Открытие Сибири

Первая Западно-Сибирская сельскохозяйственная, лесная и торгово-промышленная выставка вызвала небывалый интерес не только в России. Трамваи с рекламой омской выставки бегали по Петербургу, о ней писали газеты Берлина, Лондона, Вены и Нью-Йорка.

Нач. XX века для Омска и Сибири было временем больших перемен. Переселение крестьян за Урал по Столыпинской реформе вызвало резкий скачок в развитии экономики края, а Транссиб — Великий Сибирский железнодорожный путь — открыл местным дельцам доступ к российским и европейским рынкам.

Омск, расположенный на пересечении Сибирской железнодорожной магистрали и реки Иртыш, стал крупнейшей перевалочной базой страны. Отсюда в Петербург, в Москву и за границу отправляли зерно и продукты животноводства, собранные с огромной сибирской территории. 

Американский путешественник Фостер Фрейзер в своей книге «Реальная Сибирь» (Real Siberia), вышедшей в 1902 году, писал: «Город напоминает североамериканское поселение. Пока он пребывает в незавершённом состоянии. Огромные прекрасные здания лишь в процессе возведения, а вокруг — грубые деревянные хибары. Самые красивые здания в городе — церкви и пивоварни... В городе я встретил двух американцев, занимающихся продажей американской сельскохозяйственной техники. Один из них, представитель "Диэринг Мэнюфэкчеринг Компани", сказал мне: "Сэр, я объездил все Соединённые Штаты, и это уже мой третий деловой визит в Омск. Говорю вам, Сибирь станет второй Америкой"».

Первая в Сибири сельскохозяйственная, торгово-промышленная и лесная выставка должна была привлечь внимание отечественного и западного капитала к новому центру экономического развития, «обладавшему особыми преимуществами» в получении прибыли, продемонстрировать достижения региона в промышленности и сельском хозяйстве и познакомить местное население с новыми усовершенствованными орудиями и машинами.

Автором её идеи стало Правление омского отдела Московского общества сельского хозяйства. В Омском государственном архиве сохранилась копия ходатайства, с которым правление обратилось к местному губернатору. «Всему населению Западной Сибири, — говорится в нём, — приходится переживать последствия того огромного подъёма местной жизни, который наблюдается за последние 10–15 лет и который подверг резким изменениям как экономические перспективы края, так и весь уклад жизни его населения. Очерченный район, с проведением великого Сибирского пути, начал жить совсем новой жизнью, темп которой из года в год ускоряется… Переход к новому в Сибири создаётся как местным населением, так в особенности целою массой иностранных предприятий и фирм, направляющих сюда всё большие и большие капиталы. Надо всесторонне изучить производительные силы края, ознакомиться с источниками его богатств, теми средствами к достижению преуспеяния, какими он обладает, наконец, что даёт и может дать самостоятельность его населения. Но, кроме того, не менее необходимо также знать, где взять то, в чём нуждается Западная Сибирь».

Ходатайство это вначале в Омске, а затем и в Петербурге было удовлетворено. Началась подготовка к выставке. Девизом выставки стало латинское изречение Оra et labora! — «Молись и работай!», которое присутствовало на всех официальных бумагах.

Для размещения выставки после бурных дискуссий была избрана обширная Семинарская площадь, расположенная между учительской семинарией и садом кадетских лагерей. Расстояние до неё от центра города составляло не более десяти минут езды. Но главное, всего в 200 м от неё находилась железнодорожная ветка.

Выставочный комитет затратил немалую по тем временам сумму — 150 тыс. рублей — на сооружение главных павильонов. Для сибирских архитекторов и их коллег, приглашённых из европейской части России, эта выставка стала полем для реализации самых смелых фантазий.

Работу по составлению генерального плана и архитектурному решению выставки выставочный комитет поручил молодому красноярскому «художнику архитектуры» Леониду Чернышёву. Объём работ был колоссальным, а сроки — очень сжатыми. По воспоминаниям современников, Чернышёв уже с четырёх часов утра был на ногах, а в шесть начинал работу: «На длинном столе чертежи, планы. Громадный железный поднос с примусом и неумолкаемо шипящим на нём чайником, а чай чёрен, как ночь…» 

Дореволюционный Омск символизировал оплот православного мира на границе с бескрайними киргизскими степями,  потому Главные ворота выставки архитектор выполнил в русском стиле — в виде мощной зубчатой стены с чередой разновеликих башен и огромной аркой входа в центре. Один из посетителей выставки восторженно отмечал, что «главный вход напоминает своими башнями Спасские ворота Московского Кремля. Хочется по привычке снять шапку и с непокрытой головой пройти…»

Монументальный главный павильон был решён в стиле модерна, переселенческий павильон в русском стиле напоминал терем.

Молочный павильон с  большими окнами с переплётами «паутинкой» получился очень изящным. Классическая простота плана и композиции удачно сочеталась в нём со стилистикой модерна. Рецензенты дружно восхищались: «Безусловно, по архитектуре один из выдающихся павильонов», «Здание — одно из первых по красоте».

Научный павильон, призванный своим обликом символизировать науку как поиск вечных истин, Чернышёв спроектировал в традициях египетской архитектуры периода Нового царства. Он выглядел величественно, как и подобает храму науки: деревянная обшивка имитировала каменную кладку, массивные пилоны громоздились по сторонам входного портала, рядом стояли обелиски, у входа застыла группа сфинксов... У этого сооружения будет долгая жизнь — его проектом Чернышёв вдохновится, когда в 1912 году будет проектировать краевой музей в Красноярске. Таких случаев в истории отечественной  архитектуры хватает. Например, постройки Русского отдела Фёдора Шехтеля на Международной выставке1901 года в Глазго стали прототипами Ярославского вокзала в Москве.

Театр-ресторан построили в мавританском стиле. Веранда была окружена арками, рисунок которых, вызывавший чёткие ассоциации с Альгамброй, придавал зданию неповторимую экзотичность. Мавританская архитектура с её пышностью и восточным блеском призвана была поддерживать мысль о «широком космополитическом характере» события.

Несмотря на заявленный в самом названии региональный характер выставки («Западно-Сибирская»), в реальности по числу зарубежных участников и регулярной планировке это событие носило международный характер и было организовано по типу всемирных выставок, проходивших в столицах европейских государств. По генплану выставки на её территории кроме оригинальных павильонов предусматривались зоны отдыха: театр, ресторан, летняя эстрада, искусственное озеро, грот и фонтан, символизирующий изобилие края. Фонтан, созданный одесским скульптором-декоратором Д.Л. Вейнбергом, получился небольшим, но очень элегантным и необычным. Его украшали статуи наяд, стоящих, сидящих и лежащих у источника. По периметру чаши располагались дельфины и львиные маски. Посетители выставки прозвали фонтан «плачущим».

Кроме того, Вейнберг разработал оригинальный проект павильона конторы лесных складов Переселенческого управления. Этот павильон представлял собой огромный ствол берёзы с входом-дуплом. Павильон Судженских каменно­угольных копий Л. Михельсона изображал собой шахту, над которой возвышалась скала, облицованная нагромождениями пластов угля. Внутри павильона была устроена ниша с фигурой работающего рудокопа. А самым интересным сооружением авторства Вейнберга был фантастический сталактитовый грот для комитета выставки: там по стене маленькими каскадами струилась вода, освещаемая электрическим светом.

Имелась на выставке и своя Эйфелева башня, сооружённая из тазов, бидонов и вёдер. Газета «Вестник Первой Западно-Сибирской выставки» от 17 июня 1911 года писала: «К чудесам выставочного "сказочного городка" следует отнести и Эйфелевую башню, которую для привлечения посетителей смастерила екатеринбургская фирма "Калашников и сыновья". Первый ярус в виде четырёх колонн собрали из тазов, а два других — из вёдер. Всё это продукция вышеназванной фирмы. Верхушку башни украшает русский национальный флаг, изготовленный тоже из жести. Возле данного экспоната всегда бывает много посетителей и экскурсантов».

В  центре выставки высилась могучая фигура завоевателя Сибири Ермака Тимофеевича.

В специальном шестиглавом павильоне соорудили электростанцию. Будучи своеобразным экспонатом, она одновременно освещала всю территорию.

«Выставка растёт со сказочной быстротой, — писал омский автор, — где вчера ещё было гладко и пусто… теперь громады стройные теснятся дворцов и башен. Правда, деревянных, но тем не менее стильных, замысловатых и импозантных. Энергия, труд, знание, талант, чувство соревнования и деньги, деньги, деньги — всё соединилось воедино, чтобы создать перед изумлённым взором обывателя ту блестящую декорацию богатства, высокоразвитой техники и культуры, которая является прообразом заманчивого будущего самого города и всего края».

В Омск съехались предприниматели со всей России, а также представители различных фирм США, Англии, Франции, Германии, Дании и Швеции. Причём правительство пошло навстречу иностранным инвесторам: на всех русских таможнях участников выставки освободили от пошлины.

Территория, представленная на выставке, включала в себя всю Западную Сибирь и Степной край вместе с Тобольской и Томской губерниями, Акмолинской и Семипалатинской областями и прилегающими уездами Енисейской губернии и Семиреченской области.

Торжественное открытие выставки состоялось 15 июня. А через неделю на имя генерал-губернатора Степного края пришли телеграммы от царя и премьер-министра правительства, опубликованные в газетах. Текст первой из них гласил: «Омск. Степному генерал-губернатору. Поручаю Вам передать устроителям выставки Мою искреннюю благодарность за выраженные чувства, верю в пробуждение и быстрое развитие производительных сил края на благо Сибири и всей нашей великой родины. Николай». «Счастлив был узнать из телеграммы Вашего Высокопревосходительства об открытии первой Западно-Сибирской выставки, надеюсь, что она окажется для края мощным двигателем на пути прогресса и культуры. Приветствую всех собравшихся на выставку представителей края, устроителей её и участников, поздравляю и Ваше Высокопревосходительство с осуществлением мероприятия, столь горячо Вами поддержанного», — писал Пётр Столыпин.

На выставке было представлено около трёх тыс. экспонатов. Богатая коллекция адаптированных к местным условиям различных сортов пшеницы, ржи и кукурузы, образцы силоса из таёжных трав, образцы горных пород с Алтая, американский клён, который, как считалось, в Сибири расти не может… Известный сибирский садовод Павел Комиссаров выставил в павильоне лесоводства и садоводства акклиматизированные им яблони, вишни, тот самый американский клён, цветы и ягодные кустарники. Переселившись из Казанской губернии в Сибирь, Комиссаров  вопреки всем прогнозам и насмешкам сумел вырастить на берегу Иртыша, в нескольких десятках километров от Омска, огромный сад. 

Продукты животноводства занимали целый павильон. Экспонировались также различные сельскохозяйственные орудия, достижения местной промышленности, модели, чертежи и рисунки ветряных и паровых мельниц, крупорушек, маслобоен, сельских построек…

Демонстрировались и изобретения сибирских умельцев. Дьякон церкви села Итатского Мариинского уезда Томской губернии И. Паршев представлял изобретённые им замок от воров и стиральную машину. Техник А. Валевич из Красноярских железнодорожных мастерских — аппарат, названный им «Панограф», который мог измерять весь подвижной состав поезда, указывать быстроту хода и количество израсходованного топлива.

Рядом с животноводческим павильоном двое хантов, приехавших из Берёзова, построили берестяной конусообразный чум, в котором они жили до конца выставки, демонстрируя посетителям жизнь коренных сибирских народов.

Заграничные фирмы экспонировали всевозможные машины. Представители американских фирм, рекламировавших свои тракторы, устроили испытания этих «двигателей-самоходов» прямо на соседнем поле. Но больше всего зрителей собирали полёты специально приглашённого известного авиатора Александра Васильева. Местная печать писала об этом: «Аэроплан откатывают к ангару... Авиатор на месте... Мотор пущен... Аэроплан, как огромная птица, преследуемая охотником, бежит по земле и, наконец, поднимается вверх и уходит всё выше и выше. Побеждённое человеком пространство оглашается резким жужжаньем, похожим на жужжанье растревоженных пчёл. Это аэроплан, обнимаясь со свободными далями, радуется своей близости с ними, как будто грозит кому-то... Подчиняясь железной воле человека, он носится в разных направлениях: кружится над выставкой, ипподромом, уходит в даль и вновь возвращается, свободный и сильный... Внизу гремят аплодисменты. Слышатся возгласы: "Браво, Васильев!"».

По вечерам к услугам посетителей было два театра (в том числе итальянская опера братьев Гонсалес), два оркестра, ресторан и кинотеатр. Культурная программа продолжалась до трёх часов ночи.

«Выставка занимает громадное пространство в 32 десятины, почти всё заполненное павильонами самой разнообразной архитектуры, иногда очень изящной. Это целый городок, который едва успеваешь бегло осмотреть в течение 4–5 часов. Многие острят, что на Сибирской выставке не видно Сибири. Отчасти это правда, потому что внимание посетителя привлекают прекрасно и очень толково устроенные павильоны фирм, приехавших экспонировать и рекламировать свои изделия, главным образом сельскохозяйственные орудия и машины; они занимают громадную часть выставки, и откуда их только не навезли — от Москвы до Елизаветграда и Таврической губернии выслала Россия свои произведения, заграничные фирмы, имеющие свои склады и агентов в Омске, представлены все; ожидали ещё экспонатов из-за границы, но они не явились, есть только небольшой ассортимент сепараторов фирмы Церес, впервые появляющейся в Омске. Для устройства этих павильонов хозяевами сделано всё возможное, чтобы остановить внимание публики», — писала газета «Сибирский листок» 31 июля 1911 года.

Выставка работала полтора месяца — до 1 августа. За это время её посетило 70 тыс. человек, из них 5 тыс. приезжих крестьян. Учитывая, что население Сибири было в то время небольшим, а пространства огромные, следовательно, дороги дальние, эти цифры говорят о многом.

А в декабре 1911 года на имя городского головы Омска Василия Морозова пришло письмо за подписью американского генерального консула, в котором говорилось, что «американские капиталисты заинтересовались Вашим городом и желали бы поместить свои капиталы в какое-либо городское предприятие». Так выставка стала своеобразной презентацией Сибири, причём в международном масштабе, и способствовала росту известности «Сибирского Лейпцига» — Омска.