Неудавшийся разгон
08 Марта 2018
Мало кто знает, что в марте 1996-го, спустя 2,5 года после расстрела Верховного Совета, Борис Ельцин вновь хотел разогнать парламент. На этот раз — Государственную думу. О том, как это было, в интервью «Историку» вспоминает тогдашний министр внутренних дел РФ генерал армии Анатолий Куликов.
В те дни судьба гражданского мира в России висела буквально на волоске. Анатолий Куликов уверен: если бы непопулярному в народе Ельцину удалось осуществить план с роспуском Госдумы, запретом КПРФ и переносом выборов президента, то уже на следующий день в столице появились бы баррикады. Страна не приняла бы такой сценарий…
КАК ЕЛЬЦИН ВЕРБОВАЛ СТОРОННИКОВ
— Ельцин был настроен решительно?
— Да. Когда мы вышли от него, нас попросили подняться в кабинет первого помощника президента (была в то время такая должность) Виктора Илюшина. Там уже находилась группа помощников президента и Сергей Шахрай. Они готовили указ, хотя были явно не в восторге от происходящего. Сказал им: «Я, как министр внутренних дел, выполнять указ не буду».
В ответ на недоумённые взгляды подошёл к окну и показал рукой на Красную площадь, которая в шестом часу вечера была заполнена гуляющим народом: «Смотрите, сегодня тут гуляют люди… Завтра, когда указ будет подписан, здесь будут жечь костры! И не только на Красной площади, а по всей стране».
Все присутствовавшие восприняли мои слова с пониманием. Илюшин сказал: «Мы тоже считаем, что это неразумное решение. Но президент уперся: давайте указ! Говорит, что Куликов согласен, Барсуков согласен, все согласны!».
— По сути, он блефовал!
— Видимо, это был такой способ агитации. Тем более что к тому времени о намерениях Ельцина знали ещё далеко не все, от кого, подпиши он указ о роспуске Думы, зависело бы выполнение этого решения. Как раз в этот момент в кабинете первого помощника президента раздался телефонный звонок председателя правительства России Виктора Черномырдина.
Когда Илюшин известил его, что я нахожусь рядом, Черномырдин потребовал меня к телефону. Спрашивает: «Что там, Анатолий?».
Отвечаю: «Вы же понимаете, что это антиконституционно. Если у вас есть возможность, то прошу повлиять на президента». Виктор Степанович понял, что начинается настоящая буря: «Хорошо, я подумаю, что можно сделать…»
В восемь часов вечера я собрал коллегию МВД. Рассказ о том, что произошло, завершил словами: «Я решил не принимать участия в реализации указа. Он чреват для страны тяжелыми последствиями. Разделяете вы мою точку зрения или нет — это ваше дело».
— Вы были готовы уйти в отставку?
— Был готов. Мало того, понимал, что, если не выполню указ президента, против меня может быть возбуждено уголовное дело.
— Как отреагировали на ваши слова члены коллегии МВД?
— Неожиданно все генералы меня поддержали. Я поблагодарил их и спросил, могу ли сослаться на общее коллегиальное решение. Генералы заверили меня: «Да, можете сослаться. На всех — до единого!».
— Но ведь кроме МВД есть ещё и армия. Как отреагировал на готовящиеся президентом шаги тогдашний министр обороны России Павел Грачёв?
— 17 марта Грачёв в Кремле отсутствовал. Воскресенье же, и он мог быть на охоте или где-то ещё. Правда, президент в разговоре со мной вскользь упомянул, что Грачёв его поддерживает.
Между тем отсутствие министра обороны в Кремле в такой момент представляло собой некую интригу. Мы с Грачёвым однокашники, вместе учились в Академии Генерального штаба. Я позвонил ему по спецсвязи: «Павел, ты в курсе того, что президент принял решение о разгоне Госдумы и запрете компартии?».
В ответ слышу: «Нет, мне об этом он ничего не сказал». Я говорю: «А мне он сказал, что с тобой все обсудил».
Грачев отвечает: «Президент мне позвонил и спросил, поддержу ли я Куликова, если он будет действовать по выполнению указа, связанного с решением Госдумы о денонсации Беловежских соглашений». По словам Грачёва, он обещал Ельцину поддержать Куликова. Спрашиваю: «Но ты в курсе дела, что президент принял решение разогнать Госдуму и ликвидировать компартию?». Говорит: «Нет. В первый раз об этом слышу».
— Интересным способом Ельцин вербовал сторонников среди силовиков!
— Более чем! Тот день завершился тем, что где-то в половине одиннадцатого мне позвонил Коржаков и сообщил, что завтра к шести утра меня вызывает к себе Ельцин. Спрашиваю: «Кто еще будет?».
Коржаков ответил так: «Кто надо, тот и будет».
Разговор получился жёстким…
Я позвонил Черномырдину: «Виктор Степанович, вы знаете, что завтра у президента в шесть утра состоится совещание?».
По затянувшейся паузе я понял, что не знает. Тогда я попросил его быть в приёмной президента в 5 ч. 45 минут. Черномырдин согласился.
СОВЕЩАНИЕ У ПРЕЗИДЕНТА
— Не обманул?
— В оговорённое время мы встретились. Мне хватило пяти минут, чтобы высказать свои доводы председателю правительства, и попросить поддержки.
Едва закончил, как в приёмную вошли двое Куликовых. Так уж получилось, что среди генералитета МВД оказалось сразу три однофамильца: я, начальник Главного управления внутренних дел города Москвы генерал-полковник милиции Николай Куликов и начальник Главного управления внутренних дел Московской области генерал-полковник милиции Александр Куликов.
Накануне вечером они не присутствовали в министерстве, и их появление в приёмной президента стало для меня неожиданностью. Ведь никто из них и словом мне не обмолвился, что их, как и меня, вызывают к Ельцину. И тогда произошёл беспрецедентный случай в истории МВД России. Министр внутренних дел в приёмной главы государства заявил своим подчинённым, что коллегия министерства приняла решение не выполнять президентский указ! Оба Куликовых выглядели ошарашенными. И в этот момент нас пригласили к Ельцину…
— Кто кроме троих Куликовых присутствовал на этом, без преувеличения, историческом заседании?
— Черномырдин, Сосковец, Илюшин, Барсуков, Крапивин, Коржаков и руководитель администрации президента России Николай Егоров. Ельцин был ещё мрачнее, чем накануне. Ни с кем не поздоровался. Чувствовалось, что эта затея легла на его плечи тяжёлым грузом.
— Но ведь он сам себя загнал в такую ситуацию?
— Конечно. Встаю и спрашиваю: «Борис Николаевич, разрешите доложить?».
В ответ Ельцин сразу обозначил своё отрицательное ко мне отношение: «Нет. Садитесь, я не с вас хочу начать. Сейчас послушаю московских…»
Коржаков тем временем кладёт президенту на стол записку с именами-отчествами генералов. А я увидел, что там лежит ещё один указ — об освобождении меня от занимаемой должности. Хотя лист был перевёрнут, просвечивалось: «О Куликове А.С.».
Для начала Ельцин поднял с места начальника ГУВД Московской области: «Доложите, Александр Николаевич, как идет подготовка». Тот сообщил о проведённой работе: «В соответствии с полученной от министра задачей произведен расчет сил и средств, взяты под охрану объекты, 16 тыс. человек задействованы, требуется дополнительно еще как минимум 13 тыс.».
Президент с деланым удовлетворением на лице произнёс: «Хорошо идут дела в Московской области, не то что в Министерстве внутренних дел!..»
Тут я понял, кто станет следующим министром…
— Что вы испытали в этот момент?
— Мне тогда было абсолютно всё равно. Я для себя твёрдо решил не участвовать в этой авантюре. После того как президент переговорил с моими однофамильцами, я ещё раз попросил разрешения доложить, подчеркнув, что выражаю не только своё мнение, но и мнение своих заместителей. Ельцин меня прервал и раздражённо спросил: «Они у вас что, все коммунисты?».
Парирую: «Нет, не коммунисты. Но если в 1993 году у вас были все основания для подобных действий, то сейчас их нет. Это похоже на авантюру. Последствия не просчитаны. Разгон Госдумы — антиконституционный акт. А сегодняшняя конституция — это ваша, Борис Николаевич, конституция…»
Он опять меня прервал: «Это уже мое дело — не ваше».
Я не сдаюсь: «Разрешите продолжить?».
Молчит. Говорю, что коммунистов привлечь к уголовной ответственности не за что. Ельцин не выдержал и вскипел: «Что вы мне не даете слова сказать?! Это у себя там совещания проводите как хотите, а здесь вы находитесь у меня в кабинете!».
Президент подавил гнев, но он был очень разочарован одновременно. Я продолжил гнуть своё: «Уход коммунистов в подполье будет для них подарком, создаст им образ гонимых властью. Сейчас у них пять различных направлений, однако они станут консолидироваться. Это будет мощная сила. Туда пойдет молодежь. Почему на совещании нет министра обороны? Кто просчитал реакцию Вооруженных сил? У меня нет уверенности, что они вас поддержат. Расчет делается на инертность людей, на то, что никто не выйдет поддержать коммунистов? Но на это же рассчитывал и председатель КГБ СССР Владимир Крючков в августе 1991-го. И проиграл. Он тоже говорил, что народ не выйдет…
Нельзя забывать, что мы ведем войну на Кавказе. Рискуем получить еще один фронт внутри страны. Между армией и МВД возможны конфликты. Здесь должны присутствовать генеральный прокурор и председатель Конституционного суда. Они разделяют мою точку зрения».
Ельцин в который раз перебил меня: «Вы за себя говорите! Я знаю их точку зрения».
Говорю: «Ответственность за то, что произойдет, в конечном итоге ляжет на вас и на министра внутренних дел. Я лично против. Вы должны войти в историю объединителем нации, а предлагаемое решение ведет к гражданской войне».
Возникла пауза… Затем Ельцин, как мне показалось, через силу произнёс: «Мне нужны два года. Проблему решим, наверно, поэтапно. Я вношу в Совет Федерации предложение о переносе срока выборов на два года. Указ может быть подписан в среду. Помещение Госдумы пока не занимать! Буду говорить со Строевым и Лужковым. Идите. Ждите команды».
— Что последовало за этим?
— В восемь часов утра позвонил Юрий Крапивин и проинформировал меня о том, что Ельцин принял решение допустить депутатов к работе. Я понял, что самое худшее позади.
«САМ ЗЮГАНОВ ЭТОГО НЕ ХОТЕЛ»
— Какие последствия имело ваше публичное выступление против затеи с роспуском Госдумы и запретом компартии?
— Я ждал, что со дня на день выйдет указ о моей отставке. До 25 марта никаких контактов с Ельциным у меня не было. А в этот день он позвонил мне сам и суховато заметил: «В самом деле, Анатолий Сергеевич, разгонять Думу было нецелесообразно. Но коммунисты этого заслуживают!».
Воспользовавшись моментом, я пригласил его на празднование Дня внутренних войск, которое впервые проводилось в том году. Ельцин сказал, что не приедет. Я настаивал: «Борис Николаевич, вы всей стране обещали раз в месяц встречаться с военными. Настало время и есть повод побывать у нас. Это очень важно для предстоящих президентских выборов. Вы представляете, сколько семей военнослужащих МВД увидят вас у нас на празднике?».
Ельцин приехал. Мы заложили первый камень в фундамент новой казармы. Президент расписался на партитуре нового марша, сочинённого военным дирижёром оркестра МВД.
Уже в апреле в конце очередной встречи я сказал президенту: «Борис Николаевич, я понимаю, что произошло. Если у вас есть что-то на душе против меня, дайте понять. Готов написать рапорт и уйти с этой должности. Она ни для кого не подарок».
Ельцин остановил меня жестом руки: «Забудем это!».
И действительно, он мне никогда о событиях марта 1996 года не напоминал.
— Реальной альтернативой Ельцину являлся только лидер КПРФ. На ваш взгляд, если бы Зюганов победил тогда на выборах, он принёс бы России больше бед, чем Ельцин?
— В том-то и дело, что «если бы»… Как к человеку у меня нет никаких претензий к Зюганову. Он здравомыслящий человек и говорит правильные вещи. Но есть один вопрос. Как уверяют сами коммунисты, Зюганов набрал больше голосов, чем Ельцин, и, значит, по их мнению, выиграл выборы 1996 года. А если это так, то почему ни сам Зюганов, ни его сторонники не боролись за результаты президентских выборов? Почему никто не вышел протестовать на площади?
— И почему же?
— Думаю, потому, что сам Зюганов этого не хотел. Он и его окружение не возражали. Следовательно, были удовлетворены своим социальным положением. Так оно есть и до сих пор. Может быть, я ошибаюсь.
Однако считаю, что, имея таких конкурентов, какие были у него в 1996 году, Ельцин выиграл бы президентские выборы в любом случае. Способен ли был тогда кто-то другой, кроме него, жёстко управлять страной? Нет.
— Вы полагаете, после 1996 года он реально управлял страной?
— Он был президентом, а президент, в какой бы физической форме он ни находился в тот момент и кто бы на него ни влиял, всё равно оставался фигурой, принимавшей окончательные решения.
Ельцин был очень противоречивым человеком. Но, если бы на месте Михаила Горбачёва в 1991 году был Ельцин, он не допустил бы распада Советского Союза. Ельцин был маниакально властолюбив, вытаптывал вокруг себя большую поляну.
Он мог перевоплощаться, говорить и делать то, что требовала ситуация. Это стало одним из сильных его качеств как политика. Умел высказать то, что хочет слышать народ. И на митингах, и в Верховном Совете РСФСР.
— В чём же тогда причина неудач затеянных им преобразований и, как следствие, обвал рейтинга к 1996 году?
— Могу выразить своё мнение по поводу неудач социально-экономических реформ 1990-х годов. В конце 1980-х Ельцин был заряжен на долгий период борьбы с коммунистической партией и Советским Союзом. Власть неожиданно для него сама упала к его ногам.
Так что, когда Михаил Горбачёв капитулировал и ушёл из Кремля, Ельцин оказался не готов к управлению страной. У него не было квалифицированной команды. Отсюда спонтанные решения вроде назначения Егора Гайдара заместителем председателя правительства РСФСР.
И ещё одно обстоятельство: Ельцин был заражён жаждой власти. А получив её, он долгое время находился в эйфории. Именно тогда в стране начался беспредел. Подсуетились шустрые ребята. Им помогли американские советники. И пошло-поехало. Государственную собственность задарма раздавали своим, вместо того чтобы задорого продавать её на конкурсах. Ушлые и расторопные люди благодаря размашистой подписи Ельцина в одночасье становились миллиардерами, к ним в руки попало то, что создавалось поколениями россиян.
Беседовал Олег НАЗАРОВ
Беседовал Олег Назаров