Барклай-де-Толли и кампания 1814 года

В сознании русского народа Заграничный поход 1813–1814 годов затмевается героизмом воинов, сражавшихся в 1812 году. Сражение под Малоярославцем и Бородинская битва знамениты куда более, чем сражения при Дрездене и при Лаоне. Равно как полководческий дар спасителя Отечества фельдмаршала Михаила Кутузова оттеняет заслуги других полководцев.

 Эта тенденция поддерживалась советской историографией с 1947 года после публикации Иосифа Сталина в журнале «Большевик». "Великий вождь" писал: «Энгельс говорил как-то, что из русских полководцев периода 1812 года генерал Барклай-де-Толли является единственным полководцем, заслуживающим внимания. Энгельс, конечно, ошибался, ибо Кутузов как полководец был, бесспорно, двумя головами выше Барклая-де-Толли». Но тем не менее ни освобождение территории России, ни дальнейшие военные действия на территории Европы не были бы возможны без других выдающихся военачальников: Михаила Милорадовича, Николая Раевского, Алексея Ермолова и прежде всего Михаила Барклая, который, ещё будучи на посту военного министра, стремился, по мнению историка Николая Троицкого, улучшить солдатский быт. Барклай провёл реформы, повысившие манёвренность армии и укрепившие единоначалие главнокомандующего. Великий князь Николай Михайлович в биографии Александра I писал: «Барклай и Аракчеев […] неустанно работали для приведения в порядок всех отраслей русской армии». Реформы позволили Барклаю на посту командующего 1-й Западной армией осуществить отступление 1812 года без значительных потерь, что подтверждалось участниками боевых действий. Фёдор Глинка, адъютант графа Милорадовича, в «Письмах русского офицера» замечает: «Генерал Барклай-де-Толли, проведший с такой осторожностью войска наши от Немана и доселе, что не дал отрезать у себя ни малейшего отряда […], этот благоразумный вождь, конечно, увенчает предначатия свои желанным успехом».

И успех русская армия стяжала небывалый: уже через 6 месяцев после вторжения в Россию Наполеон бежал с оставшимися 30-ю тысячами войска, о чём 25 декабря 1812 года императором был издан Манифест. В нач. 1813 года военные действия против Франции в Европе вела только Россия в формальном союзничестве со Швецией и Великобританией, но переговоры с Австрией и Пруссией уже проводились уполномоченными князьями Христофором Ливеном и Бутягиным. Пруссакам, по данным посольской переписки, гарантировали не просто прощение за содействие Наполеону, но и земельные вознаграждения, Австрии выражали благодарность за пассивное участие в войне. Пруссия колебалась, пребывая в страхе перед Наполеоном; помимо этого прусский король Фридрих Вильгельм III и министр иностранных дел, канцлер Карл фон Гарденберг желали получить целиком всё герцогство Варшавское. Однако к марту после самовольного заключения прусским генералом Людвигом Йорком Таурогенской мирной конвенции с русским полководцем князем Петром Витгенштейном освобождённая Пруссия объявила войну Наполеону. Дипломатическая игра австрийского министра иностранных дел Клеменса Меттерниха была тоньше и сложнее прусской: задачей национальной политики являлось недопущение России к европейскому господству и, следовательно, нежелание резкого разрыва с Наполеоном, однако в летнее Рейхенбахское перемирие (июнь–август 1813-го) Австрия решилась вступить в коалицию. Перемирие французский император впоследствии трактовал как неверный шаг ещё и потому, что оно дало возможность главнокомандующему Барклаю пополнить войска: «Пользуясь перемирием, успели мы значительно усилить армии наши прибывшими к ним резервами и выздоровевшими из отдаленных госпиталей людьми», — докладывал Барклай Александру I. Помимо этого в ходе перемирия к VI антифранцузской коалиции присоединилась Англия, обещавшая, по данным великого князя Николая Михайловича, уплатить России и Пруссии военные издержки при условии, что «ни одна из упомянутых держав не могла принимать решения на переговорах без согласия Великобритании». Это стесняло коалицию, но было выгодно англичанам, диктовавшим свою волю через представителей — лордов Джорджа Каткарта и Нугента. После поражения Франции под Лейпцигом (4–5 октября 1813 года), пленения короля Саксонии Фридриха Августа и последующего распада Рейнского союза германских княжеств и герцогств французский император оказался отброшен за Рейн. Это устраивало некоторых союзников уже как итог войны: на начатых 15 ноября 1813 года во Франкфурте переговорах Австрия тянула время, чтобы установить регентство Марии-Луизы, жены Наполеона, которая приходилась дочерью императору Францу II; Россия и Пруссия настаивали на продолжении боевых действий. Александр I отложил во имя этой цели, по мнению историка, решение польского вопроса, «чтобы не тревожить берлинский и венский кабинеты», а прусский фельдмаршал Гебхард Блюхер, жаждавший взять Париж в отмщение поруганного Отечества, применил даже военную хитрость, дезинформируя противника ложными манёврами.

К 1814 году союзники антинаполеоновской коалиции признавали ещё власть Наполеона во Франции, в это время о передачи власти Бурбонам переговоры не велись, хотя изгнанный Людовик XVIII неоднократно писал союзным монархам о законности своих притязаний на престол. Александр I отвечал неопределённо: «Обстоятельства предписывают подождать развязки, прежде чем решиться на средство, упомянутое в вашем письме», а в кругу приближённых обмолвился: «Надобно подчинять ход политических действий успехам оружия, не стеснять себя никакими преждевременными обязательствами».

К январю 1814-го три союзные армии на берегу Рейна были организованы следующим образом. Главную, при которой находились монархи, возглавлял австрийский князь Карл Шварценберг. Располагалась она близ Швейцарии, численность армии составляла 230,5 тыс. солдат и 680 орудий, распределённых в шесть пехотных корпусов; резерв армии делился на австрийский и русский, в последнем, состоявшем из пехоты и конницы, начальствовал граф Михаил Барклай-де-Толли. В Силезской армии было два русских и два прусских корпуса, 92 тыс. солдат и 436 орудий, командующий — прусский фельдмаршал Блюхер; располагалась она между городами Мангеймом и Кобленцом. Северная армия под руководством шведского кронпринца Карла Бернадота, преимущественно бездействовавшая на протяжении похода, насчитывала 90 тыс. человек.

По данным историка, участника многих сражений и адъютанта Михаила Кутузова Александра Михайловского-Данилевского, свыше 400 тыс. человек должно было перейти за Рейн, при этом русские войска присутствовали в каждой из союзнических армий. Барклай-де-Толли носил звание главнокомандующего Российской армии, «но непосредственно заведовал только российско-прусским резервом», — пишет Михайловский-Данилевский. «Его влияние на наши боевые корпуса […] ограничивалось общим надзором за устройством их и [за] хозяйственной частию». Александр I, вверив русские войска иностранным полководцам, «себе предоставил общее влияние на ход военных и дипломатических дел», — упоминает Михайловский-Данилевский. Силы французов достоверно неизвестны, «потому что французские писатели не соглашаются в показаниях на этот счёт», но Михайловский-Данилевский оценивает численность армии под личным руководством Наполеона в 120 тысяч. Помимо этого — войска союзной Дании, национальная гвардия, армии вице-короля Италийского, крепостные гарнизоны. На пополнение французской армии в течение кампании 1814 года поступило более 50 тыс. досрочно призванных солдат из рекрутских депо. Однако превосходство союзников по численности нивелировалось разобщённостью и несогласиями, царившими в штабе: если Россия и Пруссия стремились покончить с Бонапартом, то Англия и Австрия склонялись к компромиссу: последняя достигла целей войны — изгнания французов из Германии и Италии. Англия тоже не планировала военного вторжения во Францию вследствие возможного роста влияния России на континенте.

В январе 1814-го, через год после перехода Немана, союзные войска переправились через Рейн. На территории Франции Главная армия была разделена на девять колонн; восьмая колонна Барклая-де-Толли направилась к Лангру в подкрепление другим отрядам. Но такое раздробление армии и осада крепостей явились причиной тому, что из 230-тысячной армии князь Шварценберг имел в распоряжении не более 140 тыс. войска на подлинном театре военных действий — в Шампани. Силезская армия разделилась на две части: одна — для блокады Майнца и Касселя, другая же пошла вперёд, к Парижу, взяв Нанси, по словам командующего Блюхера, «первого из занятых союзными войсками добрых городов старинной Франции». К сер. января армии союзников преодолели горы Юра́ и Воге́зы, войска находились на стратегически выгодном возвышении от Лиона до Бриенна, четвёртая часть Франции была покорена почти без сопротивления. Однако 17 января, как только союзники в Шатильоне начали разрабатывать новые условия мира, Наполеон перешёл в наступление: «Военные действия и дипломатические переговоры открылись почти в одно время и в продолжение похода были между собою в неразрывной связи», — замечает Михайловский-Данилевский. Барклай по приказу императора Александра I с резервами двинулся к Шомону, главной квартире князя Шварценберга; в дальнейшем он разместил резерв у Бар-сюр-Оба. Вечером этого дня конница Наполеона чуть было не пленила Блюхера у Бриенского замка, причинив значительный урон армии фельдмаршала, отступившего затем на несколько вёрст для соединения со Шварценбергом. Последующее сосредоточие сил союзников оказалось во вред Наполеону при его двухдневном бездействии. 20 января для командования готовящейся битвой монархи прибыли на высоты при Ла-Ротьере, где их встретили трое главнокомандующих: Шварценберг, Блюхер и Барклай, объединившие под своим началом около 80 тыс. союзных солдат, из которых 40 тыс. — русские. Протекало сражение с переменным успехом, покуда Барклай-де-Толли не двинул на подкрепление гренадерский корпус, после чего французы начали отступать к Бриенну. Союзные войска овладели Ла-Ротьером и Денвилем. За удачный исход битвы Барклая наградили золотой шпагой. На военном совещании было решено Силезской и Главной армиям разделиться: Блюхеру назначили выступление к Шалону, а затем вдоль Марны наступать на Париж; Главная армия планировала идти в столицу Франции через Труа вдоль берегов Сены.

Французский дипломат Арман де Коленкур в это время притворно соглашался на мир с позорными для Франции границами, которые она имела до 1792 года, и Александр I 3 февраля уже приказал графу Алексею Разумовскому подписать мирное соглашение, но в тот же день были получены известия о наступлении Наполеона на сильно растянувшуюся Силезскую армию. Корпус маршала Огюста Мармона разбил авангард генерала Захара Олсуфьева, погибло 2 тыс. русских солдат, командир попал в плен. У Блюхера не было кавалерии, поэтому разведывательными сведениями о манёврах противника Силезская армия не располагала. В последующие дни в течение «шестидневной войны» армию Блюхера атаковали под Шампобером, Монмиралем, дорогой от Вошана до Этожа, в долине Марны, и отбросили к Шалону. Она потеряла треть состава: 16 тыс. солдат (из них 9 тыс. русских). Шварценберг хоть и продвинулся на помощь Блюхеру, правда, следуя предписаниям австрийского кабинета, лишь для виду, отговариваясь недостатком продовольствия. Ночью с 11 на 12 февраля Шварценберг вместе с армией Блюхера отступил на правый берег Сены, хотя армии имели двукратное преимущество по численности.

Однако то были последние дни успеха полководческого гения Наполеона. В это время последний его союзник, неаполитанский король Иоахим Мюрат, от которого он ждал войска для подкрепления Южной армии, объявил Франции войну. На совете в Бар-сюр-Обе 13 февраля союзные монархи обсудили ещё неблагоприятную на тот момент военную обстановку и, несмотря на тайные поползновения Австрии оставить на престоле Наполеона, единодушно приняли решение о всеобщем наступлении. Также державы обязались без ведома друг друга не вступать в переговоры с Францией. 14 февраля русский генерал Александр Чернышёв за 15 мин. самовольно взял неприступный Суассон, но затем оставил его. Казаки под предводительством атамана графа Матвея Платова, в течение всей кампании находившиеся впереди войска и захватившие 300 орудий и 100 тыс. пленных, проявили себя, взяв города Немур и Монтаржи. 15 февраля Главная армия впервые сразилась с основными силами Наполеона при Бар-сюр-Обе. Успеху способствовал граф Витгенштейн; благоприятный исход рассеял мысли об отступлении. 19 февраля французы потерпели поражение близ Лобреселя. В это время резерв Барклая-де-Толли стоял возле Шомона для предупреждения рейдов французов из Лиона в тыл союзникам. Фельдмаршал Блюхер, получив повеление Александра I идти к Марне и Парижу, 15 февраля выступил с 50 тыс. войска на северо-запад. Наполеон, видя бездействие Шварценберга, оставил против него лишь 30 тыс. солдат, 17 февраля скрытно двинулся в тыл Блюхеру, которому к этому времени сдался гарнизон стратегически важной крепости Суассон. Именно в ней находилась переправа через Эн, и это спасло Силезскую армию от гибели, так как к её арьергарду уже подходили французы. 21 февраля при Лаоне Блюхер в двухдневном сражении отразил атаки вдвое меньшей армии Наполеона, а в последующей атаке разгромил корпус маршала Огюста Мармона. Силезская армия не стала развивать наступление ввиду болезни фельдмаршала и недостатка в снабжении. Пользуясь этим, Наполеон 1 марта занял Реймс, нарушив связь Силезской и Главной армий. В дальнейшем он намеревался препятствовать продвижению союзных войск к столице, создавая им угрозу с тыла. Союзники же 11 марта решили помешать этому, устремившись к Парижу. Утром 18 марта согласно диспозиции Николай Раевский с резервами Михаила Барклая атаковал центр обороны французской столицы — Бельвильскую высоту, между Пантеоном и Венсеном; Силезская армия наступала на Монмартр. Барклай грамотно руководил наступлением, предотвращая рассредоточение стрелков и солдат егерского полка на местности, что позволило избежать неоправданных потерь. Маршалы Эдуар Мортье и Огюст Мармон подписали капитуляцию Парижа. Из 9 тыс. солдат, выбывших из строя в этот день, 7,1 тыс. были русские. Этого можно было бы, по мнению Михайловского-Данилевского, избежать, «если бы фельдмаршал Блюхер своевременно получил диспозицию к атаке, которую Барклай-де-Толли произвел бы совокупно с ним». Всего же в походе 1813–1814 годов погибло 120 тыс. русских воинов. Так окончилось десятилетнее противостояние Александра и Наполеона. «Пришлось батюшке Парижу поплатиться за матушку Москву», — говаривали бывалые солдаты.

Заграничный поход среди историков трактуется неоднозначно. Великий князь Николай Михайлович писал: «С точки зрения интересов России казалось выгоднее не вмешиваться в дела Европы. […] России последующие войны принесли мало пользы, а скорее даже вред». Сергей Соловьёв подчёркивал, что вовсе не территориальные приобретения явились мотивом Заграничного похода, но утверждение равновесия в Европе, упразднение наполеоновской диктатуры, угрожающей России: «Поддержание Парижского договора было выставлено причиной войны, […] если посягнуть на целостность французской территории, то надобно будет всё снова переделать, переменить и венские постановления, служащие основой европейского равновесия». Дмитрий Иловайский считал «германские интересы» причиной похода русской армии в 1813–1814 годах: «С изгнанием французов война не прекратилась; император Александр решил продолжать ее до тех пор, пока Германия не будет освобождена от французского владычества». Михайловский-Данилевский рассматривал поход как закономерное продолжение освободительного движения 1812 года: «Наше отечество ожило новою, свежею, мощною жизнию. Для прочного утверждения всемирного спокойствия […] надлежало вступить в пределы Франции».

О роли личности Барклая-де-Толли в войне 1812–1814 годов можно вести многословные споры. Письма князя Петра Багратиона Алексею Аракчееву, явно свидетельствующие о разладе между Багратионом и Барклаем, изобилуют нелестными эпитетами в адрес последнего. Назначение Кутузова главнокомандующим армиями вместо Барклая, «неудобного по своей иностранной фамилии», по мнению Соловьёва, изобличает недовольство правительства Барклаем. Наряду с подобными оценками как соратники, так и историки других поколений, чьи свидетельства приведены выше, относились к Барклаю-де-Толли как к герою. А среди некоторых современников Барклай-де-Толли заслуженно снискал почёт и славу! Так, Александр Пушкин в стихотворении «Полководец» пишет о нём: «О вождь несчастливый!.. Суров был жребий твой:/Всё в жертву ты принёс земле тебе чужой».