Как снимали Никиту

Переворот 14 октября 1964 года организаторы сумели выдать за добровольную отставку Хрущева «по состоянию здоровья»

Причина заговора банальна: соратникам надоели непредсказуемость хрущевской политики, утопичность планов, а главное – постоянные кадровые перетасовки. Любой из окружения первого секретаря ЦК КПСС мог оказаться пусть и не в расстрельном подвале, как при Иосифе Сталине, но в отставке. Неудачной оказалась попытка Никиты Хрущева реформировать систему госуправления – учреждение совнархозов вместо промышленных и строительных министерств, разделение обкомов на промышленные и сельскохозяйственные. Важным фактором стали и экономические проблемы, с которыми столкнулся СССР в начале 1960-х, – скрытая девальвация, рост цен, серьезные трудности с продовольственным снабжением. Организаторы смещения Хрущева понимали, что в такой ситуации его отставку хорошо воспримут в обществе. К тому же опытные партийные функционеры видели, что он переоценивает стабильность собственной власти и недооценивает политическое влияние своих соратников по ЦК и Совету министров.

Весной 1964 года недовольные Хрущевым руководители партии и государства сумели найти общий язык, и подготовка заговора вступила в решающую фазу. Тогда его лидеры, прежде всего Леонид Брежнев и Николай Подгорный, стали совершать поездки по регионам, стремясь заручиться поддержкой на местах.

В июле в Крыму Брежнев навестил первого секретаря ЦК Компартии Украины Петра Шелеста и повел разговор о том, что Хрущев хочет разогнать опытные кадры, чтобы самому вершить все дела. Шелест долго упирался, но в итоге согласился с доводами и стал одним из активных участников заговора. На него было возложено прощупывание членов ЦК КПСС. При этом в конце сентября, как вспоминал Шелест, «никто точно не знал ни сроков, ни самой формы исполнения задуманного дела, даже сами организаторы находились еще в какой-то прострации, неуверенности и неопределенности». Именно тогда к нему в Киев прилетел Подгорный, в панике заявивший, что накануне Хрущев вызвал его к себе и спросил: «Правда ли вы причастны к группе, которая хочет меня убрать?»

Оказалось, что некий работник КГБ Василий Галюков узнал о заговоре и сообщил об этом сыну Хрущева. Подгорный все отрицал, и Никита Сергеевич вроде бы ему поверил. 29 сентября Хрущев, находившийся в отпуске и собиравшийся в Пицунду, неожиданно явился на обед в честь президента Индонезии Сукарно и пригрозил, показав на членов Президиума ЦК: «Когда вернусь, я всю эту "центр‑пробку" выбью!» Медлить было нельзя, и 12 октября заговорщики собрались в Кремле. К тому времени они обеспечили себе поддержку или нейтралитет руководителей всех ведущих регионов страны, на их стороне был КГБ, а министр обороны Родион Малиновский пообещал невмешательство армии.

Никита Хрущев доверял Брежневу и особенно ценил его вклад в развитие
космической программы

На этом заседании решили, что Брежнев позвонит Хрущеву в Пицунду и убедит его срочно прилететь в Москву. Предлогом стали сложности, возникшие при разработке очередного пятилетнего плана. По словам Шелеста, Леонид Ильич во время звонка так сильно волновался, что у него посинели губы. Выслушав его, Хрущев проворчал: «Ну вот, ни дня без меня не можете обойтись! Хорошо, я подумаю, позвоните позже». Через час Брежнев перезвонил и добился согласия Никиты Сергеевича утром вылететь в столицу. Новое заседание – уже с участием Хрущева – было назначено на следующий день. За оставшееся время заговорщики связались с региональными руководителями и оповестили их об ожидающихся «важных переменах».

13 октября Хрущева прямо с самолета отвезли в Кремль, где началось заседание Президиума ЦК. Брежнев в своем выступлении сразу же отметил, что в ЦК насаждается культ первого секретаря, который не слушает товарищей и принимает ошибочные решения. Хрущев пытался оправдаться: «Я, как все, мог иметь какие-то недостатки. К сожалению, не замечал и не ожидал». Он еще не понимал, что его собираются сместить, и обещал работать и дальше, повторяя: «Насколько хватит моих сил». Но все выступающие резко критиковали его, а Шелест вообще прикрикнул: «Никита Сергеевич, мы слушали вас много раз – послушайте один раз нас!»

От Хрущева начали требовать отставки, но он упорно отказывался. В итоге решение вопроса перенесли на следующий день, и Никита Сергеевич уехал в свою резиденцию на Ленинских (ныне Воробьевых) горах, где председатель КГБ Владимир Семичастный оперативно заменил охрану своими верными людьми. Утром 14 октября открылось новое заседание, и на Хрущева обрушились недавние соратники Алексей Косыгин, Дмитрий Полянский, Александр Шелепин, Геннадий Воронов. Дипломатично попробовал защитить его один только Анастас Микоян, предложивший «т. Хрущева разгрузить», но оставить во главе партии, за что тоже был раскритикован.

Не выдержав давления, Хрущев согласился на отставку. При этом он отметил: «Не прошу милости – вопрос решен. Я сказал т. Микояну – бороться не буду, основа одна. Зачем буду искать краски и мазать вас?» Написанное им заявление начиналось словами: «В связи с преклонным возрастом и учитывая состояние моего здоровья, прошу ЦК КПСС удовлетворить мою просьбу об освобождении меня от обязанностей первого секретаря ЦК КПСС…» Тогда же было принято постановление, в котором говорилось: «При сложившихся отрицательных личных качествах как работника, преклонном возрасте и ухудшении здоровья т. Хрущев не способен исправить допущенные им ошибки и непартийные методы в работе».

Тем же вечером в Свердловском зале Кремля открылся Пленум ЦК КПСС, для многих участников которого новость об уходе Хрущева со всех постов была неожиданной. Выступавших было всего двое: краткое вступительное слово в качестве председателя пленума произнес Брежнев, а затем его сменил партийный идеолог Михаил Суслов. Он нудно перечислил «серьезные ошибки» Хрущева и закончил откровенной ложью: «Признавая правильной критику в его адрес, товарищ Хрущев просил разрешить ему не выступать на пленуме».

Собравшиеся с привычным единогласием проголосовали за предложенный проект постановления и за избрание Брежнева первым секретарем ЦК КПСС. В краткой речи Леонид Ильич пообещал: «Постараюсь отдать все свои силы, опыт и знания для того, чтобы – безусловно при вашей поддержке – оправдать то высокое доверие и честь, которые вы мне оказали».

Советские триумвиры

После смещения Хрущева было принято решение, что отныне власть перейдет к коллективному руководству. Триумвират составили Леонид Брежнев, Алексей Косыгин и Николай Подгорный

Брежнев стал первым секретарем ЦК КПСС, Косыгин – председателем Совета министров СССР, а Подгорный, претендовавший на пост председателя Президиума Верховного Совета СССР (при Хрущеве этот пост в течение нескольких лет занимал Брежнев), на первых порах был неофициальным вторым секретарем ЦК. В отсутствие Леонида Ильича именно Подгорный вел заседания Президиума ЦК, а «советским президентом» до декабря 1965 года оставался опытнейший Анастас Микоян. Наконец Анастаса Ивановича, пытавшегося на октябрьском пленуме 1964-го осторожно защищать Хрущева, отправили на пенсию, и Президиум Верховного Совета возглавил Подгорный. Триумвират окончательно сформировался. В колоннах демонстрантов первыми несли портреты этой тройки, а уж затем других членов Политбюро.

В СССР все признавали руководящую роль партии – и Брежнева считали лидером страны. Но если говорить о ситуации за рубежом, то статус Косыгина и Подгорного, которые, в отличие от Брежнева, занимали высшие государственные посты, подчас представлялся там более высоким. Тем более что Косыгин провел ряд важных международных переговоров – с Мао Цзэдуном и Чжоу Эньлаем в Пекине в 1965-м, с премьер-министром Великобритании Гарольдом Вильсоном в Лондоне и президентом США Линдоном Джонсоном в Глассборо в 1967-м (на встрече в Глассборо среди прочих решались острые вопросы конфликта на Ближнем Востоке). А в 1966 году в Ташкенте Косыгин добился примирения Индии и Пакистана, проведя саммит с главами этих государств Лалом Бахадуром Шастри и Мухаммадом Айюб Ханом.

Любопытный факт: 31 декабря 1970 года Брежнев впервые в телеэфире поздравил советский народ с наступающим Новым годом. В 1971-м эту функцию выполнил Подгорный, еще через год – Косыгин, а затем – снова Брежнев, впредь уступавший эту миссию только дикторам телевидения.

Центральная роль Леонида Ильича стала усиливаться после XXIV съезда КПСС, который прошел в марте-апреле 1971 года. Там была принята Программа мира, которая ассоциировалась лично с Брежневым. В том же 1971-м генсек совершил свой первый официальный визит в западную страну – во Францию, где его принимали на высшем уровне. По указанию министра иностранных дел СССР Андрея Громыко послы должны были разъяснить своим коллегам, что в Советском Союзе главой государства является генеральный секретарь ЦК КПСС – и, к примеру, официальные поздравления с государственными праздниками следует посылать на его имя. С помощью двух Андреев – Громыко и своего помощника по международным делам Александрова-Агентова – Брежнев стал активно заниматься большой дипломатией.

Подгорный, человек властолюбивый, но наименее авторитетный из триумвирата как в правящих кругах, так и в обществе, постоянно старался подчеркнуть свою роль, выступая с различными инициативами на заседаниях Политбюро, а церемонию принятия верительных грамот у новых зарубежных послов превратив в длительное мероприятие с пространными беседами. Он стремился придать большее значение Верховному Совету, не имевшему реальной власти. Последний глава Верховного Совета СССР Анатолий Лукьянов, в 1960–1970-е годы работавший в аппарате Подгорного, вспоминал: «Было принято постановление об усилении роли Советов депутатов трудящихся. В нем впервые подчеркивалась необходимость самостоятельности Советов, недопустимость подмены партией государственных органов, правильного разграничения полномочий между советскими и партийными органами». Однако деятельность «президента» Подгорного оборвалась на майском Пленуме ЦК 1977 года, когда первый секретарь Донецкого обкома Борис Качура «вдруг» предложил рассмотреть вопрос о совмещении постов генсека и председателя Президиума Верховного Совета СССР. Подгорный хотел взять слово, но председательствовавший секретарь ЦК Михаил Суслов сделал ему знак рукой: «Посиди». Отставка прошла тихо.

Брежнев совместил две должности. Косыгин остался во главе правительства, однако о дуумвирате никакой речи не было. Леонид Ильич достиг единоличной власти. Правда, к тому времени здоровья, чтобы пользоваться ею в полной мере, у него уже не было.