Море, дюны, сосны и война…

В этом году картине режиссёра Марка Орлова «Человек в проходном дворе» исполняется полвека. Замечательный актёрский ансамбль, лихо закрученная интрига и тема, до сих пор волнующая общество, — неудивительно, что фильму была суждена долгая жизнь.

Назад отсчитывая вёсны

В 1969 году в журнале «Юность» была опубликована повесть молодого журналиста Дмитрия Тарасенкова «Человек в проходном дворе». В небольшом курортном городке на берегу Балтийского моря среди бела дня убит безобидный старичок-отдыхающий, неподалёку от тела обнаружен немецкий кастет времён войны. Минут за двадцать до гибели этот человек столкнулся на улице с бывшей связной партизанского отряда — она узнала в нём товарища по подполью, но тот, в свою очередь, ответил, что она обозналась. Параллельно с милицией за расследование взялся сотрудник комитета госбезопасности. Оно привело его к разгадке тайны гибели местного подполья, которое выдал фашистам провокатор по кличке Кентавр буквально накануне освобождения города советскими войсками.

Хорошо разработанная детективная история так и просилась на экран. Желательно — телевизионный. На ТВ с конца 1960-х были в чести многосерийные зрелища. Это боевик с погонями и перестрелками легко уложить в одну серию — любимый формат кинопрокатчиков. А в повести Тарасенкова сюжет строился как борьба интеллектов, которую, естественно, стоило показать в, так сказать, пошаговом режиме. Снимать картину поручили режиссёру Марку Орлову. Незадолго до этого он закончил для телевидения ленту под названием «Сердце Бонивура», вызвавшую искренние симпатии публики. Героическая романтика была по душе Орлову, обладавшему природным чутьём на актёров, способных искренне и достоверно сыграть роль рыцаря без страха и упрёка.

Таким были и Лев Прыгунов, сыгравший Бонивура, и Геннадий Корольков, приглашённый на роль молодого оперативника Бориса Вараксина, — стопроцентно положительные персонажи (а иными они в те времена быть не могли), требующие от артиста особой органики и обаяния. А ещё умения вовремя снизить градус пафоса. Как естественно и непринуждённо это делает Корольков, отвечая на вопрос о том, есть ли у него цель в жизни. Про себя он рассуждает о том, что хотел бы извести всю мерзость на земле, а вслух произносит:

Вечерело. Пахло огурцами.

Лёгкий дым над полем поднимался,

Как дымок от новой папиросы,

Как твои усталые глаза…

Это начало стихотворения Ярослава Смелякова «Точка зрения», написанного в 1932 году.  

«Человека в проходном дворе» снимали на киностудии имени Довженко. Политические катаклизмы недавнего времени, к сожалению, практически не оставили шансов обнаружить информацию о том, как проходили пробы, но итоговый выбор режиссёра можно без преувеличения назвать безупречным. Ансамбль сложился поистине звёздный: Вацлав Дворжецкий (гроссмейстер интеллектуальных многоходовок Кыргемаа, руководитель местного комитета госбезопасности), Николай Ерёменко-старший (цепкий и дотошный капитан милиции Сибул), Ирина Скобцева («весёлая вдова», ослепительная Клавдия Юшкова), Эве Киви (умница и красавица Кристина, связная Вараксина), Харий Лиепиньш (предприимчивый «негоциант» Пухальский), Антс Эскола (вечно мучающийся сомнениями Мартин Мягер).

Двоих артистов режиссёр пригласил из своей прошлой картины. Виктор Чекмарёв сыграл приятеля погибшего — перестраховщика Буша, человека, каждый свой шаг подчиняющего принципу «как бы чего не вышло». А одну из ключевых ролей — старого моряка Войтина, рискнувшего провести своё собственное расследование и не побоявшегося встретиться с убийцей один на один,  — получил Иван Переверзев, актёр необъятного диапазона, способный с равной органичностью сыграть великого флотоводца (Фёдор Ушаков в фильме «Корабли штурмуют бастионы») и иностранного шпиона (Незнакомец в «Деле пёстрых»), обаятельного вельможу (генерал-губернатор Одессы в «Опасных гастролях») и вышколенного, невозмутимого дворецкого (Бриггс в «Чисто английском убийстве»).

И в повести, и в фильме место действия обозначено предельно расплывчато: ничего определённее «нашего города» и «этой местности» от персонажей не услышишь, и это, признаться, царапает слух — в жизни люди всё-таки так не говорят. Роль гения места взял на себя старый Таллин, сверкающий островерхими черепичными крышами, завораживающий переплетениями старинных улочек. А заодно помогающий главному герою красноречиво молчать в кадре — пространные внутренние монологи на длинных планах, которые позже будут названы штирлицевскими, отнюдь не были изобретением Татьяны Лиозновой. «Семнадцать мгновений весны» выйдут на экраны спустя почти полтора года после «Человека в проходном дворе».    

Этот самый проходной двор, по правде говоря, никакой не двор, а переулок Катарийна кяйк (Katariina käik), существующий чуть ли не с XV столетия и соединяющий улицы Вене и Мюйривахе. Одну его сторону составляет глухая стена бенедиктинского монастыря Святой Катарины, основанного ещё в XIII веке, другую — фасады жилых домов, которым давно перевалило за 500 лет. Надо отдать должное оператору фильма Владимиру Давыдову, сумевшему «превратить» его в совершенно безлюдное и глухое место. Большую часть городских сцен маэстро кинокамеры умудрился снять на одной-единственной, правда, очень длинной — она в те времена так и называлась — улице (сегодня это Pikk tänav) Старого города.

«Ассистировал» Таллину приморский Пярну, причём не только в пляжных сценах. Гостиница «Энгла» так же реальна, как и ресторан «Раннахооне», где моряк Войтин просит музыкантов исполнить «Сосны». Эту песню Людгардаса Гядравичюса на слова Наума Олева тоже можно считать героиней фильма. Поэт, никогда не державший в руках оружия, сочинивший для кино неимоверное количество шлягеров с юмористическим уклоном, считал себя «злостным, закоренелым романтиком». Наверное, только такой и смог сложить стихи, от которых на глаза наворачивались слёзы даже у бывалых фронтовиков.

Сосны с непокрытой головою

Вдоль дорог судьбы моей стоят,

И порой пьянящий запах хвои

Вдруг оглушит, как шальной снаряд…

«Человеку в проходном дворе», можно сказать, чертовски повезло. Не вызвавшая нареканий у «киноведов от госбезопасности», картина была тепло принята зрителем тогда и сохранила эту любовь полвека спустя. Тучи над фильмом сгустились лишь однажды — в конце 1970-х, когда Дмитрий Тарасенков и Владимир Давыдов эмигрировали в США. Фамилии автора сценария и оператора-постановщика исчезли из титров — кадры вырезали, даже не переписав звуковую дорожку. С той поры картину так и демонстрировали со сбоями по звуку. Хорошо, что вообще на полку не положили, а ведь могли бы…

Несколько шагов по следам Кентавра

В советское время фильмы о войне нередко снимали на основе реальных судеб и событий. В истории «Человека в проходном дворе» вопросов гораздо больше, чем ответов. Что подвигло Дмитрия Тарасенкова на написание повести, теперь уже не установить: в открытых источниках информация о нём практически отсутствует, у властей предержащих он числился в персонах non grata, поскольку стал «дважды предавшим», сделав карьеру на радио «Свобода». Возможно, взяться за перо его подвигли рассказы отца — военного корреспондента Балтийского флота, который мог писать о партизанском движении в Прибалтике. Дмитрию не было двадцати, когда отец умер. Повесть была опубликована спустя десять лет — детали отцовских рассказов к тому времени вполне могли стереться из памяти автора, что и объясняет обилие неопределённостей в тексте.

Судя по названиям населённых пунктов и фамилиям некоторых действующих лиц, события повести разворачиваются в Литве. Автор мастерски сбивает с толку читателей. Войтин сообщает недавно прибывшему Вараксину, что здешнее население превышает 20 тысяч. Город — курортный. Паланга? Но там нет ни рыцарского замка, которым любуются с высоты холма администратор гостиницы Раечка и провожающий её Борис, ни морского порта, а ведь оперативник выдаёт себя за москвича-студента, ожидающего визу, чтобы завербоваться в сельдяную экспедицию (то есть порт должен быть достаточно крупным — суда ведут лов вне советских территориальных вод). Клайпеда? Но в конце 1960-х количество жителей там было втрое больше. Однако, может быть, все эти шерлок-холмсовские изыскания излишни — перед нами ведь не документальная повесть, а детективная.  

В фильме действие перенесено в Эстонию. И дело не только в узнаваемых пейзажах Таллина и Пярну. О достижениях предприятий республики бодро рапортует по радио диктор. Кентавр водит автобус на линии Ранну — Майдла — в кадре несколько раз появляется соответствующая табличка. Достоверности ради изменены даже фамилии многих действующих лиц. Для чего и почему? Не всё ли равно, где раскручивать сюжет о неотвратимости возмездия за предательство, пусть и совершённое много лет назад?

Нет, не всё равно... В противном случае режиссёр вполне мог бы обойтись и без консультантов, а они в картине есть. Даже двое — Н. Черняк и В. Найдёнков. Сегодня можно лишь гадать, были ли это «кураторы» от КГБ или просто уцелевшие подпольщики. Однако сам факт их участия в съёмках говорит о том, что создатели картины стремились максимально соответствовать истинному положению вещей. А оно было таково, что на территории Эстонии партизанские отряды и подпольные организации были куда многочисленнее и активнее, чем в Литве, где среди гражданского населения не было недостатка в пособниках захватчикам. Не будем забывать, что разоблачение нацистских приспешников оставалось острой темой и спустя десятилетия после Победы. Поступок Войтина, попытавшегося самостоятельно вычислить и наказать предателя, погубившего сотни людей, среди которых была и его жена, никому не казался «художественной натяжкой».

История сохранила несколько случаев, схожих с тем, что составил фабулу «Человека в проходном дворе». Люди, остававшиеся на подпольной работе, не были профессиональными разведчиками. До войны у них были совершенно мирные профессии, и специальную подготовку из-за стремительного наступления фашистов успели получить очень немногие. Так что в 1941–1942 годы гестаповцам зачастую даже не было необходимости задействовать провокаторов — подпольные группы в большинстве случаев проваливались просто по неопытности. Учиться конспиративным премудростям приходилось фактически в боевой обстановке, и опыт этот был бесценен.

К 1943 году партизанское движение в Эстонии начало набирать силу. В 1944-м, только по официальным данным, здесь действовало более тысячи партизан и подпольщиков. Одной из наиболее результативных подпольных групп был отряд, организованный Александром Суйте в городе Кивиыли ещё в 1942 году. В мирной жизни Суйте был шахтёром. Когда началась война, примкнул к одной из воинских частей, отступал в ней до Ленинграда, прошёл подготовку в разведчастях Балтийского флота и был заброшен в тыл к немцам. Отряд разгромили в мае 1944 года. Сам Александр Суйте вместе с несколькими товарищами — Бернхардом Кентемом, Айно и Нигуласом Локотарами — попал в засаду, был схвачен и после зверских пыток расстрелян 9 июня 1944 года. Предположение о том, что Тарасенков-старший мог писать о подвигах отряда Суйте, не выглядит невероятным.

Трагично сложилась и судьба одной из наиболее крупных подпольных организаций Эстонии, действовавшей на юго-востоке республики. Руководил ею бывший заведующий сельхозотделом Печерского уездного исполкома Сергей Соколов. В конце 1943 года гестаповцы внедрили в подполье своего агента, вскоре последовали аресты. Большую часть арестованных, включая Соколова, расстреляли в феврале-марте 1944-го, остальных отправили в концлагеря.

Вычислить прототипа реального Кентавра нам сегодня вряд ли удастся. Но история, как известно, рано или поздно всё расставляет по своим местам.