Октябрь 1917-го: была ли «демократическая» альтернатива?

События октября 1917 года часто пытаются представить неким леворадикальным, авторитарным переворотом, осуществлённым против «молодой российской демократии». При этом могут и поругивать саму молодую демократию: дескать, была она слишком слабой и разболтанной. Такую и свергнуть оказалось легко. Да туда ей, собственно, и дорога, хотя большевики всё равно плохие.

Александр Фёдорович Керенский

Здесь очень много штампов, которые возникают от незнания некоторых вещей. Нет, не обязательно из того незнания, что отличает «двоечников» всех возрастов. Человек может быть вполне образованным и начитанным, искренне интересующимся историей своей страны, а вот схватывать картину в целом у него получается плохо. А без этого всегда будет происходить подпитка разного рода мифов и штампов. Попытаемся хотя бы «потеснить» некоторые из них.

1. Авторитарные «временные»

Прежде всего надо отметить, что Временное правительство вовсе не было такой рыхлой и нерешительной коалицией, какой её иногда представляют. Хотя коалиционные кризисы имели место быть, но осенью 1917 года на властном Олимпе находилась либеральная хунта, пытающаяся всячески ограничить демократические институты. Речь идёт о так называемой Директории («Деловом кабинете»), который создал правый эсер Александр Керенский. Входило в неё пять человек: он сам, Алексей Никитин (меньшевик), Михаил Терещенко (беспартийный, крупный предприниматель), Александр Верховский (беспартийный), Дмитрий Вердеревский (беспартийный).

Керенский сделался одновременно и министром-председателем (премьером), и Верховным главнокомандующим, получив, по сути, диктаторские полномочия. Иосиф Сталин тогда иронически писал о «новой» власти: «Избранная Керенским, утвержденная Керенским, ответственная перед Керенским и независимая от рабочих, крестьян и солдат» («Кризис и Директория»). После образования Директории и сосредоточения полномочий Керенский взял, да и распустил Государственную думу, которую, между прочим, выбирали в отличие от его правительства. У нас очень любят поплакаться по поводу роспуска Учредительного собрания и о порушенной «легитимности». А вот про первый русский парламент и его легитимность почему-то не вспоминают.

Владимир Ильич Ульянов (Ленин)

Одновременно Керенский провозгласил в России республику, опять-таки без всяких там выборных органов, и потом уже упразднил Директорию, создав новое коалиционное правительство (туда входило 4 кадета и 2 прогрессиста). Правда, нечто подобное парламенту при нём всё-таки возникло. 14–22 сентября (27 сентября – 5 октября) в Петрограде прошло Всероссийское демократическое совещание. В нём приняли участие представители от Советов, профсоюзов, городских самоуправлений, земств, кооперативных организаций и других.

Большинство из 1000 делегатов являлось сторонниками Партии социалистов-революционеров (эсеров), но сильные фракции имели большевики и меньшевики. На совещании было принято решение создать так называемый Предпарламент (Всероссийский демократический совет, Временный совет Российской республики). Причём вначале предполагалось, что правительство будет подотчётно этому выборному органу. Однако затем из проекта резолюции положение о подотчётности выкинули, а сам Предпарламент преобразовали в совещательный орган при правительстве. Такой вот «демократический» кульбит. Более того, потом состав этого Предпарламента, который правильно было бы назвать «недопарламентом», изменили — сверху. «Временные» включили туда кадетов и представителей торгово-промышленных организаций. Большевики вначале участвовали в работе ВСР, но после всё-таки вышли оттуда, взяв курс на передачу власти Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.

Надо сказать, что Временное правительство попыталось подмять под себя и местные власти. Вначале сделали ставку на председателей губернских земских управ. Они должны были занять места губернаторов. Однако потом власть «подарили» губернским комиссарам, назначаемым сверху. Те, правда, должны были назначаться по согласованию с органами самоуправления, но этот фиговый листок никого не обманул.

Уж на что куцым был Предпарламент, но даже и он в конце концов взбунтовался против Керенского и его хунты. Вечером 24 октября состоялась сессия, на которой выступил один из лидеров меньшевиков Фёдор Дан. Он выразил полное несогласие с большевиками, хотя в то же самое время особо подчеркнул: конфликт между властью и левыми радикалами должен быть урегулирован исключительно мирными средствами. Иначе победят радикалы правые, чего нельзя допустить ни в коем случае. И, безусловно, необходимо вплотную заняться социальными преобразованиями, выполняя чаяния масс, идущих за большевиками. Левые силы (эсеры, меньшевики) предложили Предпарламенту резолюцию, содержащую довольно-таки жёсткую критику в адрес правительства.

В ней требовалось немедленно провозгласить программу «земли и мира», а также создать Комитет общественного спасения. По замыслу творцов резолюции, он должен был состоять из представителей Советов и городских самоуправлений, действующих в тесном контакте с правительством. Резолюция была принята, но Керенский и его министры послали Предпарламент куда подальше, ещё раз проявив свой недюжинный демократизм.

2. Взлёт и падение эсеров

С «демократизмом» Временного правительства мы разобрались. Теперь стоит коснуться вопроса о «леводемократической альтернативе» большевизму — об эсерах и меньшевиках. Их часто позиционируют как партии «демократического социализма», которые могли бы провести Россию между Сциллой большевизма и Харибдой либерализма. И действительно, потенциал у этих партий имелся. Особенно впечатляющим выглядит взлёт эсеров, произошедший после Февральской революции. Летом 1917 года численность их партии достигла 1 млн членов — это был пик популярности социалистов-революционеров, самой влиятельной неонароднической силы в стране.

Однако период подъёма весьма быстро сменился периодом упадка. Эсеры получили поддержку большинства, но так и не смогли ею воспользоваться. Для этого нужно было выполнить как минимум два условия. Во-первых, придерживаться идейно-политических основ, а во-вторых, поддерживать организационно-политическое единство. И вот с этим у эсеров было очень плохо. Они попали в идейную зависимость от меньшевиков и фактически отказались от своей народнической основы. Как известно, народники были против того, чтобы проходить фазу капиталистического развития, считая, что у России существуют самобытные институты (община и артель), необходимые для социалистической реорганизации.

Это положение подверглось абсолютной ревизии, и в 1917 году эсеры стояли на позициях ортодоксального российского марксизма (меньшевизма), согласно которому капиталистический путь нужно пройти до конца. Показательно, что сами меньшевики были, мягко говоря, не очень-то популярны. И это показали итоги выборов в Учредительное собрание, на которых они получили всего 2,1% (тогда как большевики 24,5%). То есть сама идея социал-реформистского пути развития успехом не пользовалась. Эсеров же поддерживали как революционно-социалистическую партию, каковой она к тому времени не являлась. Вот почему они так быстро растратили весь свой огромный политический капитал и не смогли стать альтернативой большевизму.

Весной 1917 года Петроград захлестнули митинговые страсти

«Исторический» парадокс: большевики-марксисты были намного ближе к народничеству, чем сами эсеры. Они не собирались держаться за институты буржуазной демократии и идти путём длительного реформирования капитализма. Кстати, Владимир Ленин не был на первых порах сторонником форсированного строительства социализма (о чём ещё будет разговор). Он выступал за то, чтобы совершить (точнее, завершить) буржуазно-демократические преобразования в условиях власти Советов, избираемых (с возможностью отзыва) от предприятий, воинских частей и т.д. Тем самым предполагалось начать путь к социализму.

Но вернёмся к эсерам. Помимо идеологического ревизионизма для них был характерен потрясающий организационный раздрай. В партии существовало несколько ожесточённо спорящих друг с другом течений.

Выделяют правых эсеров (Николай Авксентьев, Екатерина Брешко-Брешковская), центристов (Семён Маслов, Виктор Чернов) и левых (Мария Спиридонова, Борис Камков). (К слову, эсеровский центр фактически тоже был расколот — на лево- и правоцентристов.) Причём поначалу в авангарде раскольничества стояли именно правые. Так, 16 сентября они опубликовали воззвание, в котором обвинили ЦК ПСР в пораженчестве. Правые призвали своих сторонников создавать объединения на местах и быть готовыми к проведению отдельного съезда. Более того, они захотели создать в ряде губерний свои собственные избирательные списки.

Получается, что значительная часть эсеров была готова к практически всемерной поддержке либеральной хунты Керенского, раскалывая в то же самое время свою же собственную партию.

Обособлялась и левая часть партии, к чему её активнейшим образом подталкивали. Сама фракция возникла ещё на III съезде в конце мая — начале июня 1917 года. Тогда она раскритиковала партийное руководство за «перемещение центра опоры партии на слои населения, по классовому характеру своему или уровню сознательности не могущие быть действительной поддержкой политики истинного революционного социализма». Левые потребовали передать землю крестьянам и власть Советам. И тогда ЦК вполне по-«демократически» запретил им выступать с критикой решений съезда. А 29–30 октября левых просто исключили из партии, целиком распустив петроградскую, воронежскую и гельсингфоргскую организации. И только после этого левые приступили к формированию собственных партийных структур и стали готовить отдельный съезд.

Кстати, вот весьма любопытный момент. В распущенной петроградской организации ПСР левых поддерживали 40 из 45 тыс. членов. Вдумаемся: левые составляют меньшинство в партии, однако за ними идут практически все столичные социалисты-революционеры! Это ли не показатель мощнейших разрушительных процессов и перекосов, имеющих место быть в этой гигантской, но крайне рыхлой партии?

Александр Елисеев