Сбежавший тигр

Русским золотом, которое белые хотели скрыть от большевиков, успели поживиться не только чехословаки. На один из эшелонов, застрявших в Чите, наложил тяжёлую лапу казачий атаман, два года бывший полновластным хозяином этого края, — Григорий Семёнов.

Это была в своём роде героическая личность. Уроженец Забайкалья, в двадцать четыре года он уже стал кавалером ордена Святого Георгия IV степени: в ноябре 1914-го под Варшавой хорунжий Семёнов с казаками отбил у немцев знамя своего 1-го Нерчинского полка и обоз Уссурийской бригады, в которую входил полк. Два года спустя он удостоился другой почётнейшей награды — Георгиевского оружия.

Сослуживцем Семёнова был Роман фон Унгерн-Штенберг, с которым его не раз в дальнейшем сводила судьба, а полковым командиром — Пётр Врангель, будущий белый вождь. Вот как отзывался впоследствии Врангель о своём подчинённом: «Семенов, природный забайкальский казак, плотный коренастый брюнет, ко времени принятия мною полка состоял полковым адъютантом и в этой должности прослужил при мне месяца четыре, после чего был назначен командиром сотни. Бойкий, толковый, с характерной казацкой смёткой, отличный строевик, храбрый, особенно на глазах начальства, он умел быть весьма популярным среди казаков и офицеров. Отрицательными свойствами его были значительная склонность к интриге и неразборчивость в средствах для достижения цели. Неглупому и ловкому Семенову не хватало ни образования (он кончил с трудом военное училище), ни широкого кругозора, и я никогда не мог понять, каким образом мог он выдвинуться впоследствии на первый план гражданской войны».

Не всё в этой характеристике справедливо. Образование Семёнов получил первоначально и правда домашнее, но среди книг, хранившихся в сундуках его отца, были, например, буддистские сочинения, знакомством с которыми и теперь-то немногие могут похвастать. Кроме бурятского и монгольского он владел ещё и английским языком. В юности интересовался археологией и палеонтологией, даже принимал участие в научной экспедиции для пополнения экспозиции Читинского краевого музея, занимавшейся раскопками в окрестностях его родной Куранджи.

Неширокого кругозора Семёнову хватило, однако, чтобы увидеть, к чему всё покатилось в армии после Февральской революции (монархистом, кстати сказать, он никогда не был). Его докладная записка на имя военного министра Александра Керенского с предложением сформировать конный полк из бурят и монголов, чтобы «пробудить совесть русского солдата, для которого живым укором были бы эти инородцы, сражающиеся за русское дело», возымела действие: летом 1917-го молодого есаула назначают комиссаром Временного правительства в Забайкалье.

Случилось так, что Семёнов одним из первых поднял оружие против новой, послеоктябрьской власти. Распознав в классово чуждом казаке врага, читинские большевики попытались арестовать его. Однако Семёнов бежал через границу в Маньчжурию, пополнил и вооружил свой Особый маньчжурский отряд за счёт распущенных им частей, охранявших КВЖД, и в конце января вторгся в восточную часть Забайкалья — Даурию. Красные немедленно мобилизовали все силы. Возник первый из фронтов Гражданской войны — Даурский (командующий Сергей Лазо).

Успех вначале не сопутствовал Семёнову. В марте ему пришлось отступить. Однако в апреле он вновь перешёл границу и, присоединяя по пути казаков, восставших против Советской власти, двинулся к Чите.

Взять город в тот раз не удалось. Хотя отброшенный в Маньчжурию Семёнов не оставил своих попыток. Теперь, когда он сделался атаманом, имел в подчинении генералов и штаб-офицеров, Антанта, ставившая себе целью отторгнуть от России Сибирь и Дальний Восток, сделала на него серьёзную ставку.

28 августа казаки Семёнова всё-таки захватили Читу.

Отношения с пришедшим к власти в Омске адмиралом Александром Колчаком у него с самого начала не сложились. Колчак был сторонником строгой дисциплины, а Семёнов — казачьей вольницы. Последний не признал первого как Верховного правителя России, первый формально сместил последнего со всех должностей. Конфликт удалось несколько замять лишь в нач. 1919-го. Весной атамана назначили командиром корпуса, которым, впрочем, именуя это соединение Отдельной Восточно-Сибирской армией, он уже командовал и так, без всяких назначений, а летом произвели в генерал-майоры. Однако воевать под началом Колчака в Поволжье и на Урале, где в то время решалась судьба всего белого востока, Семёнов не стал. Что же кроме честолюбия удерживало его на месте? Собственные бандиты, бесчинствовавшие в Чите и по всему Забайкалью.

Семёновские казаки обожали пороть нагайками. До смерти. После двухсот ударов их жертва обычно расставалась с жизнью. Пьяные вояки (сам атаман, чья мать была из старообрядческой семьи, спиртного, кажется, не употреблял) рубили шашками головы первым встречным просто ради потехи. Женщин насиловали.

Против атамана и его шайки свидетельствовали и те, кто был с ними вроде бы по одну сторону фронта. Так, начальник Читинской областной тюрьмы доносил в сентябре 1918 года Временному Сибирскому правительству о том, как около сорока вооружённых семёновцев, явившихся в тюрьму ночью, потребовали выдать им содержащихся в камерах большевиков. Когда тюремщик подчинился и открыл камеры, арестованных забрали и увезли в штаб отряда, где пытали и убили всех.

Один из ближайших сподвижников атамана дал на суде в 1946 году следующее показание о семёновских подручных: «...Об Унгерне ходили легенды. Он был очень жесток. Не щадил ни женщин, ни детей. По его приказанию уничтожалось население целых деревень. И сам он лично с наслаждением расстреливал обреченных на смерть. Таким же жестоким был и начальник особой карательной дивизии генерал Тирбах. Штаб его дивизии находился в местечке Маккавеево. Там Тирбах и вершил свой скорый и страшный суд. Однажды насильственно мобилизованные казаки, не желая служить Семенову, убили своих офицеров и перешли к партизанам. Вскоре в их станицу прибыл отряд Чистохина. Были собраны все старики. Их запрягли в сани и приказали везти убитых офицеров на кладбище. Там стариков расстреляли, а станицу сожгли».

Вот для кого был установлен атаманом крест «За храбрость» на Георгиевской ленте. Он представлял собой практически точную копию Георгиевского креста, только на лицевой стороне на верхней его части было помещено изображение солнца в лучах, на левой и правой — по букве «О», на нижней — «М». Вместе это означало «Особый маньчжурский отряд».

Имелась и медаль с тем же названием, конным Георгием, солнцем. И надписью «Особый маньчжурский отряд» по ободку.

Одновременно возник и знак отряда с двуглавым орлом без корон, держащим в лапах змею, атаманским вензелем «АС» на  груди у птицы и датой «1917», разнесённой по две цифры на каждое крыло. К двадцатилетию отряда в 1937 году был выпущен вариант этого знака с добавлением внизу трёхцветного бело-сине-красного щита и датой на нём — «1937».

Впрочем, играли в «казаки-разбойники» не одни семёновцы.

В октябре белогвардейский генерал Павел Иванов-Ринов так охарактеризовал положение на Дальнем Востоке: «Хабаровск, Нижний Амур и железная дорога Хабаровск — Никольск заняты атаманом Калмыковым, которого поддерживают японцы, за что Калмыков предоставляет им расхищать неисчислимые ценности Хабаровска. Японцы, в свою очередь, предоставляют Калмыкову открыто разбойничать, именно: разграбить хабаровский банк, расстреливать всех, кого захочет, смещать и назначать начальников окружных управлений Хабаровска и осуществлять самую дикую диктатуру».

О Семёнове же генерал выразился так: «Семенов, поддерживаемый также японцами, хотя и заявляет о своей лояльности в отношении командного состава и правительства, позволяет своим бандам также бесчинствовать в Забайкалье, именно: реквизировать наши продовольственные грузы, продавать их спекулянтам, а деньги делить между чинами отрядов».

Среди остановленных и ограбленных семёновцами эшелонов был и состав с сорока двумя миллионами золотых рублей. Одну часть добычи атаман потратил на своё войско, а другую (1,5 т золота в 33 ящиках) передал своим непосредственным хозяевам — японцам, которые впоследствии присвоили всё это золото.

И всё-таки именно Семёнову разгромленный и преданный всеми Колчак вручил то, что ещё оставалось от белой Сибири. В указе Верховного правителя России от 4 января 1919 года говорилось: «Ввиду предрешения мною вопроса о передаче верховной всероссийской власти Главнокомандующему Вооруженными силами Юга России, Генерал-Лейтенанту Деникину, впредь до получения его указаний, в целях сохранения на нашей Российской Восточной Окраине оплота Государственности, на началах неразрывного единства со всей Россией:

Предоставляю Главнокомандующему вооруженными силами Дальнего Востока и Иркутского Военного Округа Генерал-Лейтенанту Атаману Семенову всю полноту военной и гражданской власти на всей территории Российской Восточной Окраины, объединенной Российской верховной властью.

Поручаю Генерал-Лейтенанту Атаману Семенову образовать органы Государственного Управления в пределах распространения его полноты власти».

Это легитимизировало и продлило поддержанное японцами антибольшевистское сопротивление в Забайкалье ещё на некоторое время. Однако, когда Япония, побеждённая красными на дипломатическом фронте, вывела свои войска, дни казачьей вольницы оказались сочтены. 22 октября пала Чита. Семёнов, некогда напомнивший английскому полковнику «тигра, готового прыгнуть, растерзать и разорвать», герой Первой мировой, в одиночку напавший на дюжину врагов, чтобы отбить пленного казака, теперь бросил всех и бежал из Читы на аэроплане.

Там в августе 1945-го, после разгрома советскими войсками японской Квантунской армии, его и арестовали.

В ходе заседания Военной коллегии Верховного суда СССР на вопрос государственного обвинителя: «Применялись ли расстрелы населения?» — Семёнов ответил: «Применялись». На вопрос: «Много расстреляли?» — «Я не могу сейчас сказать, какое количество было расстреляно, так как непосредственно не всегда присутствовал при казнях». На вопрос: «Много или мало было расстреляно?» — «Да, много». На вопрос: «А другие формы репрессий вы применяли?» — «Сжигали деревни, если население оказывало нам сопротивление».

30 августа 1946 года Григория Семёнова казнили через повешение.