По всей вероятности, у Ярослава были планы канонизировать князя Владимира. По крайней мере, из «Слова о законе и благодати» митрополита Илариона (как мы бы сейчас сказали, главного идеолога в годы правления Ярослава) четко следует, кто именно являлся тогда основным кандидатом на церковное прославление. Разумеется, это Владимир. Иларион величает его «пречестным и славным среди земных владык», «подобным великому Константину, равным ему умом, равно христолюбивым», «апостолом во владыках». Тогда как Борис и Глеб даже не упоминаются.

Но канонизации Владимира по каким-то причинам тогда не произошло. В то же самое время и внутри княжеского семейства, и вне его возникло стихийное почитание убиенных юных князей-братьев Бориса и Глеба. Интересно, что почитание это характерно было прежде всего для младших ветвей княжеского рода. Имена Борис, Роман, Глеб и Давид уже с 1040-х годов встречаются у полоцких князей, а также эти имена выбирает для своих сыновей черниговский князь Святослав, третий сын Ярослава Мудрого.

По всей вероятности, невинно убиенные младшие Владимировичи неспроста оказались очень желанными субъектами для почитания как раз в младших ветвях династии. Идеология борисоглебского культа в том виде, в каком она сформировалась уже в самых ранних агиографических текстах, и состояла в том, чтобы не только младшие покорялись старшим («не воздымая на них руки», по слову святого Бориса), но и старшие не притесняли младших (не уподоблялись Святополку Окаянному). То есть старейший должен был служить гарантом того, что династическая справедливость окажется соблюдена, что каждому достанется своя часть общего наследия, что эта сложная система будет стабильна.

Беседовал Владимир Рудаков