Памятник-благословение

Сорок километров от Московской кольцевой по федеральной трассе «Холмогоры». Москвичи привычно зовут её Ярославкой. А для паломников это была и есть дорога к Троице. Закончились урбанистические заросли городов-спутников Москвы: Мытищи, Пушкино, а у каждого спутника — свои спутники... Начинается Россия: леса, поля. Маяки храмов. Сорок километров от Кольцевой. Храм справа, храм слева. Справа — Воздвиженское, слева — Радонеж.

Седые валы осунулись и кажутся складками холмов, но это именно валы; мелководная ныне речка Пажа охватывает их с трёх сторон замысловатой петлёй — идеальное место для древнего города. Что люди здесь жили очень давно, видно уже из имени: Радонеж — притяжательное от былинного языческого имени Радонег, а археологические находки показали следы дьяковской культуры — значит, поселению не меньше тысячи лет. В XIII веке местность облюбовали баскаки, ушедшие глубоко в местный фольклор и топонимику; тридцатью вёрстами западнее (у нынешнего села Деденево) закончил свой исторический путь ордынский царевич Дюдень, организатор небезызвестной одноимённой «рати», а сам Радонеж впервые упоминается в духовной грамоте Ивана Калиты, составленной в 1328 году перед очередной поездкой князя в Орду. Суровые реалии той эпохи требовали всякий раз составлять завещание, отправляясь в дипломатическое турне на Восток.

Примерно в это время в Радонеж переселился некогда богатый, но разорившийся боярин Кирилл с женой и тремя сыновьями. Одному из них — Варфоломею — на роду было написано стать духовником земли Русской, знакомым всем православным под именем преподобного Сергия Радонежского.

Точной даты рождения Варфоломея-Сергия не сохранилось — условно пишут между 1313 и 1322 годами. В современных житиях принято указывать, что это произошло в 1314 году в окрестностях Ростова Великого, где ныне Варницкий монастырь. Когда Варфоломею исполнилось семь лет, его начали обучать грамоте, но учёба не давалась мальчику. И вот однажды он встретил в поле молящегося старца. Варфоломей рассказал монаху о своих неудачах, и тот, дав отроку просфору, благословил его. А Кириллу и Марии предсказал, что сын их станет «обителью Святой Троицы и многих приведёт вслед за собой».

Эта история хорошо известна. Менее известно то, что вопреки устоявшемуся мнению встреча эта произошла не в Радонеже, а под Ростовом. Но переспоришь ли народную молву? Специально в окрестностях Радонежа поселился, чтобы живописать легендарную встречу на холсте, художник Михаил Нестеров. В валах древнего города поставлен и памятник работы Вячеслава Клыкова: мальчик и инок, точнее, мальчик в иноке, словно в далёком тысяча-триста-непамятном году в загадочном молящемся старце встретил отрок Варфоломей самого себя.

Слова старика оказались пророческими. Мальчик стал усердно и успешно учиться, церковные книги предпочёл играм и детским забавам и в итоге избрал путь инока. Когда родители умерли, Варфоломей вместе с одним из своих братьев (Стефаном) отправился искать место для пустынножительства. Вскоре, правда, Стефан переселился в московский Богоявленский монастырь — «не выдержал пустынной жизни», говорят жития. А Варфоломей принял постриг под именем Сергия.

Известный духовный писатель XIX века Михаил Толстой в своих «Рассказах из истории русской церкви» отмечает, что молодого человека (а Сергию тогда исполнилось 24 года) долго обуревали все мыслимые страхи: он жил в келье один, его мучили жара и холод, голод и жажда, неведомые голоса гнали прочь. Однако в молитве и посте он находил утешение, и даже дикие звери не трогали отшельника. Однажды к келье Сергия пришёл голодный медведь, и монах разделил с ним свой единственный кусочек хлеба…

Постепенно потянулись и люди — за советом и спасением, кто-то селился рядом с пустынником, и через некоторое время на холме появилось уже более десятка келий, которые обнесли оградой. Возникла обитель Святой Троицы — будущая Троице-Сергиева лавра. Вопреки своему желанию Сергию пришлось стать её игуменом — так просила братия, так решил митрополит…

Шло время, Сергий приобретал всё больше уважения и влияния. К нему обращались за советом князья из разных земель. В результате благодаря, как теперь бы сказали, миротворческим и дипломатическим способностям настоятеля многие из них примкнули к войску московского князя Дмитрия Ивановича, когда пришло время противостоять Орде. Приехал к Троице и сам Дмитрий, чтобы просить благословения. Сергий не только благословил, но и дал князю двух иноков-воинов — Пересвета и Ослябю. Оба геройски погибли: один — в знаменитом поединке с богатырём Челубеем перед началом битвы, а второй — уже в ходе сражения, защищая знамя своего полка.

…Куликовская битва, о которой мы в деталях поговорим чуть позже, не избавила русских от ига Орды; более того, вскоре последовало демонстративное наказание — тохтамышево разорение. Хотя значение этого судьбоносного сражения для русского духа действительно трудно переоценить. Впервые наши войска смогли не просто достойно противостоять, но и одолеть ордынцев. Аморфная масса удельных княжеств спрессовалась в кристалл, Улус Джучи дрогнуло и дало трещину, через которую, как цветок сквозь асфальт, вновь проросла Русь. Победа на Куликовом принесла Сергию истинно всенародное почитание, канонизация стала лишь официальным подтверждением свершившегося факта. По сей день, когда говорят: Преподобный, просто Преподобный, без имени — каждому православному человеку понятно, о ком идёт речь...

После смерти основателя в 1392 году обитель продолжала расти, постепенно становясь главным монастырём России и (увы, как без этого?) одним из эпицентров политической жизни. У гроба Сергия примирились до поры Василий II (пока ещё не Тёмный) и Дмитрий Шемяка — последний клятвы не сдержал, в результате чего великий князь Московский как раз и «потемнел», то есть был ослеплён. А Василий III крестил у Троицы долгожданного наследника — Ивана, будущего Грозного. Именно при Иване IV в монастыре развернулось особо активное каменное строительство. Причём возводили как храмы, так и мощные оборонительные стены. Обитель Сергия стала крепостью.

Как пригодилась эта мощь уже через полвека, в Смутное время! Шестнадцать месяцев, с октября 1608-го по январь 1610-го, монастырь держал осаду, сопротивляясь превосходящим силам Яна Сапеги и Александра Лисовского — полководцев Лжедмитрия II. Тушинский вор фактически правил Россией, пользуясь тем, что к тому времени ему присягнули и Псков, и Ярославль, и Ростов, и Владимир, и многие другие города... а какой-никакой, но всё же царь — Василий Шуйский — фактически был заперт в Москве, утратив связь с внешним миром... Чтобы добить Шуйского, оставалось замкнуть кольцо блокады. И тут на пути захватчиков стал Троице-Сергиев монастырь.

Десять тысяч человек польского, литовского и казачьего войска взяли крепость в кольцо. Внутри под началом воеводы Григория Долгорукова-Рощи укрылись две с половиной тысячи «ратных мужей» и ещё около тысячи монахов, крестьян, паломников. Там же прятались женщины, дети и старики. Неравенство сил вселяло в тушинцев надежду, на их стороне был и психологический фактор — парализованная московская власть, казалось, вот-вот рухнет... Однако захватчики просчитались. В ответ на предложение капитуляции архимандрит Иоасаф ответил, что защищает никакого не Шуйского, а православие и вообще «государя, который на Москве будет». Так борьба перешла из плоскости политической в плоскость национально-освободительную, а отрезанная от мира Москва из просто досадной помехи Лжедмитрию превратилась в символ сопротивления.

Первые месяцы осады Троицкого монастыря прошли в локальных стычках — пробные приступы и ответные вылазки, в ноябре сапегинцы провели первый штурм, захлебнувшийся на линии передовых укреплений. В январе 1609-го осаждающим удалось подловить русских на контратаке: опрокинув посланный на вылазку отряд, конница тушинцев ворвалась в крепость... Положение спасли пушки, рассеявшие атаку, а оставшиеся без пехотной поддержки конники стали в тесноте монастырских построек добычей крестьян и монахов, забросавших супостатов камнями и забивших брёвнами.

Новой бедой той зимы явился голод. К февралю в монастырских стенах доходило до пятнадцати отпеваний в сутки. Целая драма разыгралась вокруг обоза с порохом, посланного с «большой земли» на помощь осаждённым. Тушинцы узнали о нём, перехватив гонцов, и устроили ночную засаду, однако бой засекли из крепости, предприняли вылазку и обоз отбили. Утром разъярённый Лисовский велел казнить на виду у защитников монастыря нескольких русских пленников. Эта жестокость сослужила ему дурную службу. Уж неизвестно, что сказали монахи, а Долгоруков-Роща представлял власть светскую, военную. В ответ на зверство Лисовского он вывел на стены всех пленных тушинцев — ни много ни мало шесть десятков, где их и зарубили. Среди убитых было много наёмников, а эти люди, может, и военные профессионалы, да только работают по принципу «мёртвый гонорару не получит» и в случае смертельной угрозы предпочитают дальше не воевать. В итоге Лисовский получил наёмничий бунт, подрыв авторитета и в целом раскол в лагере осаждавших.

Следующие два штурма прошли летом, практически один за другим. Июльская попытка использовать «засланного казачка» провалилась. Поляка, отправленного втереться в доверие Долгорукову, раскрыли,  и он как на духу выложил план атаки заплечных дел мастеру. Это позволило ослабевшим защитникам правильно организовать оборону. Зная, что силы осаждённых иссякают (в крепости осталось до 200 ратников), Сапега с ходу начал готовить третий штурм. В августе полки пошли на приступ с четырёх сторон — этот тактический ход должен был распылить и так ничтожные силы русских и не оставить шанса на спасение. А Сапега перехитрил сам себя. Вот попробуйте разобраться в таком сигнале к атаке: «Пушечный выстрел, от которого начнётся пожар в крепости, а если не начнётся, то второй выстрел, а если не загорится и тогда, то третий выстрел». Каково? И теперь представьте, что атака должна начаться одновременно с четырёх сторон. Да ещё и в темноте... И вот итог: атакующие перепутали выстрелы, начали штурм не синхронно и большую часть времени воевали не с противником, а друг с другом, когда случайно наталкивались на соседей в ночном тумане. Заговорившая русская артиллерия довершила картину бойни.

Осада длилась ещё полгода, но августовский провал стал началом конца. Казаки и наёмники не простили польскому полководцу ошибки, началось повальное дезертирство. Осенью нависла и фланговая угроза — материализовавшийся в районе Калязина монастыря Скопин-Шуйский (об этом предстоит отдельный разговор). Маневрируя и отрезая противника, русский полководец добился того, что поляки начали откатываться, чему настигающие их русские отряды всемерно способствовали. В лагерь Лжедмитрия вернулась всего тысяча захватчиков. Троицу отстояли.

Победа ещё более укрепила авторитет монастыря. Благодаря щедрым пожертвованиям (а жертвовали все — от царей до бедных паломников) разрушенное удалось быстро восстановить и улучшить. К 1650-м годам возведены существующие стены и башни. Укреплялось монастырское хозяйство. В конце XVII века, в эпоху передела власти, в жизнь обители снова ворвалась политика. В разгар Хованщины (1682 год) здесь укрывалась от взбунтовавшихся стрельцов царевна Софья с царевичами Иваном и Петром. Через семь лет Пётр спасался в Троице от другого Стрелецкого бунта, ведомого уже Софьей... Первому российскому императору быть бы дважды благодарным, но в делах религиозных он руководствовался чистым прагматизмом. И если чем-то и отметил Троице-Сергиев монастырь, так это конфискацией казны на военные нужды.

Зато дочь его к святыням ездила часто. Разумеется, в перерывах между придворными увеселениями, но всё же... Именно при Елизавете Петровне в Троице-Сергиевой обители открылась духовная семинария, а сам монастырь получил статус лавры (1744 год). В XVIII столетии начался поистине золотой век главного монастыря России: 150 лет непрерывного процветания. Тогда же окончательно оформился уникальный облик одного из лучших архитектурных ансамблей нашей страны — ведь кроме духовного содержания и исторической памяти важна и эстетическая составляющая! Постройки лавры — словно линейка, размечающая трёхсотлетие русского зодчества в его единстве и ярком многообразии. От Средневековья — Троицкий собор и Духовская церковь XV века. Монументальный «московский стиль», горизонтальный центр композиции — Успенский собор. Игривое русское барокко — надвратная церковь и трапезная; изысканное, академичное барокко с европейским акцентом — вертикальная доминанта, восхитительная колокольня архитектора Дмитрия Ухтомского, по сей день считающаяся одной из вершин отечественной архитектуры XVIII века.

В 1919 году монастырь закрыли, монахов перевели в Черниговский и Гефсиманский скиты (первый, пещерный, сохранился, второй практически полностью уничтожен с постройкой на его месте физико-технического института Минобороны). Хотя вот что удивительно: в стране, терзаемой Гражданской войной, социальной свистопляской и воинствующим безбожием, на главную святыню рука не поднялась. Сумели осознать ценность — по крайней мере художественную и историческую — этого сокровища, Троице-Сергиевой лавры, и сохранить его. Архитектурные памятники не разобрали на кирпич, не распродали за рубеж святыни (колокола, правда, в абсолютном большинстве ушли в переплавку). Постановление о музеефикации лавры вышло в 1920 году. В конце 1930-х началась реставрация. А с 1946-го музей-заповедник мирно сосуществовал с иноками — после войны здесь возобновилась монашеская жизнь. В 1990-е музей переехал «в город» — на территории лавры под экспозиции оставлена лишь ризница.