За спиной Сталина

Потсдам, лето 1945 года. Лидеры трёх держав-победителей ведут переговоры об условиях мира в Европе после окончания Второй мировой войны. Среди обсуждаемых вопросов был один, который для США и Великобритании не представлялся важным, но при этом сильно волновал Иосифа Сталина.

«Необходимо рассмотреть вопрос о режиме Испании. Мы, Советский Союз, считаем, что нынешний режим Франко был навязан этой стране Германией и Италией и представляет серьёзную опасность для объединённых наций, которые любят свободу. Мы считаем, что было бы хорошо создать такие условия для испанского народа, которые позволили бы ему самостоятельно выбрать тот режим, который его больше устроит», — предложил генералиссимус Сталин.

Какой бы малозначительной ни казалась роль Испании в только что завершившемся мировом конфликте, Сталин видел в лице Франко угрозу миру и считал, что действия должны быть предприняты как можно скорее.

«Это наш сукин сын»

Испанскому диктатору удалось уберечь свою страну от активного участия в глобальном конфликте. Своё личное знакомство с Адольфом Гитлером каудильо сумел использовать, чтобы не бросать своих людей в мировую мясорубку (за исключением волонтёров вроде Голубой дивизии) и гнев фюрера при этом на себя не навлечь. Франко громко объявил о нейтралитете пиренейского государства. Однако нейтралитет этот оказался с германским уклоном: немецкие фронтовые офицеры во время войны проходили на испанских курортах курсы реабилитации и восстановления, а в средиземноморских и канарских портах «страны боя быков» обслуживались и заправлялись всем необходимым гитлеровские подводные лодки.

Франко предпочитал занимать позицию «возле потенциального победителя», дающую возможность поучаствовать в дележе лавров. Но не особо рьяно ему помогать, чтобы, если госпожа Удача вдруг отвернётся от фаворита, можно было и к другой стороне прибиться.

Такой расклад позволял американскому и британскому руководителям соглашаться с мнением советского лидера, что Франко, безусловно, сукин сын, однако при этом делая пометочку: «Но это наш сукин сын».

«На том же заседании Трумэн сказал, что "не испытывает симпатий к режиму Франко" и что он "будет очень рад признать другое правительство в Испании". Однако и Черчилль, и президент Соединённых Штатов позиционировали себя в качестве противников прямого вмешательства, на которое намекал Сталин вначале. Оба западных лидера боялись спровоцировать новую гражданскую войну на территории Испании, в результате чего могло бы возникнуть коммунистическое правительство», — отмечает, анализируя события более чем семидесятилетней давности, одно из ведущих испанских изданий — АВС.

До недавнего времени испанские историки в качестве причины нежелания англосаксов отрешать Франко от власти видели исключительно боязнь возникновения на западной оконечности Европы коммунистического государства. Однако в пакете рассекречиваемых ныне документов тех лет обнаружилась ещё одна причина, подтолкнувшая Лондон и Вашингтон «погладить по головке» диктатора из Мадрида.

«Альянс против СССР»

Во время встречи Уинстон Черчилль раскрыл детали, которые два других лидера упустили из виду. Деталь, которую британец использовал, чтобы убедить своих собеседников не предпринимать каких-либо сближений с Испанией: «Английскому правительству также сильно противен Франко, как и его правительство. Тот факт, что он держал за решёткой и расстреливал людей, выступавших против него (республиканцев), указывает на то, что, согласно британским идеям, Испания не демократия. Когда Франко прислал мне письмо с предложением заключить западный союз против России, я ответил ему холодным отказом. Это подтверждает, что Британия испытывает чувство неприязни к его режиму».

Сталин с подозрением тогда (отмечено в АВС) ответил Черчиллю: «Я не получал ни одной копии ответа Британии на письмо Франко». О каком письме говорил британский премьер?

Сегодня после рассекречивания документов того периода мы можем с уверенностью сказать, что речь шла о послании, которое испанский диктатор отправил Черчиллю 18 октября 1944 года. Личное и конфиденциальное письмо было доставлено в Лондон высокопоставленным нарочным — герцогом Альбой — прямо в Министерство иностранных дел. В своей многостраничной эпистолии испанский генералиссимус выразил желание «прояснить честным, искренним и прямым способом», какими он видит будущие испано-британские отношения. И не забыл выразить свою обеспокоенность «серьёзной европейской ситуацией» и «сложившейся в Британии атмосферой недоверия и враждебности по отношению к Испании».

Против «гегемонии» Советского Союза

По мнению Франко, серьёзность ситуации основывалась на растущей «гегемонии коммунистической Москвы» в Восточной Европе, которая дополнялась «растущим влиянием коварной власти большевизма» на Западе. Прежде всего в Италии и Франции. К тому времени уже было известно о планах Иосифа Виссарионовича сформировать «санитарный кордон» между западными странами и Советским Союзом из «ориентированных на Кремль государств Восточной Европы». В июне 1944 года эта мысль стала обретать реальную плоть: Советская армия после успеха операции «Багратион» выдавила гитлеровцев с территории СССР и начала своё движение к Берлину по землям восточноевропейских стран.

Франко уже тогда было ясно, что война Гитлером проиграна, а победители-союзники далеко не едины. И потому испанский «генералиссимус без заслуг» (обладатель высшего военного звания, не выигравший при этом ни одной битвы мирового масштаба) решил сыграть на противоречиях участников антигитлеровской коалиции. Идеей каудильо ни мало ни много было создание общеевропейского (насколько получится) антисоветского альянса. Такой ход конём позволил бы Испании превратиться из нейтральной проигравшей войну страны в нейтрально-сочувствующую победителям. Однако не всем, а лишь западным участникам второго фронта. Франко рассчитывал сыграть и на имевшихся противоречиях между Великобританией и США. В письме Черчиллю испанский диктатор не забыл выразить «соболезнования» Лондону в связи с утратой тем положения мирового лидера и превращением в такового Соединённых Штатов.

Расположив столь тёплыми словами британского премьера к себе, Франко, уже не боясь, что его письмо может быть прочитано в рейхсканцелярии, прямиком отметил, что «в скором времени Германия будет разбита, а возможно, и разрушена». И тогда у Англии фактически остаётся только один народ, на который можно положиться в трудную минуту, — испанцы.

Тут Франко то ли забыл, то ли намеренно не вспомнил, что Британия с Испанией с 1713 года пикируются по поводу Гибралтара, испанской территории, отошедшей Лондону по Утрехтскому договору. Ссора из-за Гибралтара точно поставила бы крест на возможном заключении договора с англичанами «против СССР». И на прыжке Мадрида из стана проигравших в триумфальную карету победителей.

«Нужно сплотиться против красной опасности»

При чтении письма Франко Черчиллю возникает ощущение, что дон Франсиско знаком с творчеством Ильи Ильфа и Евгения Петрова. Честное слово, автор послания предстаёт «человеком, похожим на М.С. Паниковского», то и дело завуалированно восклицающего: «Остап Ибрагимович, ну когда же мы будем делить наши деньги?»

Вот выдержки:

«Серьёзная ситуация в Европе и роль, которую Англия и Испания призваны играть в будущем оркестре Западной Европы, подталкивают нас к некоторому прояснению наших отношений. Мы должны освободить их от серии претензий и мелких инцидентов, которые возникали между нами в течение последних двух лет…»

«Благородные слова, которые премьер-министр [Черчилль] недавно произнёс в отношении нашей нации, с такими благоприятными последствиями для нашего общественного мнения, должны найти благоприятный отклик среди него. Я нахожу совершенно естественным, что до сих пор существовали большие различия между тем, что думает английская нация об испанской, и тем, что на самом деле представляет собой испанский народ. Который на самом деле чувствует себя свободным и готовым ответственно выполнять принимаемые на себя обязательства…»

«Но по мере того как война прогрессирует, идентичность интересов наших народов и их опасений за будущее становится всё более очевидной. Это мы видим в речах, демонстрациях и комментариях о поездках премьер-министра. И, поскольку мы не можем верить в добросовестность коммунистической России и знаем коварную силу большевизма, мы должны учитывать, что планируемое им разрушение или ослабление своих соседей (стран Восточной Европы. — Прим. авт.) значительно увеличит амбиции и силу Советского Союза. В этот трудный час странам Западной Европы как никогда важно найти умное решение, позволяющее сплотить эти государства перед лицом общей опасности…»

«Нас не может не волновать то, что происходит в освобождённой [от гитлеровского фашизма] Италии и в особенности — во Франции, где Maquis (французские партизаны. — Прим. авт.) приказы правительства не выполняют, да ещё и смело заявляют о своих целях провозглашения Французской Советской Республики. Они говорят, что имеют поддержку СССР…»

«Германия разрушена, а Россия укрепила свою доминирующую позицию в Европе и Азии. Северная Америка консолидировалась в Атлантическом и Тихоокеанском регионах как самая могущественная нация в мире. Европейские интересы столкнутся с самым серьёзным и опасным кризисом, если учесть, что Европа в разрухе. После того страшного испытания, которое прошли европейские страны, только три народа стали более устойчивыми и сильными в смысле морального духа населения: Англия, Германия и Испания. С учётом того, что Германия разрушена, только Англия остаётся фактически единственной силой, способной противостоять Советскому Союзу. И я думаю, что вы должны увидеть: только Испания может стать вам настоящим верным и сильным союзником. Французы и итальянцы находятся в процессе внутреннего разложения. Вероятно, это состояние не позволит этим государствам построить что-то твёрдое и мощное в течение многих лет. Это принесёт трагические сюрпризы, подобные тем, от которых Англия и Германия пострадали в нынешней войне.

Несёт ли дружба между Англией и Испанией взаимную выгоду для обеих стран? Я подтверждаю это без какого-либо стеснения. И ценность нашей дружбы будет тем выше, чем больше будет разрушений в немецкой нации».

«Испания нам не навредила, хотя могла»

Франко обращался к Черчиллю не в расчёте на авось: испанский диктатор превосходно знал содержание речи, которую британский премьер произнёс в мае 1944 года перед депутатами палаты общин. В ней Черчилль мимоходом сообщил парламентариям, что к Франко он относится, конечно, отрицательно, «как и все вы», но тут же, практически без перехода, намекнул на то, что британцы должны относиться к самозваному генералиссимусу с уважением и благодарностью: «Испания могла уничтожить наш флот, стоявший близ Гибралтара. Корабли были в пределах досягаемости испанских батарей. Испания могла уничтожить наши 600 самолётов, базировавшихся на аэродроме Гибралтара. Франко прекрасно понимал, что истребители и бомбардировщики эти стояли там не для того, чтобы оказывать поддержку Мальте, как мы это объясняли. Но Испания этого не сделала, чем оказала услугу Соединённому Королевству. Поэтому я не согласен с теми, кто считает умным и даже забавным оскорблять правительство Испании».

Эти слова Черчилля давали основания Франко считать, что установить союзнические отношения между Испанией и Великобританией скорее возможно, чем нет. Однако добиться желаемого Мадриду не удалось.

«Президент США Франклин Рузвельт, соблазнённый грубой откровенностью Сталина, не видел или не хотел видеть опасности, которую несло Европе движение советских войск. Возможно, Черчилль разыграл бы свои карты по-другому, но он оказался слабым лидером, самым слабым из троих и написал Франко длинной объяснительной, но отказной запиской, — отмечает испанский историк Эдуардо Паломар Баро. — В которой важны лишь два абзаца».

Вот абзацы, выделенные Баро:

«Я не забываю, что Испания не заняла враждебную нам позицию в два критических момента войны. А именно: во время распада Франции в 1940 году и при англо-американском вторжении в Северную Африку в 1942 году. 

В письме Вашего Превосходительства есть несколько упоминаний о России, которые я не могу оставить без комментариев, учитывая дружбу и союзнические отношения между моей страной и Россией. Ваше превосходительство не должно думать, что мы согласны на любую группировку держав в Западной Европе или где-либо ещё, созданную на основе враждебности по отношению к нашим российским союзникам или предполагаемой необходимости защиты от них. Политика правительства Его Величества твёрдо основана на англо-советском договоре 1942 года и считает постоянство англо-российского сотрудничества в рамках будущей всемирной организации [ООН. — Прим. Fitzroy] важным не только для своих интересов, но и для будущего воцарения мира в Европе и процветания её в целом».

С тех пор и на протяжении вот уже почти восьмидесяти лет испанские историки постоянно обижаются на то, что их нынешние союзники по НАТО не пустили Испанию не только в соучредители ООН, но и вообще не позволили тогда войти в создаваемую организацию.

В Потсдаме

Рассекреченные американцами записи переговоров Большой тройки (Иосиф Сталин — Гарри Трумэн — Уинстон Черчилль) в ходе Потсдамской конференции показывают, что партнёры СССР по антигитлеровской коалиции по большей части были ему союзниками на бумаге да в ситуациях, когда совместные действия (или разговоры о них) приносили западным «коллегам» дивиденды. Чаще же СССР воспринимался ими как конкурент, а то и противник, которого назвать этим термином в открытую не решались, но на действия, ослабляющие позиции Москвы, идти были всегда готовы.

Подтверждающая это выдержка из переговоров настолько говорит сама за себя, что и комментариев не требует.

Черчилль. Я вижу некоторую трудность в принятии проекта, предложенного генералиссимусом [И.В. Сталиным] в его первом параграфе, который касается разрыва всех отношений с правительством Франко в Испании. Я считаю, что испанцы горды и себе на уме, поэтому такая мера, наоборот, может объединить их вокруг Франко. Даже те, кто сейчас отрицает его, могут к нему примкнуть. То есть результатом станет усиление позиций Франко. У него есть армия, пусть и не очень хорошая. И не придётся ли нам вмешиваться военным путём, если он почувствует себя сильнее, если поймёт, что народ сплотился вокруг него? Я против применения силы. Против вмешательства в страны с режимами, отличными от нашего. За исключением случаев, когда эти страны нас беспокоят. Что касается государств, которые были освобождены в ходе войны, мы не можем допустить, чтобы в них установился фашистский режим. Но Испания — страна, которая участия в войне не принимала. Поэтому я не хочу вмешиваться в её внутренние дела. Правительству Её Величества [королевы Великобритании] необходимо будет очень тщательно взвесить этот вопрос, прежде чем принимать решение о разрыве отношений с Испанией. Я готов принять все необходимые меры в рамках дипломатии, чтобы ускорить уход Франко из власти.

Трумэн. Я не испытываю сочувствия к режиму Франко, но я не хочу участвовать в гражданской войне в Испании. Войны в Европе уже хватило. Мы были бы очень рады признать в Испании другое правительство вместо правительства Франко, но я думаю, что это вопрос, который сама Испания должна решить.

Сталин. Значит ли это, что в Испании изменений не будет? Она уже набирает силу. Она подпитывается полуфашистскими режимами в других странах. Это не внутренняя проблема. Режим Франко был навязан испанцам Гитлером и Муссолини. Я предполагаю, что вы не испытываете никакой привязанности к Франко, но это должно быть подтверждено фактами. Я не предлагаю ни военного вмешательства, ни развязывания гражданской войны, которая может быть проиграна. Я просто хочу, чтобы испанский народ знал, что мы, лидеры демократической Европы, негативно относимся к режиму Франко. Если мы этого не объявим, у испанцев будут основания думать, что мы не против этого режима. Они смогут сказать, что раз мы оставили режим Франко в покое, значит, мы его поддерживаем. Люди поймут, что мы одобрили его или что мы дали ему негласное благословение. Это является серьёзным обвинением против нас. Мне не нравится быть среди обвиняемых.

Черчилль. СССР больше не имеет дипломатических отношений с правительством Испании, поэтому никто не сможет обвинить его в том, о чём вы сейчас говорите.

Сталин. Но у меня есть право и возможность поставить вопрос и решить его. Почему я должен молчать? Все считают, что эти вопросы могут решить три великие державы. И я представляю одну из них, как и г-н Черчилль. Стоит ли молчать о том, что происходит в Испании с режимом Франко, и воздерживаться от проведения акции против Испании, если учесть, что она поддерживала фашизм и получала поддержку от фашизма? Мы не должны считать опасность, исходящую от франкистской Испании, не заслуживающей нашего внимания.

Черчилль. У нас старые торговые отношения с Испанией. Если наша интервенция не принесёт желаемых результатов, то торговля остановится, а я бы этого не хотел. С другой стороны, я полностью понимаю позицию мистера Сталина в отношении Испании. Франко послал свою Голубую Дивизию в Россию [сражаться вместе с немцами против СССР], поэтому я понимаю, что вы расстроены. Но когда дело доходит до Великобритании… Испания воздерживалась от каких-либо действий против нас во время войны. А для неё это был подходящий момент — пойди она на конфликт, это могло бы вызвать у нас катастрофу. Никто не сомневается, что генералиссимус Сталин не любит Франко, и я думаю, что большинство британцев разделяет эту антипатию. Хочу только подчеркнуть, что СССР причинил Франко намного больше неприятностей, чем любая другая страна.

После Потсдама

В коммюнике Потсдамской конференции, опубликованном 2 августа 1945 года, Трумэн, Черчилль и Сталин заявили: «Наши три правительства считают своим долгом указать, что они не примут заявление о приёме в члены Организации Объединённых Наций, представленное нынешним испанским правительством. Которое создано при поддержке держав оси [Берлин — Рим — Токио] и не обладает, в силу своего происхождения тесной связи с государствами-агрессорами, необходимыми достоинствами, чтобы быть принятым [в ООН]».

5 августа правительство Испании ответило на это заявление нотой протеста, из которой следовало, что Мадрид считает решение «Конференции трёх» в отношении испанского государства «проявлением несправедливости и актом произвола, следствием ложного впечатления, созданного клеветническими кампаниями красных экспатриантов и связанных с ними лиц за границей».

Сталин умер в 1953 году, и Черчилль, который перестал быть премьер-министром Великобритании во время своего второго срока в 1955 году, больше никогда не устанавливал отношений с Испанией. Вскоре после войны президент США Гарри Трумэн отозвал американского посла из Мадрида. И, хотя формально о разрыве дипломатических отношений он не объявлял, это не помешало ему несколько раз публично заявить, что «он никогда не испытывал особой симпатии к Испании». В то же самое время он тайно вёл переговоры с Франко о размещении военных баз на Пиренейском полуострове, а в 1950 году предоставил испанскому режиму экономическую помощь на миллионы долларов.