Прощание

«Жёлтый, высохший, с лысиной во всю голову, с узкой седой бородой, он сидел в одной, нарочно изрезанной рубахе… Он не мог сносить давление самого лёгкого платья. Порывисто протянул он мне страшно худую, словно обглоданную руку, усиленно прошептал несколько невнятных слов — привет ли то был, упрёк ли, кто знает? Измождённая грудь заколыхалась — и на съёженные зрачки загоревшихся глаз скатились две скупые, страдальческие слезинки. Сердце во мне упало… Я сел на стул возле него — и, опустив невольно взоры перед тем ужасом и безобразием, также протянул руку». Это отрывок из стихотворения в прозе Ивана Тургенева «Последнее свидание». И рассказано тут о последних днях Николая Некрасова. Но почему-то мне всегда вспоминаются эти строки, когда я рассматриваю картину Василия Ефанова «И.В. Сталин, К.Е. Ворошилов, В.М. Молотов у постели больного А.М. Горького». Художник создал несколько вариантов этого сюжета. Где-то отсутствует Вячеслав Молотов, где-то и Климент Ворошилов не мешает Иосифу Сталину попрощаться с пролетарским классиком один на один. Однако идея художника неизменна: Максим Горький настолько важен для советской культуры, для борьбы за нового человека и новое общество, что сам Сталин в чём-то считает себя его учеником и наследником. Картина выдержана в мрачных тонах, она печальна и таинственна: рядом с этой группой мужчин незримо присутствует и одна дама — госпожа Смерть. 

Ефанов не пытался придать вождям торжественный вид. Молотов выглядит даже несколько шаржированно. Ворошилов наиболее сентиментальный человек из собравшихся у постели писателя. А Сталин как будто пытается перенять у Горького какую-то секретную истину.  

Этот сюжет был так важен для Ефанова, что он снова и снова возвращался к нему и в годы войны. И даже после Победы, когда Сталина было принято демонстрировать в куда более помпезном духе. 

Художник мог бы и добавить оптимизма, показать в духе соцреализма, что дела Горького не умрут, и он уходит не в мир иной, а в бессмертие. Оптимизмом переполнены другие полотна Ефанова, а в этом он сохранил скорбный тон, присущий старым мастерам времён чумных эпидемий. 

А вождю в конце концов картина понравилась — и в послевоенном 1946-м художнику присудили за неё Сталинскую премию. 

В позднейшие времена это полотно как только не толковали! Даже в духе «Убийцы собрались у постели жертвы». Но это не детектив. Это нечто более возвышенное и грустное. Это картина о прощании, которое могло бы быть и совсем одиноким.