Назад

Версия для слабовидящих

Настройки

Святая из равенсбрюка

30 Мая 2016

Среди кавалеров ордена Отечественной войны — танкисты и артиллеристы, лётчики и моряки, сапёры… и одна монахиня. Елизавета Кузьмина-Караваева, она же — Мария Скобцова. Она же — Мать Мария. И она же — узница под номером 19263. Сотни людей были спасены ею от смерти в застенках гестапо и нацистских лагерях. 

А сколько ещё людей ранее она спасла от голода и болезней! Во второй пол. 1930-х годов парижские рыночные торговцы хорошо знали эту кроткую женщину, одетую во всё чёрное. Рано утром она всегда появлялась на рынке в 15-м округе  со своей тележкой. Торговцы радостно приветствовали эту женщину и отдавали ей даром овощи не очень приглядного вида. И она спешила к себе, на улицу Лурмель, где её очень ждали… 30, 40, а в иные дни и 50 человек — голодных, нищих, одиноких, больных.

Среди её гостей была и маленькая Маша Ельчанинова, дочь православного священника, которую Мать Мария приглашала в гости и подкармливала, зная, что родителям девочки весьма непросто сводить концы с концами, как и многим русским изгнанникам в Париже…

Несколько лет назад мне посчастливилось встретить Марию Александровну Ельчанинову (в замужестве Струве) и услышать её воспоминания о тех днях в доме Марии Скобцовой (спустя 80 лет!).

«Помню, как она доставала огромную кастрюлю и варила суп, которого хватало на несколько десятков человек. После обеда Мать Мария читала нам стихи. Тех, кому негде было переночевать, она оставляла у себя и даже готова была уступить свою постель — сама же ложилась на полу, под лестницей», — вспоминала Мария Александровна.

Современники удивлялись: откуда столько энергии, сил и любви к совершенно незнакомым людям? А Мать Мария всё объясняла таким образом:

«Я просто чувствую по временам, что Господь берет меня за шиворот и заставляет делать, что Он хочет». Дверь в её квартиру всегда оставалась открытой, и поток людей иной раз казался бесконечным. «Устала, устала. Сегодня было около сорока человек, и каждый со своим горем, со своей нуждой. Не могу же я их прогонять», — вспоминал её слова друг, профессор Константин Мочульский.

Глядя на эту мужественную, смиренную подвижницу, трудно поверить, что 30 лет назад Мать Мария была бунтаркой Лизой Пиленко.

Дочь известного юриста. Выпускница философского отделения историко-филологического факультета Бестужевских курсов. Вместе с супругом Дмитрием Кузьминым-Караваевым она посещала знаменитую «башню» Вячеслава Иванова, водила дружбу с Анной Ахматовой, Александром Блоком, Максимилианом Волошиным. Размышляла о смысле жизни, и эти размышления нашли своё отражение в повестях и стихах Елизаветы. Она состояла в партии эсеров и с энтузиазмом встретила революционный Февраль. Невероятные виражи судьбы: в годы Гражданской войны она избиралась городским головой в Анапе. Являлась  врагом и для большевиков, и для деникинской контрразведки. Вступив во второй брак с кубанским казаком Даниилом Скобцовым, в 1920 году она эвакуировалась с семьёй в Грузию. А оттуда начался долгий путь изгнания. Турция, Королевство СХС, Франция…

Жизнь Елизаветы разделилась на «до» и «после», когда в 1926 году умерла от менингита её младшая дочь. Тогда она почувствовала, что путь её должен быть связан с помощью ближним, с бескорыстным служением во имя Бога. Скобцова стала активным участником Русского студенческого христианского движения. Как миссионер она ездила по Франции с духовными проповедями. Однако она упорно искала тех, кто уже совсем отчаялся. Вытаскивала из петли задумавших самоубийство. Спасала из притонов молодых наркоманов.

В 1932 году Елизавета приняла монашеский постриг под именем Мария: в честь святой Марии Египетской. Но своё служение она видела не в келейном заточении, аскетизме и сосредоточенной молитве, а в том, чтобы, напротив, идти в мир, помогать людям. И духовный наставник Скобцовой отец Сергий (Булгаков) благословил её на этот путь.

В Париже Мать Мария открыла общежитие для одиноких женщин. В Нуази-ле-Гран — дом отдыха для реабилитации людей, переживших туберкулёз. Параллельно она продолжала и просветительскую деятельность, основав общество «Православное дело», постоянно выступая с докладами и публикуя статьи в журнале «Современные записки».

Однако впереди ждал ещё один страшный удар. Её старшая дочь Гаяна, вернувшаяся годом ранее в СССР, скоропостижно скончалась… Но и это горе Мария выдержала, покорно неся свой крест.

22 июня 1941 года Германия напала на СССР. И с этого же дня в оккупированном Париже и его пригородах гестапо начало массовые аресты русских эмигрантов. Большинство отправили в лагерь в Компьене. Многие друзья Марии по «Православному делу» оказались арестованы.

Её маленькая квартира на улице Лурмель стала одним из тайных штабов Сопротивления, как и дом отдыха в Нуази-ле-Гран. Рискуя жизнью, Мать Мария укрывала партизан (среди которых было немало русских эмигрантов), бежавших советских военнопленных.

В июне 1942 года гестапо рыскало по всему Парижу в поисках евреев. Их сгоняли на зимний велодром на бульваре де Гренель, чтобы затем отправлять вагонами в лагерь Дранси, а оттуда — в Аушвиц. В эти дни Мария укрыла в своём доме многих людей, которым угрожала опасность. Под покровом ночи ей удалось вывезти с велодрома, спрятав в мусорных контейнерах, четверых еврейских детей. А верный друг Марии, священник Димитрий Клепинин, выдавал евреям фиктивные свидетельства о православном крещении, и многим это спасло жизни.

Сын Марии Юрий активно помогал матери, доставая по карточкам еду для «лурмельской столовой». Но однажды на пороге дома появились люди в немецкой военной форме. Юрия обыскали, и поводом для ареста стала найденная в его кармане записка от еврейской женщины, которой он обещал помочь.  К счастью, гестаповцам не удалось обнаружить в квартире книгу со статьёй Матери Марии «Размышления о судьбах Европы и Азии», в которой она беспощадно критиковала нацистов.

Юра будет отправлен на работы в Германию, а затем в печально известную Дору — «филиал» Бухенвальда, где и погибнет в феврале 1944-го.

Следующим был арестован отец Димитрий. Далее последовали другие аресты членов «Православного дела». Многим жёнам и детям арестованных удалось сбежать из Парижа в южную, не оккупированную зону страны. Позже выяснилось, что против Матери Марии и её друзей работала гестаповская шпионка, посещавшая столовую на улице Лурмель под видом нищенки. Марию предупреждали об опасности. Однако она отказывалась верить слухам и подозревать якобы несчастного человека.

На допросе Марии и её матери Софьи Пиленко немцы вменяли им в вину связи с коммунистами, а также помощь исключительно евреям. На что Софья отвечала, что для её дочери, для христианки, нет «ни эллина, ни иудея».

И,  действительно, её дом всегда оставался открыт для всех… Хотя вернуться в этот дом Марии уже было не суждено.

Сначала её поместили в парижский форт Роменвиль, оттуда перебросили в Компьен. А затем в запломбированных вагонах для скота, без воды и уборных, вместе с толпой других узниц направили на восток — в концлагерь Равенсбрюк. Голод, страшная антисанитария, болезни, ночные побудки и переклички под открытым небом, безумие и ожесточённость узниц, жаждущих выжить любой ценой… И постоянный запах гари из крематория. Но всё это она переносила смиренно.

Однажды Мария заговорила по-русски с одной из узниц. Тут же возникла эсесовская надзирательница и сильно отхлестала Скобцову по лицу ремнём. Однако Мария договорила, не глядя на обидчицу, словно её и не существовало.

И ещё она находила силы поддерживать других, даже тех, кто поначалу проявлял к ней враждебность. Вне зависимости от национальности, вероисповедания, политических убеждений все были для Марии равны. Когда узниц строем вели на побудку, вдали всегда виднелись трубы крематория, изрыгавшие клубы дыма. Мария говорила:

«Только здесь, над самой трубой, клубы дыма мрачны, а поднявшись ввысь, они превращаются в легкое облако, чтобы затем совсем развеяться в беспредельном пространстве. Так и души наши, оторвавшись от грешной земли, в легком неземном полете уходят в вечность для этой радостной жизни».

Ад лишь на земле. Там его нет. И вечно зло торжествовать не в силах. Так говорила Мать Мария. Одна из узниц, Жакелин Пейри,  вспоминала, как вечерами Скобцова усаживалась на тюфяке и читала женщинам стихи, говорила о Боге, о России.

«Эти дискуссии, о чем бы ни говорилось, являлись для нас выходом из нашего ада. Они помогали нам восстанавливать утраченные душевные силы, они вновь зажигали в нас пламя мысли, едва тлевшее под тяжким гнетом ужаса», — говорила Пейри.

Еда в лагере была редкостью и настоящим праздником. Мария часто отдавала свою порцию тем, кто был слаб или болен. Хотя сама она уже еле передвигалась: от частого стояния на морозе у неё сильно распухли ноги. В марте 1945-го она получила розовую карточку: как недееспособная она освобождалась от работы. Мария восприняла это с облегчением, потому что не хотела вносить свой рабский вклад во благо ненавистного Третьего рейха. А ещё эта розовая карточка являлась «путёвкой» в «филиал» Равенсбрюка — Югендлагерь. Туда стали переправлять узниц, чтобы разгрузить переполненный Равенсбрюк.

Здесь условия оказались ещё страшнее. Это был уже настоящий лагерь смерти, где работали газовые камеры. Каждый день — «медицинские селекции». Непригодных — в расход. Надзирательница барака Христина казалась средоточием всех сил ада. Однако неожиданно она прониклась уважением к немощной, но мужественной русской узнице. Она разрешила Скобцовой вставать на перекличку последней и стоять, опираясь на спину товарки. Несколько раз узницам и Христине удавалось скрыть Марию под кроватью или на чердаке во время очередных «отборов» для газовой камеры. А Мария вовсе не хотела прятаться. И однажды пошла на смерть добровольно.

Это была Великая пятница Страстной недели… Конец марта 1945-го года. Вдали от лагеря уже раздавалась канонада: приближалась Красная армия. Зная об этом, руководство лагеря спешило побыстрее расправиться с остатками заключённых. В ходе очередной «селекции» Марию не выбрали. Но загнали в строй другую женщину — молодую мать. И тогда Мария поменялась с ней одеждой и добровольно, едва держась на слабых ногах, отправилась на казнь.

Через два дня уцелевших узников освободили солдаты Красной армии. А Марии не суждено было увидеть чистое небо. Чистое, не исколотое колючками лагерной проволоки. Не суждено было увидеть ликующие толпы людей на улицах Парижа, Вены, Праги, Белграда, Киева, Москвы… Эту Победу жизни над смертью. Конец ада, о котором она так часто говорила, утешая узниц лагеря.

Спустя несколько лет Георгий Раевский, её друг, увидел сон: Мать Мария будто бы идёт по полю среди колосьев. «Мать Мария, а мне сказали, что вы умерли». Она взглянула поверх очков, добро и чуть лукаво. «Ну, знаете, мало ли что рассказывают. Вот видите, я жива».

В 1985 году указом Президиума Верховного Совета СССР Марию Скобцову посмертно наградили орденом Отечественной войны II степени. В 1982 году на киностудии «Мосфильм» сняли художественный фильм «Мать Мария» с Людмилой Касаткиной в главной роли.

В  2004 году Константинопольский патриархат принял решение о канонизации Матери Марии как преподобномученицы. Многие католики тоже почитают Мать Марию. Однако вопрос о прославлении её Русской православной церковью пока вызывает много споров.

Во Франции, где Мать Мария спасла множество жизней в годы оккупации, очень чтят память о бесстрашной русской монахине. В 71-ю годовщину со дня трагической гибели Марии, 31 марта 2016 года, в Париже была торжественно открыта улица её имени. Новая улица перпендикулярна улице Лурмель — той самой, где находился дом великой подвижницы.

Парижский исследователь Ксения Кривошеина не так давно опубликовала книгу «Мать Мария (Скобцова). Святая наших дней». В одном из интервью биограф произнесла очень верные слова:

«Нам нужно молиться ей (Матери Марии. — Прим. авт.). Я молюсь, чтобы она избавила нас от ужасов всего того, что она пережила».


Татьяна КУТАРЕНКОВА,

кандидат филологических наук

Татьяна Кутаренкова