«самая демократическая»

Восемьдесят лет назад, 5 декабря 1936 года, на Чрезвычайном VIII съезде Советов была принята новая Конституция СССР. Уже на следующий день, 6 декабря, текст Основного закона страны был опубликован в печати. Принятию Конституции предшествовало её широкое обсуждение, в котором приняли участие 75 млн человек, внёсшие 1,5 млн предложений, дополнений и поправок. Эту Конституцию называли не только «сталинской», но и «самой демократической в мире», указывая на внушительный список прав и свобод, в ней закреплённых. Прежде всего впечатляли права социально-экономические! Их выделение считалось важнейшей особенностью, отличавшей советское законодательство от «буржуазного».

Неудобная диктатура

Конституция 1936 года наметила некий отход от идеократии. Прежняя Конституция начиналась с Декларации о создании СССР, которая была выдержана в достаточно «брутальном духе». Так, в ней говорилось о диктатуре пролетариата, «сплотившей вокруг себя большинство населения». В «сталинской» Конституции СССР уже определялся как «социалистическое государство рабочих и крестьян». При этом от самого термина «диктатура пролетариата» полностью не отказались, ибо на его необходимость настоятельно указывал Карл Маркс, писавший в своей работе «Критика Готской программы»: «Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата».

Однако тут получалось некое противоречие. Пролетарий — работник, для которого продажа своей рабочей силы — единственный источник существования. Называть так советских трудящихся, которые формально обладали средствами производств, было как-то неудобно. И уже Владимир Ленин на XI съезде РКП(б) в 1922 году заявил, что в России больше «не осталось пролетариата», чем заслужил саркастическую ремарку лидера «рабочей оппозиции» Александра Шляпникова: «Поздравляю вас с тем, что вы являетесь авангардом несуществующего класса».

Не слишком уместным было и говорить о диктатуре. Ведь диктатура — это власть, особо не связанная никакими законами. А Иосиф Сталин хотел, чтобы создаваемая им государственно-политическая система основывалась на твёрдой правовой базе, которая выглядела бы лучше, чем выглядела таковая на Западе. Поэтому он прибег к некоей идейно-политической хитрости. «Диктатура пролетариата» оставалась в официальном обиходе, но как бы сочеталась с изящным эвфемизмом «государственная организация общества». Это весьма показательно. Здесь Сталин предстаёт убеждённым государственником, для которого государства превыше общества. А это противоречит как марксизму с его идеей классовости (класс — часть социума), так и либерализму, подчёркивающему приоритет «гражданского общества».

Данный эвфемизм Иосиф Виссарионович использовал в докладе на VIII Чрезвычайном Всесоюзном съезде Советов от 25 ноября 1936 года: «Буржуазные конституции молчаливо исходят из предпосылки о том, что … государственное руководство обществом (диктатура) должно принадлежать буржуазии… Проект новой Конституции СССР исходит из того, что … государственное руководство обществом (диктатура) принадлежит рабочему классу как передовому классу общества».

При этом Сталин иронизировал над своими оппонентами как «слева», так и «справа». О первых он сказал следующее: «Если расширение базы диктатуры рабочего класса и превращение диктатуры в более гибкую, стало быть, более мощную систему государственного руководства обществом трактуется ими не как усиление диктатуры рабочего класса, а как её ослабление или даже как отказ от неё, то позволительно спросить: а знают ли вообще эти господа, что такое диктатура рабочего класса?»

Ответил он и на противоположные обвинения в том, что диктатура всё-таки сохраняется: «Я должен признать, что проект новой Конституции действительно оставляет в силе режим диктатуры рабочего класса… Если уважаемые критики считают это недостатком проекта Конституции, то можно только пожалеть об этом. Мы же, большевики, считаем это достоинством проекта Конституции».

Сталин тут мастерски эквилибрировал понятиями. «Диктатура» превращается у него в более «гибкую систему руководства», хотя вроде как и продолжает являться диктатурой. И «в силе остаётся» именно «режим» диктатуры. Такое впечатление, что этим он одновременно и запутывал, и успокаивал ортодоксов, которые не желали отказа от идеологических догм.  Результат: в тексте самой Конституции о диктатуре (причём именно пролетариата) говорилось больше в прошедшем времени. Согласно ст. 2 политической основой СССР являлись Советы депутатов трудящихся, которые «выросли и окрепли» в результате завоевания диктатуры пролетариата. Из этого прямо напрашивался вывод о том, что после этого возрастания и укрепления диктатура как-то не особенно нужна. И действительно, в следующей статье говорилось: «Вся власть в СССР принадлежит трудящимся города и деревни в лице Советов депутатов трудящихся». Согласно же ст. 1 СССР является «социалистическим государством рабочих и крестьян». Вот так — и никакой диктатуры: ни пролетариата, ни рабочего класса. (Между тем полностью и официально от «диктатуры пролетариата» отказались только на XXII съезде, зафиксировав это в программе и внеся туда концептуальное положение об «общенародном социалистическом государстве».)

Партийный вопрос

В своём докладе «конституционному» съезду Сталин коснулся и партии, заявив, что новая Конституция «сохраняет без изменения нынешнее руководящее положение Коммунистической партии СССР». Заметим, что Иосиф Виссарионович как-то странно называет ВКП (большевиков). И это слишком похоже на будущее название — КПСС. Весьма возможно, что планы переименования имелись у него уже тогда. Причём здесь снова заметно сталинское государственничество. КП СССР — это партия, которая как бы «принадлежит» государству.

Сталин тут, конечно, немного слукавил. В прежней Конституции роль ВКП(б) не прописывалась, несмотря на совершенно идеократическое начало текста («Декларация об образовании СССР»). Возможно, он просто успокаивал некоторых чересчур идейных товарищей. Дескать, ничего страшного, власть как была у нас, коммунистов, так и осталась. Между тем впервые роль компартии была прописана в Конституции 1936 года, и, возможно, этим как бы компенсировался отказ от диктатуры пролетариата в тексте Основного закона.

Правда, зафиксирована роль партии была лишь в 126-й статье, причём звучало это несколько расплывчато. Сама статья начиналась с того, что «гражданам СССР обеспечивается право объединения в общественные организации: профессиональные союзы, кооперативные объединения, организации молодежи, спортивные и оборонные организации, культурные, технические и научные общества». При этом «наиболее активные и сознательные граждане из рядов рабочего класса и других слоев трудящихся объединяются во Всесоюзную коммунистическую партию (большевиков), являющуюся передовым отрядом трудящихся в их борьбе за укрепление и развитие социалистического строя и представляющую руководящее ядро всех организаций трудящихся, как общественных, так и государственных».

К слову, в Конституции 1977 года статус партии прописывался гораздо чётче — почти в самом начале, в ст. 6: «Руководящей и направляющей   силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза. КПСС существует для народа и служит народу. Вооруженная марксистско-ленинским учением, Коммунистическая партия определяет генеральную перспективу развития общества, линию внутренней и внешней политики СССР, руководит великой созидательной деятельностью советского народа, придает планомерный научно обоснованный характер его борьбе за победу коммунизма».

Сталин был убеждённым сторонником руководящей роли компартии. Однако он видел саму партию политическим авангардом, сосредоточенным на идейно-политическом воспитании масс и кадровой политике. А это требовало освобождения её от административно-хозяйственных функций, выполнение которых только способствовало бюрократизации. В январе 1944 года по распоряжению Сталина Георгий Маленков составил проект постановления ЦК «Об улучшении государственных органов на местах». В нём предлагалось: «а) покончить с установившейся вредной практикой дублирования и параллелизма в руководстве хозяйственным и культурным строительством со стороны местных партийных и государственных органов… и полностью сосредоточить оперативное управление хозяйственным и культурным строительством… в государственных органах… б) укрепить государственные органы наиболее авторитетными и опытными кадрами… в) повернуть внимание партийных организаций к всемерному укреплению государственных органов… освободив партийные органы от несвойственных им административно-хозяйственных функций и установить правильное разделение и разграничение обязанностей между партийными и государственными органами;  г) обязать руководящие партийные органы на местах, проводя перестройку взаимоотношений с советскими органами…» (Юрий Жуков. «Сталин: тайны власти»).

Предполагалось, что постановление отменит должность заместителя первого секретаря региональных комитетов (от ЦК республик до райкомов) по хозяйственным вопросам. Намечалась и ликвидация соответствующих отделов. Кроме того, предполагалось, что первые секретари комитетов займут должности председателей исполнительных комитетов местных Советов. Последняя мера, как очевидно, была призвана усилить Советы, поднять их авторитет, а заодно поставить партократию под советский контроль. Однако эту идею так и не  поддержали в Политбюро.

Призрак демократизации

В целом Конституция 1936 года серьёзно отходила от идеологического схематизма в сторону «обычного» государственного прагматизма. Теперь более широко использовалось слово «граждане», несколько вытеснявшее прежнее «трудящиеся». Таким образом, сообщалась идея о всеобщности права.

В прежней Конституции равноправие граждан связывалось лишь с национально-расовой принадлежностью. В новой же говорилось о равноправии вне зависимости от половой принадлежности, социального происхождения, имущественного положения, образования и оседлости. «Вместе с тем содержание отдельных конституционных норм по-прежнему было адресовано прежде всего рабочим (см., например, ст. 119, 120 Конституции), — отмечает Дмитрий Туманов. — Право на материальное обеспечение в старости не распространялось на колхозное крестьянство, лишенное паспортов и фактически прикрепленное к месту жительства» («Система прав и свобод граждан по Конституции СССР 1936 года»//Вестник Чувашского университета. № 1, 2012. http://cyberleninka.ru/article/n/sistema-prav-i-svobod-grazhdan-po-konstitutsii-sssr-1936-goda).

Выборы становились действительно равными, тогда как в прежних советских конституциях преимущество отдавалось жителям городов (в полном соответствии с требованиями «диктатуры пролетариата»). Так, в ст. 9 Конституции 1924 года предписывалось: «Съезд Советов Союза Советских Социалистических Республик составляется  из  представителей  городских  Советов  и   Советов городских  поселений  по расчету 1 депутат на 25000 избирателей и представителей губернских съездов Советов — по расчету 1 депутат на 125000 жителей». Теперь с подобной «классовой дискриминацией» было покончено. Ликвидировалась система многоступенчатых выборов, народных представителей стали избирать по территориальным округам. К выборам допускались «лишенцы» — граждане с «неправильным» социальным статусом. Само голосование, ранее открытое, теперь являлось тайным.

Всё дело явно шло к демократизации, пусть и в рамках однопартийности. По мнению некоторых историков, выборы 1937 года планировалось провести на альтернативной основе. Так, Юрий Жуков в своей монографии «Иной Сталин» приводит фотокопию опытного бюллетеня, где содержатся три условные фамилии кандидатов-соперников, идущих на выборах в Совет Национальностей по Днепропетровскому округу. Первый кандидат выдвигался от общего собрания рабочих и служащих завода, второй — от общего собрания колхозников и третий — от местных райкомов партии и комсомола. Сохранились и образцы протоколов голосования, в которых утверждался принцип альтернативности будущих выборов.

Правда, альтернативные выборы так и не состоялись. В 1937 году произошло резкое обострение борьбы различных внутрипартийных кланов, которое во многом оказалось вызвано нежеланием аппарата идти на ротацию кадров. Страну накрыл вал массовых репрессий, а в их обстановке ни о каких свободных выборах и речи не шло.

О демократизации задумались и после войны. Тогда подготовили проект программы партии, который предполагал включить в управление СССР всех его граждан. Все они обязаны были по очереди выполнять государственные функции. Любую должность планировалось сделать выборной, а важнейшие вопросы следовало выносить на всенародное голосование (Александр Данилов, Александр Пыжиков. «Рождение сверхдержавы: СССР в первые послевоенные годы»).

Но демократизация не состоялась и в этот раз, чему способствовали обстоятельства внешнеполитические (начало «холодной войны»).

Укреплённая вертикаль

В новой Конституции намечалось усиление всей советской вертикали. При этом отбрасывались проекты введения института личной власти как нарушающие советский принцип. В цитированном выше докладе Сталин сообщал делегатам: «Предлагают дополнение к 48-й статье проекта Конституции, в силу которого требуют, чтобы председатель Президиума Верховного Совета Союза ССР избирался не Верховным Советом СССР, а всем населением страны. Я думаю, что это дополнение неправильно, ибо оно не соответствует духу нашей Конституции. По системе нашей Конституции в СССР не должно быть единоличного президента, избираемого всем населением наравне с Верховным Советом и могущего противопоставлять себя Верховному Совету». Что ж, Сталин предсказал тот конституционно-политический кризис, который разразится уже после крушения СССР, в 1992–1993 годах. Именно тогда мощная советская вертикаль вступила в жёсткое столкновение с президентом, что закончилось её крушением.

Советская вертикаль являлась именно вертикалью, то есть она характеризовалась жёстким подчинением нижестоящих Советов вышестоящим. Согласно ст. 110–111 исполнительный комитет Совета был подотчётен как самому Совету, так и исполнительному комитету вышестоящего Совета. Есть мнение, что такая система делала советовластие сугубо формальным. Хотя вышестоящие инстанции просто «физически» оказывались не в состоянии решить все вопросы, стоящие перед нижестоящими. Не следует преувеличивать и степень партийного диктата, который, разумеется, имел место. «Централизация местного управления не означала, что местные Советы и их исполкомы все решали по указаниям свыше, — утверждают Михаил Попов, Иван Упоров и Евгений Штурба. — По приказаниям вышестоящих органов все вопросы местного характера решить зачастую невозможно, поскольку этих вопросов слишком много. Соответственно, даже то обстоятельство, что имела место "государственная" теория, характеризующая местное самоуправление, Советы как органы власти на местном уровне объективно не были в состоянии реализовать все свои функции». Нельзя не согласиться в этой связи с Николаем Алещенко: «Исторические исследования опровергают беспочвенные утверждения о том, что в годы Советской власти местные Советы якобы были бесправны, находились в подчинении партии и поэтому никакой роли ни в политической, ни в хозяйственной жизни страны не играли. Между тем анализ опыта деятельности местных Советов доказывает, что на самом деле это было не совсем так. Действительно, по отношению к ним партийные органы были директивными, но их директивы и многочисленные вопросы местной жизни Советы выполняли и решали самостоятельно. Для этого они имели хотя и недостаточные, но самостоятельные бюджетные ассигнования. Это убедительно видно было в годы Великой Отечественной войны» («Местные Советы депутатов трудящихся в "Сталинской" Конституции СССР (1936 г.) и их последующее организационно-правовое развитие до "Брежневской" Конституции СССР (1977 г. )»//Историческая и социально-образовательная мысль. Т. 7, № 7-1, 2015. http://cyberleninka.ru/article/n/mestnye-sovety-deputatov-trudyaschihsya-v-stalinskoy-konstitutsii-sssr-1936-g-i-ih-posleduyuschee-organizatsionnopravovoe-razvitie-do).

Укрепление советской вертикали совпало и с дальнейшей централизацией страны. Сталин «оптимизировал» СССР, усиливая его унитарное начало. Сам он, как известно, в 1922 году оппонировал Ленину, предлагая проект автономизации. По мнению Иосифа Виссарионовича, все советские республики должны были войти в РСФСР на правах автономии. А вот Владимир Ильич Ленин выступал именно за союз республик, причём требовал оставить его «лишь в отношении военном и дипломатическом, а во всех других отношениях восстановить полную самостоятельность отдельных наркоматов» («К вопросу о национальностях или об автономизации»).

По сути, «вождь мирового пролетариата» выступал за создание конфедерации, надеясь, что это облегчит присоединение к Союзу новых стран — европейских, азиатских и т.д. И это отвечало чаянию многих партийцев. Неслучайно в Конституции 1924 года выражалась надежда на объединение «трудящихся всех стран в Мировую Социалистическую Советскую Республику».

Тем не менее выбрали более централистскую модель. А в 1936 году Сталин использовал новую Конституцию для укрепления единства страны. «Если раньше советская федерация, по сути, была договорной, то теперь она становилась конституционной, — пишет Дмитрий Чураков. — В прежней конституции СССР 1924 г. текст основного закона начинался с декларации о создании СССР и союзного Договора. В тексте «сталинской Конституции» ссылок на эти документы уже не содержалось. Тем самым они утрачивали свою силу. СССР становился единым государством. Соответственно этому изменялась и структура государственных органов. Вместо Всесоюзного съезда Советов, двухпалатного ЦИК СССР и его Президиума новый основной закон предусматривал образование Верховного Совета СССР и Президиума Верховного Совета СССР. Если раньше высшие органы формировались методом делегирования, то теперь они избирались на основании всеобщего, равного, тайного и прямого избирательного права. Тем самым высшие органы власти уже не сковывались местными руководящими элитами и могли отражать общенациональные интересы. По-новому распределялись и полномочия между союзным центром и республиками» («Сталинская национальная политика и решение русского вопроса в СССР в 20–30-е годы»//Portal-slovo.Ru).

И, пожалуй, самое главное. Сталин ликвидировал так называемые национальные районы и национальные сельсоветы, которые обладали огромным удельным весом. «По данным на 1934 год, к категории национальных были отнесены каждый десятый район и каждый восьмой — десятый сельсовет в стране, — сообщает Александр Вдовин. — Однако в Конституции СССР 1936 года эти нижние этажи советской федерации не были узаконены. К началу 40-х годов многие из них были расформированы, национальный статус нерасформированных уже не подчеркивался» («Российский федерализм как способ решения национального вопроса: история и современность» // Власть и общество в России в XX веке).

Безусловно, это помогло упрочить единство страны, да и в будущем спасло от многих проблем. Можно только представить себе: на сколько частей распалась бы страна в 1991 году, если бы эти самые национальные районы и сельсоветы продолжали существовать.

«Сталинская» Конституция 1936 года позиционировала СССР как социалистическое и демократическое государство, отказывающееся от фантома «мировой революции» и левацкой диктатуры. Как показало будущее, это не уберегло страну от рецидива «гражданской войны и террора» (события 1937–1938 годов). Но полного возврата к прежнему уже произойти не могло.

Александр ЕЛИСЕЕВ