Вот такое с Лондоном вышло кино

Джек Лондон воочию увидел, что такое современная война, на Дальнем Востоке, будучи корреспондентом во время русско-японского противостояния. 

В мае 1905 года Лондон послал своей возлюбленной Чармиан Киттредж очередное письмо: «Штаб японской 1-й армии. Фенванчен. Маньчжурия.

Душа не лежит что-либо писать — так мне опостылело пребывание здесь. Война? Вздор! Опишу-ка лучше свою повседневную жизнь. Я живу среди великолепных сосен на великолепном склоне холма. Рядом храм. Чудесная летняя погода. Рано утром я просыпаюсь под пение птиц. Кукуют кукушки. В 6:30 бреюсь. Тем временем мой корейский слуга готовит завтрак, а мой переводчик чистит мне сапоги и ждёт указаний.

<…> В 7 завтракаю, затем пытаюсь выжать хоть что-нибудь для "Экзаминер". Иногда выхожу и делаю снимки, которые не могу отослать, так как цензор не пропускает непроявленные фото, а у меня нет ничего, что необходимо  для проявки.

Мне разрешили ездить верхом в штаб [японской 1-й армии. — Авт.] в Фенванчене (меньше чем в миле отсюда).

Могу также выезжать за город в радиусе чуть больше мили. Никогда, ни на одной войне с корреспондентами не обращались так, как сейчас. Это смешно, абсурдно, просто комедия!

Днём мы, корреспонденты, плаваем в прекрасном озере с прозрачной водой, где нам с головой. А вечером у костра проклинаем Бога, судьбу, разные народы и разные вещи, которые я не стану упоминать из-за цензора. И день окончен. Мерзость, сущая мерзость!»

В архиве писателя хранится дневниковая запись, датированная 14 мая 1904 года. Она представляет собой составленный Лондоном проект совместного заявления иностранных корреспондентов, аккредитованных при японской армии в Маньчжурии и возмущённых жесточайшей цензурой со стороны японцев. Из-за неё, говорится в документе, журналистские репортажи поступают в редакции с огромным опозданием и в настолько выхолощенном виде, что теряют всякий смысл.

В таких обстоятельствах Джек Лондон поставил перед Уильямом Херстом вопрос о переводе в расположение русской армии. Соответствующие хлопоты, однако, не успели даже начаться, как произошёл инцидент с Красоткой [1], заставивший спецкора «Сан-Франциско экзаминер» досрочно вернуться в США. Вот что по этому поводу говорится в статье Джона Манчини «Джек Лондон — военкор»: «Из-за своего задиристого характера Лондон угодил в международный скандал, ударив японца, которого он поймал на краже фуража для своей лошади. За это его в третий раз за четыре месяца арестовали японцы. В этот раз, однако, ему грозил военный трибунал, чреватый смертным приговором».

В мемуарах Чармиан Киттредж эта история выглядит немного иначе и содержит нотки иронии, с какой Лондон частенько описывал свои приключения: «Пребывание Джека Лондона в Японии закончилось эпизодом, который хоть и был незначителен сам по себе, но чуть не привёл к печальным последствиям. Его слуга-японец поссорился с другим японцем, воровавшим у них продукты. Джек вмешался и, выйдя из себя, ударил воришку. "Господи, — рассказывал потом Джек, — я даже не ударил его, а  остановил кулаком. Он наткнулся на мой кулак и с воем упал наземь, а потом две недели скулил, весь забинтованный"».

Смех смехом, но об этой истории доложили командовавшему японской 1-й армией генералу Куроки Тамэмото.

Дело приняло настолько серьёзный оборот, что потребовалось вмешательство президента США Теодора Рузвельта. О том, в какой переплёт попал военкор «Сан-Франциско экзаминер», хозяину Белого дома стало известно из телеграммы из Токио, присланной Ричардом Хардингом Дэвисом. С самым известным американским репортёром того поколения будущий президент Соединённых Штатов подружился в 1898 году на Кубе во время Испано-американской войны. Рузвельт там оказался, сформировав 1-й полк добровольческой кавалерии (в историю США этот полк вошёл под названием Rough Riders — «Мужественные всадники»). Дэвис же, будучи командирован на Кубу в качестве спецкора херстовской газеты «Нью-Йорк геральд», в своих репортажах всячески превозносил военные подвиги Рузвельта, чем способствовал его избранию на высший государственный пост.

Шесть лет спустя Дэвис отправился на другую — Русско-японскую — войну и на борту парохода Siberia познакомился с Лондоном. По прибытии в Японию он, как и полсотни других иностранных военкоров, на долгие месяцы застрял в Токио, в душе завидуя Джеку, который, рискуя жизнью и преодолев всевозможные препоны, пробрался-таки в Корею, а оттуда — в Маньчжурию, чтоб делать то, ради чего всех их послали за тридевять земель. Но узнав, в какую передрягу загремел коллега, Дэвис без раздумий бросился его выручать.

Рузвельт, будучи поклонником Лондона-писателя (он зачитывался его «Северными рассказами»), обратился к японским властям с просьбой освободить соотечественника. Что те и сделали, потребовав, чтоб намозоливший им глаза спецкор «Сан-Франциско экзаминер» как можно быстрее убрался восвояси.

Вернувшись в Йокогаму, Джек сел на пароход и отплыл на родину. Таким образом, на Русско-японской войне он не провёл и полгода, причём толком её даже не видел (в чём, впрочем, его вины нет). Тем не менее, как утверждает Джон Манчини, за упомянутый срок он опубликовал больше репортажей, чем любой другой западный военкор.

На его счету по крайней мере две дюжины таких публикаций, уточнил американский учёный-востоковед Даниэль Метро (Daniel A. Métraux) в своей статье «Джек Лондон передаёт из Токио и Маньчжурии: позабытая роль влиятельного наблюдателя раннего периода современной Азии»[2], добавив: «Освещать ту войну отправилось много других знаменитых журналистов, включая Ричарда Хардинга Дэвиса, но только Лондон смог обеспечить первоклассные репортажи с передовой. Дэвис и остальные репортёры остались слоняться по Токио, ибо им не хватило отваги Лондона, чтоб пробраться из Японии в Корею».

Более того, по замечанию Даниэля Метро, Джек Лондон оказался ещё и недюжинным прорицателем. Он раньше многих других распознал огромный потенциал Японии и Китая и предсказал их быстрый рост на мировой арене в XX столетии в условиях противостояния с Западом — вплоть до прогноза о том, что к сер. 1970-х годов Китай превратится в сверхдержаву.

При этом, подчеркнул американский учёный, Лондон «опередил своё время в интеллектуальном и нравственном смыслах. Его корреспонденции о Русско-японской войне 1904–1905 гг. из Кореи и Маньчжурии носят сбалансированный, объективный характер, демонстрируя озабоченность благополучием как японских, так и русских солдат, а также корейских крестьян и рядовых китайцев, с которыми он встречался».

20 декабря 1904 года, через полгода после возвращения на родину, Джек Лондон опубликовал примечательное эссе в газете «Бостон пост»: «До сих пор считалось обязательным соблюдать формальности — объявлять войну. А после этого можно убивать, и всё было в порядке. Японцы преподали нам урок. Они не объявляли войну России. Они послали флот в Чемульпо, уничтожили много русских, а войну объявили потом. Такой приём убийц возведён ими в международный принцип. Он гласит: убей вначале побольше живой силы, а потом заяви, что будешь уничтожать ещё больше».

Публикация заканчивалась предсказанием: настанет день, когда Япония покусится и на мировое господство Запада. Что и произошло 37 лет спустя, когда точно так же, без объявления войны, Япония напала на Соединённые Штаты, которым пришлось почти четыре года вести с ней тяжёлые, кровопролитные бои в Тихом океане.

В разгар той войны в Голливуде по сценарию Чармиан сняли художественный фильм «Джек Лондон» в жанре байопика. Его подавали как «невыдуманные приключения крутого героя Америки».

В картине воспроизвели основные вехи недолгой, но бурной жизни главного персонажа: как он подростком работал на консервной фабрике, потом браконьерствовал с приятелями, нелегально ловя устриц в заливе Сан-Франциско и снискав прозвище короля пиратов, добывал золото на Юконе, занимался самообразованием, влюблялся…

Есть в фильме и рассказ о приключениях Лондона на Русско-японской войне. На этом по понятным причинам сделали особый акцент, оформив соответствующим образом и рекламный плакат. Поскольку Япония стала смертельным врагом США, Джека Лондона изобразили в качестве заключённого, да и надпись звучала в духе времени: «Первый американский пленник япошек».

Сам же герой фильма скончался на четверть века раньше практически в том же возрасте, в каком на Русско-японской войне погиб мой прадед Афанасий Иларионович Решетников. По мнению Джона Манчини, ранняя смерть Джека Лондона тоже была связана с той войной: «Он умер в возрасте 40 лет из-за многочисленных проблем со здоровьем, ставших прямым результатом жизни на пределе возможностей, какой он жил и в 1904 году во время своих похождений в Корее».